Столпотворение в этот поздний час в «Серп и Молот» было вызвано тем, что в первой части сегодняшней программы шла премьера фильма «Броненосец „Потемкин“», снятого Эйзенштейном к двадцатилетию революции 1905 года.
Хотя премьера и состоялась в столице Страны Советов городе Саратове в январе этого года, но в Сталинграде эта драматическая киноэпопея шла впервые.
К тому же, в это время существовала некая мода, из-за которой киносеанс выглядел как программа, включающая в себя какую-нибудь серьёзную драму, обязательный документальный фильм и в заключение — комедию.
Синематограф стремился создать развлечение на все вкусы.
Правда, в этот раз вместо комедии зрителям предложили психологическую драму «По закону» режиссёра Льва Кулешова.
Думаю, читатель помнит, что кино в это время ещё оставалось немым, но имело обязательное музыкальное сопровождение. Так вот, сегодняшние премьеры впечатляли ещё и тем, что они были показаны под музыку Эдмунда Мозеля, насыщенную симфоническим развитием, включающим различные шумы, что произвело на провинциальных зрителей неизгладимое футуристическое впечатление.
В этот вечер публика покидала синематограф вполне довольной, так как достаточно много всякого необычного нового увидела и услышала, за не слишком-то и дорогую плату.
Сам мэтр Эйзенштейн не удостоил провинциальную публику визитом, но зато, ей удалось познакомится с актёрами Александрой Хохловой, Сергеем Комаровым и автором сценария драмы «По закону» популярным международным журналистом Джеком Лондоном.
Всё это время, пока шли премьеры, неподалёку от синематографа, по другой стороне улицы, уже больше часа расхаживал человек в пиджаке тренчкот с поднятым воротником, скрывавшим половину его лица, и в кепке-восьмиклинке, прозванной в народе «хулиганкой», надвинутой на глаза.
Едва гомонящая публика показалась на выходе, как этот наш незнакомец устремился к широко распахнутым дверям синематографа и стал внимательно вглядываться в толпу покидающую здание.
В дверях в этот миг появился мужчина, одетый по последней берлинской моде.
Этот факт говорил о том, что перед нами явно иностранец или совбур (*советский буржуй)
Таинственный незнакомец, скрывавший своё лицо явно ожидал именно его. Он тут же подошел к мужчине и вручил конверт.
***
Когда посыльный из местного отдела просвещения передал мне послание было уже около полуночи. В обычном трёхкопеечном конверте без марки и без обратного адреса, на белом листе бумаги наклеены в несколько рядов полоски депеши:
Мистер Джек Лондон (Тчк) Уважаемый сэр (Тчк)
Я узнал от Володи Маяковского (Зпт) что ныне вы в Сталинграде (Тчк) Не могли бы вы там встретиться с нашим наркомом просвещения (Тчк) У него случилось архисрочное и архиважное дело (Тчк) Если будет возможность (Зпт) останьтесь в городе до вечера понедельника (Тчк) Товарищ Луначарский забронирует вам номер в гостинице «Люкс» (Тчк) Телефонируйте ему по номеру 22 - 13 городского коммутатора (Тчк)
С уважением к вам Игорь Северянин (Тчк)
Всю эту неделю промаялся ужасным бездельем, а предложение пожить в лучшем отеле города мне показалось не обременительным. К тому же я только что получил немалую сумму в совдензнаках за экранизацию своей драмы.
— Что за духота, просто слов нет! А не отметить ли нам встречу, выпив по бокалу шампанского или чего покрепче? Что скажешь Карл?
С Карлом Радеком из Коминтерна наши места на премьере оказались рядом и теперь я предлагал ему закрепить наше знакомство. Дело в том, что у русских есть совершенно уникальный его вид — «яснимпил». Но похоже, что литовский еврей не совсем подходящая персона для подобной смычки.
— Простите меня любезно, но думаю, что придётся это отложить на другой раз.
— Почему? — решил дожать его просто из принципа. — Ресторан в «Люксе» открыт. Что мешает нам принять немного спиртного.
— Видите ли, я не против. — Хотя весь вид его прямо-таки кричал об обратном. — Но проблема в том, что я уже опаздываю на цеппелин. У меня есть несколько минут, чтобы забежать на квартиру и забрать свой чемодан. Право слово, я не ожидал, что из этой премьеры сделают такое грандиозное мероприятие с приглашённым джаз-бандом и актёрами. Так что, я ужасно спешу. Иначе опоздаю и очень расстрою своё сокровище, мою единственную Розочку. Она будет ужасно волноваться если не успею на этот рейс. Я этого никак не могу допустить.
— Ну что ж, в таком случае не настаиваю.Счастливого пути, вам мой друг и до новой встречи!
— Надеюсь, вы не забудете о своём обещании?
— Ни в коем случае, дорогой Карл. Через две недели я с Маяковским и «Королём поэтов» обязательно буду в Саратове и, конечно же, первый визит к вам. Можете не сомневаться.
Мы горячо пожали друг другу руки, приобнялись и пошли каждый в свою сторону. Я на улицу Гугля в гостиницу «Люкс», а Карл дальше по Успешной — на квартиру.
Над всем Царицынским уездом даже ночью колом стояла пыльная жара, а в самом каменном капкане Сталинграда было не лучше, чем в жаровне.
Отель «Люкс» оказался зданием тёмно-вишнёвого цвета, располагавшимся рядом с дансинг-холлом Красной армии.
Я получил ключи у портье и поднялся на лифте в номер — унылую комнату с пестрым ковриком у входа и такими же связанными из лоскутов половицами, постеленными поверх паркета.
Стены украшали невзрачные серые бумажные обои, на которых ярким алым пятном висел рекламный плакат магазина скобяных изделий, выполненный в стиле плакатов Окон РОСТа, в которых здорово поднаторел Володя Маяковский.
В дальнем углу одноместного номера стояла двуспальная кровать.
Я слегка освежился и спустился в холл. Рядом располагался ресторан с баром, в котором коротали душную южную ночь состоятельные граждане — совбуры молодой Страны Советов.
Несколько раздражало обилие мужчин в квадратных пиджаках, источающих чрезмерный запах дезодоранта «Мажор» и одеколона «Шипр», и безвкусно накрашенных девиц с кровавыми губами в нарядах с заниженной талией.
В плохо освещённом отдалённом углу джаз-банд из солиста и пяти музыкантов в красных косоворотках тщетно пытался заглушить шум подгулявшей толпы арией «Летней порой» Джорджа Гершвина.
Я поковырял вилкой то, что в этих краях понимают под ужином, выпил бренди и пошёл звонить Луначарскому.
— Что ещё вам нужно? — спросил женский голос по-немецки после третьего гудка.
— Э-э-э… — сказал я, несколько сбитый с толку, но быстро взял себя в руки. — Могу я услышать мистера Луначарского?
Вопрос я, разумеется, задал на английском. Женщина тут же перешла на него.
— Кто это? Вы с ним договаривались о звонке?
Эта странная вумен не ответила на один мой вопрос и успела задать два. Мне это не понравилось.
— Вы миссис Луначарская?
— Да, я Луначарская-Розенель.
Её голос показался несколько истеричным, но в жизни я встречал людей, которые всю жизнь говорили так.
— Джек Лондон. Журналист, — представился в свою очередь.
—Мистер Лондон, Анатолия сейчас нет.
— Когда он появится?
— Не знаю. Вы откуда звоните? Из отеля? Вы…?
— Где вы живёте миссис Луначарская? У меня срочное дело к наркому.
— Что…? В… в отеле «Люкс», номер триста тридцать пять. Вы где…?
— Я свяжусь с вами через час, миссис Луначарская.
В окружающем мире полновластно царил полумрак. Время было позднее или наоборот слишком ранее. С полной луной на небе соперничало бледное пятно газового фонаря перед деревянной будочкой с табличкой «Касса». Тихо плескалась, накатывая на отполированную гальку, речная волна.
Нужно было немного проветриться и собраться с мыслями, поэтому не мудрствуя я отправился прогуляться по берегу Волги. Дышал кислородом и слушал ночь: хрустальную тишину и наваждение мерного плеска воды. Вглядывался в бездонность тёмного купола ночного неба с разбросанными по нему горстями звёзд, перечёркнутых серой прозрачной дымкой звёздного Млечного пути, ведущего к горизонту, где звёзд уже нет — а лишь густая тьма неизвестности. Берег усыпанный галькой, зеркальная водная гладь будто застывшей в летаргии реки, местами тронутая рябью, и далёкие звёзды — все они застыли в таинственном молчании. Весь этот молчаливый ночной мир напоминал какой-то давно забытый сон.
О чём я думал в тот момент уже не вспомню.
Спустившись к воде, присел покурить у дерева и увидел ноги в белых парусиновых туфлях.
Я осторожно обошёл вокруг.
Там лежал средних лет лысоватый мужчина с бородкой и усами. На белой рубашке расплылись тёмные пятна крови. Пулевых отверстий я не разглядел, было темновато.
