В кабинете с табличкой «Уголовный розыск» слева от входа стояла, переделанная из ржавой бочки, печка-буржуйка. На стенах висели аляповатые календари и агитплакаты с праздничными парадами, радостными рабочими и счастливыми доярками. Под огромной картой Царицынского уезда громоздился обшарпанный стол, обитый алым сукном. На нем лежали: пыльная папка и ржавая перьевая ручка; засиженная мухами чернильница-непроливайка и ковбойская шляпа «Стетсон», почерневшая от пота.
За этим дубовым оплотом бюрократа пристроился плотный, спокойный мужчина в модном вязанном полосатом жилете и в гражданском пиджаке с новеньким орденом красного знамени на лацкане.
Холёной, безволосой рукой он ловко сбросил папку в выдвижной ящик стола едва я переступил порог кабинета.
— Видел, как быстро я убрал документы при появлении постороннего? — спросил он у сидевшего на венском стуле рядом с «буржуйкой» худого военного с усами и двумя нашивками за смертельные ранения на гимнастёрке.
Тот лишь печально улыбнулся.
— Кто вы? Потрудитесь предъявить документы, гражданин, — строго блеснув пенсне, обратился ко мне гражданский, пока я размышлял над тем, с чего начать.
— Я Джек Лондон. Журналист. Документов у меня нет, их выкрали…
— Что у вас с лицом и кто может подтвердить вашу личность? — продолжал наседать на меня гражданский.
— Это у вас кажется называется «сходилналево», — указал я на свой фейс. — А подтвердить…
Тут вышла заминка, но выручил военный.
— Я могу, — сказал он гражданскому. — Мы с Варварой вчера ходили на премьеру в «Серп и Молот» и там этого иностранца представили публике, как Джека Лондона, сценариста криминальной картины «По закону». Наш человек, вроде как.
— С формальностями будем считать покончили. Результатом похода налево не интересуюсь, он у вас красноречиво прописан на лице. Что касается удостоверения, будем считать, что вот этот товарищ за вас поручился.
При этом он вопросительно поглядел на военного, тот с готовностью кивнул.
— Тогда представляюсь: начальник уголовного розыска Лаврентий Берия, а это мой товарищ — комендант сталинградского гарнизона и герой гражданской войны, по совместительству, Василий Чапаев. Он подрабатывает у нас водителем паробуса на пол ставки. Жена молодая завелась у героя гражданской, понимаешь ли, и теперь он как Титаник утопает в мещанстве: походы на премьеры в синематограф и филармонию; посещение библиотек и поэтических вечеров — да лучше бы он в Урале утоп, блин!
Похоже, человек в пенсне серьёзно переживал за своего товарища.
Я достал пачку сигарет и спросил:
— Можно ли здесь курить?
Берия махнул рукой, что вероятно означало: курите, — но от предложенной сигареты отказался.
— Хочу помереть красивым и здоровым, — пояснил он.
Чапаев посмотрев на пачку, тоже отказался, энергично помотав головой.
— Похоже они дожились до того, что верблюжий кизяк курят, — сказал он слегка наклонившись к Берии.
— Ну так подари ему нашего...
Чапаев прошуршал за печкой и протянул мне высохшую круглую коровью лепёшку. Русские в Сталинграде топят ими печки, но я не понял: зачем это мне? — когда на дворе лето. На всякий случай отказался, сославшись на то, что некуда положить.
— Я предлагал, махорки ему отсыпать, а ты…
— Да ну его, — смутился Василий. — Всё равно не поймёт, если привык свой «Комель» курить.
Берия достал из-под стола винную бутылку на этикетке которой красовались три семёрки.
— Портвейн «Три топора», чтоб нам долго жить! — объявил человек в пенсне. — Подсаживайтесь ближе.
— Я бы сухого выпил, — сказал Чапаев, не трогаясь с места.
Я же с подозрением разглядывал бурую жидкость, которую начальник уголовного розыска набулькал в гранёный стакан. Судя по запаху это была местная плодово-ягодная бормотуха и к портвейну не имела никакого отношения.
— Сухое вино, это напиток для мальчиков, — ухмыльнулся Берия. — Только портвейн — для мужчин.
— Но тот, кто хочет сделаться настоящим суперменом, должен пить бренди, — вставил я, решив отказаться от предложения.
