Приехал я как-то навестить родственников на Донбассе, и, помню, махнули мы с двоюродным братом Толиком на рыбалку.
Вечером сидим у костра – уху варим. Тихо вокруг. Луна вальяжно лежит на темной воде реки, камыши чернеют крепостными стенами, а над нами в прозрачном воздухе, будто перемигиваясь между собою, мерцают снежно-белые кристаллы звезд.
Вдруг шаги, и возникает из темноты старик лет шестидесяти с лишком – он целый день рыбачил неподалеку от нас.
- Сколько времени рядом - проговорил он с обстоятельностью донельзя уважающего себя человека, - а до сих пор не познакомились. Решил вот исправить оплошность, - и, расстелив на песке салфетку, выложил на нее из пакета бутылку водки, пирожки, котлетки, хлеб.
Последними появились три металлических стаканчика.
- Может уху подождем, - предложил я.
- Когда она еще будет, - отмахнулся неожиданный гость и, ловко разлив по стаканчикам водку, не мешкая провозгласил:
- Ну, за знакомство. Я - Эдуард Константинович.
Мы тоже назвались, а Толик, разглядывая выложенную на салфетке снедь, заметил:
- Эк, жена основательно вас собрала.
- Какая жена?! – буркнул старик. – Сам все готовил, - и, выпив мелкими глоточками водку, неспешно надкусил пирожок и принялся жевать с таким видом, будто лишь отдавал дань необходимости присоединится к общему столу.
Вскоре он опять взялся за бутылку и не то предложил, не то скомандовал:
- Повторим.
- Это по-нашенски, - одобрительно ухмыльнулся Толик, - между первой и второй перерывчик небольшой.
На скулах старика качнулись желваки. Он сдвинул брови и проговорил, точно не слыша слов брата:
- Хочу выпить за тех, кто нам жизнь подарил – за родителей. - Нелегкая выпала им доля. Считай с нуля государство строили. Отец вот мой всю жизнь отдал правоохранительным органам. Не за страх служил – за совесть. Светлая ему память.
Он обвел нас строгим взглядом - мы послушно подняли свои импровизированные бокалы, а Толик еще и прибавил:
- Пусть земля ему будет пухом.
На какое-время воцарилось торжественное молчание. Нарушил его Эдуард Константинович. Важно роняя каждое слово и почему-то глядя на Толика, он проговорил:
- На долю того поколения столько всего выпало. Из руин страну подняли. Я вот иногда думаю, а мы бы смогли так? Большие сомнения у меня возникают.
- Это точно! – с готовностью поддакнул Толик. – Вон у нас на шахте студент приехал на практику, а через день домой умчался. Говорят, институт свой бросил…
Из чувства противоречия я само собой не замедлил тут же возразить, и между нами стремительно разгорелся очередной бестолковый спор, пока его не прервал ночной гость, сказав сухо:
- Давайте уже по последней.
- У нас еще найдется, - ухмыльнулся Толик, доставая из сумки бутылку.
- Мне на боковую пора – завтра ни свет ни заря домой ехать, - сказал как отрезал ночной гость.
А уха, - растерялся Толик.
- Сами управитесь, - отмахнулся старик.
Он в два глотка опорожнил свой стаканчик, встал, выпрямился во весь невеликий свой рост, вскинул голову, и отблески костра в глазах его полыхнули яркими зарницами.
– Вижу, поесть-выпить вы мастера, а раньше-то все не так было, - проговорил он с несказанной горечью. - Всякий день как по лезвию ножа люди ходили. От того о государстве все в первую голову думали. Вечером за одним столом друзьями сидели, а на утро кто-то из них ордер на арест друга подписывал. Да что ордер, надо - пулю пускал ему в лоб, и рука, заметь, ни у кого не дрогнула. На такое кому сегодня пороху хватит? Кишка тонка - измельчали людишки.
Старик обвел нас испытующим взглядом, тяжело вздохнул:
- Э-э-эх! - и, сложив аккуратно металлические стаканчики в пакет, сутулясь побрел к своей, стоявшей на пригорке, донельзя престижной когда-то Волге 24.
- Кремень мужик, - глядя вслед ему, проговорил с почтительным уважением Толик и убежденно прибавил. – Такой никому не даст потачки, - а потом подвел итог, проговорив восхищенно. – Государственный человек.
