ДЕД ПРОКОП

Колька бежал по хутору с криками

- Немцы! Я видел немцев! Они в село зашли! Целый отряд! Скоро, наверное, к нам на хутор заявятся!

  От перевозбуждения пацана аж потряхивало, белобрысый чуб взмок, щёки раскраснелись. Бабы застонали, заохали. Дед Прокоп молчал, думая свою стариковскую думу. Он слышал, как зверствовали фашисты в других оккупированных сёлах, как угоняли молодёжь в Германию, несогласных расстреливали на месте. На попечении Прокопа остались невестка, да девятилетняя внучка Зинка.

  Невестка была небольшого росточка, худющая, кожа да кости. Прокоп подумал, что её можно выдать за свою внучку лет пятнадцати.

- Может антихристы отстанут, и не заберут её в Германию, пропадёт ведь там, - размышлял он, скручивая самокрутку с табаком.

  Зинка видела переживания деда и мамки, и сама уже не щебетала, как ранняя птичка. Прокоп невестке сказал,

- Ты, на всякий случай, собери узелок. Одёжку какую положи, да краюху хлеба. Как оно всё обернётся, неизвестно.

  На следующее утро в их хату зашла Наталья-вдова двоюродного брата. Она жила в селе, где обосновались немцы.

- Здравствуй, Прокоп, насилу дошла до вас. Вышла ещё по тёмному, чтоб полицаи не заметили меня. Ох, и лютуют они, похлеще фрицев. Заходят во дворы, забирают птицу, свиней на прокорм фашистам. Ты свою скотинку то спрячь. Может в яму какую поместишь, да кукурузой прикроешь.
- Спасибо, Наталья, что упредила. Наверное так и сделаю. Кур и поросёнка можно спрятать, а вот невестку с внучкой как защитить от супостатов?

  Передохнув, Наталья отправилась в обратный путь. От хутора до села было километров пять. Она шла пыльной дорогой, проклиная войну, фашистов, и свою горькую вдовью долю.

  Через два дня в хутор примчались полицаи. Они приказали всем собраться, и идти в село.

- Узелок-то и пригодился, - подумал Прокоп. Невестке строго-настрого наказал говорить, что она его внучка,

- Сёстры вы с Зинкой. Так и говори. А ты, Зинка, больше молчи, чтоб не проболтаться.

  В селе, возле бывшего сельсовета, собралась уже большая толпа односельчан. В стороне стояли немцы с автоматами, рядом с ними, брызжа слюной, скулили овчарки.
  Офицер, что старше чином произнёс на немецком пару фраз. Переводчик перевёл,

- Сейчас вы пойдёте в сторону переправы. Ни отставать, ни сворачивать в сторону, иначе расстрел.

  Под дулами автоматов, под лай собак, народ тронулся в путь, навстречу неизвестности. Где-то сзади пару раз была слышна автоматная очередь и крики людей. Прокоп догадался, что кого-то из односельчан уже не стало. Он прошептал невестке и внучке,

- Не вздумайте отойти в сторону с дороги. Даже по нужде не приседайте. Справляйте, не останавливаясь, прям в обутки.

  Утром рано они прибыли к Керченской переправе. Туда ещё пригнали народ, с близлежащих сёл и хуторов. Подталкивая прикладами в спину, немцы стали загонять всех на самоходные баржи, чтобы переправить в Крым. В трюмах барж находилось оружие и продовольствие для немецкой армии. Людей грузили специально, прикрываясь ими, как живым щитом. В случае, если налетят советские самолёты, то своих бомбить не будут. А как с высоты разберёшь, свои это или немцы. Вот и в этот раз, на подходе к Керчи, в небе появились наши бомбардировщики, и начали бомбить баржи. Прямым попаданием была потоплена средняя баржа. Крики и стоны людей разносились по всему побережью. Это было жуткое зрелище.

- Господи, помоги. Убереги молодые души. Я уже пожил.

  Прокоп старался накрыть собой своих девчат, принимая на себя брызги воды, которые столбом поднимались от взрывов.
И кто знает, может молитва и помогла. Уцелела их баржа. Но вот что ждёт дальше?

  Мокрых и испуганных построили их на площади. Переводчик опять стал переводить приказ офицера,

- Всем, кто пожелает работать на великую Германию, будут предоставлены особые условия. Вы будете хорошо накормлены и одеты.
От страха, или от голода из толпы стали выходить молодые пацаны и девчата. Им тут же наливали кофе и давали хлеб с маслом. Потом погрузили в машины и повезли на станцию. А дальше их путь был в Германию, где нужна была трудовая сила.

  Прокопа с односельчанами пригнали в Херсонскую область. Разместили в бараках, и каждый день гоняли, кого на сельхозработы, кого рыть окопы. Кормили баландой из прелого гороха и кукурузы. Прокопа по старости определили сторожем на ток, куда привозили зерно с полей. Он, рискуя жизнью, умудрялся, хоть жменю зерна, принести домой. Между бараков соорудил из кирпичей печку. Невестка варила похлёбку, туда и добавляла зерно. Сама она нанималась к местным жителям убирать огороды. За это ей платили овощами. Так и выживали они.

  Как только наши войска освободили земли от фашистских захватчиков, Прокоп засобирался домой, в свой родной хутор.

- Куда поедешь, у вас же там всё разбомбили. Занимал бы здесь свободную хату, да и жил со своими девчатами.
- Не могу я здесь. Домой тянет. Бог даст, обживёмся.

  Когда вернулись, увидели, хутор почти весь разбит. Но от их хаты половина уцелела, «и то хорошо, какая-никакая крыша есть, остальное подладим.» размышлял Прокоп.
  И принялись они с невесткой восстанавливать своё жильё. Ещё некоторые хуторяне вернулись. Вместе веселей стало, сподручней сообща-то работать. Кто глину с соломой месит, кто какие обгоревшие доски нашёл, да пытается крышу накрыть. А ещё в камышах Прокоп лодку, немцами брошенную, обнаружил, на которой он выплывал в лиман и ловил рыбу. Улов иногда был хороший, и Зинка ходила в село, продавала, а на денежки покупала хлеб, да конфет себе.

  Пять лет прошло после войны. Хутор ожил, не многие земляки выжили, но кто остался в живых, все вернулись сюда, на свою Родину.
Прокоп с годами уже не мог выполнять мужскую работу. Он большей частью сидел на лавочке возле хаты, смотрел, как местная ребятня гоняла мяч на полянке. Весёлый смех разносился по всему хутору, что несомненно радовало старика.

- Дай Бог им не знать все ужасы войны – подумал он, прикрывая свои выцветшие глаза от яркого солнца.