ремеслам.
- А как у вас казнят? – поинтересовался житель двадцатого века.
- Забросают стрелами или дротиками, либо разобьют голову железной палицей. Но если вина велика, то сдерут кожу.
- Всего-то? Надо же, какие великие гуманисты собрались в Парфянском царстве, - иронически хмыкнул Степан. – Впрочем, мне кажется, что ты уже приходишь к тому же выводу, что в ваше время все социумы невероятно схожи друг с другом?
Но у его собеседницы оказался наготове еще один аргумент. Она вспомнила, какой хохот вызывали в Парфии рассказы о том, как Сулла в молодости не давал проходу актерам, а во время Югуртинской войны на каждом привале вступал в связь со своими воинами. Но в Риме этому не смеялись и после захватом Суллой власти удостаивали его всех возможных почестей.
- Мы дети Огня, а они дети порока, - упрямо сказала Реште. – Римляне такие же великие мужеложцы, как и подвластные им греки. Скоро там не будут нужны женщины, потому что римские мужчины сами начнут рожать.
Степан улыбнулся:
- Что-то мне подсказывает, что такое имело место везде, просто не везде было принято афишировать. Независимо от страны, баловалась знать, а уж точно не крестьяне и другой простой народ, которому надо было выживать и не давать семьям умереть с голоду, а значит, было не до того, чтобы предаваться греческим забавам.
Реште дернулась. Упоминание о крестьянах затронуло болезненную для нее тему. Парфянская земля не отличалась плодородием, урожаи были скудными, поэтому крестьяне с трудом сводили концы с концами, часто живя впроголодь. Это нисколько не мешало царским сборщикам податей регулярно объезжать все села с отрядами воинов. В неурожайный год, что бывало нередко, цари и не собирались уменьшать размер податей, что для крестьян часто означало голодную смерть. Хотя назвать парфянских царей бедными было бы сложно. Они держали под своим контролем Великий Шелковый путь, что давало огромный приток средств в их казну.
Тот год, когда погиб Амбеаршан, оказался одним из самых неурожайных. Умирали целые семьи. И тогда Реште, пересилив себя, пришла к Тару, старшему сыну полководца, который стал главным наследником, приняв под свою руку крепость и основную часть богатств. Нелегко было девушке решиться на этот визит. Старшие братья всегда относились к ней с пренебрежением, считая всего лишь дочерью купленной рабыни.
Реште попросила брата помочь голодающим крестьянам округи – ведь у него в крепости в закромах продовольствия было полно.
Тар засмеялся сестре в лицо, кликнул слуг и велел им проводить ее до выхода и больше никогда в крепость не пускать. Реште тогда пообещала себе это запомнить. А отношение ее к власти царя Харрута было враждебным, но тех пор, пока не минует опасность римского вторжения, она решила держать это при себе.
Степан прервал ее размышления:
- Реште, а что означает твое имя? Вроде, в Иране даже город есть почти с таким названием.
- Оно означает – «живая река», - ответила парфянка. – Может, это потому, что мою мать, которую я никогда не видела, привезли с берегов далекой северной реки.
Она поведала Степану о путешествии тирских купцов.
- Вот это да! – удивился ассистент режиссера. – Судя по описанию маршрута, они через Северное и Балтийское моря и Финский залив зашли в Неву, проплыли через всю территорию нынешнего Питера, то есть – здесь, а потом проплыли через Ладожское озеро и вошли в Волхов. А холм с поселением твоей матери – не иначе, как место, где через многие века возник Новгород. Получается, что ты не такая уж чистая персиянка, а в некоторой степени даже… Впрочем, не буду ничего предполагать, потому что неизвестно, какие там дальше случались переселения народов и были ли эти йонты прямыми предками восточных славян, то есть нас, русских.
Внезапно Реште почувствовала, что голова у нее закружилась, в глазах потемнело, а окружающая ее картина сильно изменилась. Все то, что она видела перед собой, как-то подернулось туманом, помутнело, расползлось по сторонам, образовав по центру прореху, через которую явственно проявилась серая стена проклятого Лабиринта.
Но это длилось всего одно мгновение. Прореха затянулась, а окружающий мир вновь обрел ясность и четкость.
- Степан, - тихо сказала Реште. – Я скоро проснусь и вновь окажусь т а м. Благодарю тебя, что ты помог мне советом. Быть может, я и выберусь оттуда.
- Ты обязательно выберешься, - заверил ее Степан. – Знаешь, Реште, а ты ведь в чем-то счастливее нас. Ты живешь одним днем и даже часом, не зная, что будет вот-вот, останешься ли ты в живых сегодня или завтра, через неделю, месяц, год, а может – вообще до старости. И эта неопределенность для тебя как бесконечность. А у нас иначе. Мы, несколько человек, знающих будущий исход «Тебризского кризиса», понимаем, что приговорены к смерти, а сейчас пользуемся лишь отсрочкой, а дата исполнения приговора известна, и расстояние до нее с каждым днем сокращается.
- Ты говоришь про ту приближающуюся страшную войну, которую начнут люди с головой гепарда, готовые убить весь человеческий род?
- Почему с головой гепарда? – удивился Степан.
- Я так почему-то вдруг подумала, - смутилась парфянка.
- Ну и воображение у тебя! Да, я про эту войну. Сейчас большинство людей ничего и предположить не могут. Но это все обретет определенность, как только все узнают о новом раскладе. Как только американские авиационные и ракетные базы будут в Тебризе и Мешхеде.
- Их там не будет, - твердо сказала Реште.
- Не будет? Почему?
- Потому что я этого не допущу.
- Ты?! – с удивлением воскликнул Степан. – Каким это образом? Как ты, живя двадцать веков назад, можешь повлиять на то, что будет происходить сегодня и завтра?
- Я убью царя Харрута и прерву правление его династии. Дозволить людям, приплывшим из-за дальних морей, разбить свой лагерь на земле Парфии и привезти огнедышащие летающие повозки и катапульты будет некому.
Степан горько рассмеялся:
- Реште, наивная ты девочка, неужели думаешь, что если ты две тысячи лет назад убьешь какого-то там царя, то этим изменишь весь ход истории? За двадцать столетий в Парфии-Персии-Иране этих династий еще больше полутора десятков сменится! Будут еще какие-то Сасаниды, какие-то Канджары. Да и какая разница, кто будет сегодня шахом, Пехлеви или кто-то другой, если внешним курсом страны полностью рулит Америка.
- Степан, - проговорила Реште. – Я понимаю, что ты сейчас надо мной смеешься, и это верно, потому что ты жрец и ученый муж, превзошедший своими познаниями даже моего наставника Калишатху, хоть ты и молод годами, а я всего лишь девушка из парфянской провинции, хоть и принадлежу к славному роду. Но есть и то, что неизвестно даже тебе, овладевшему многими тайнами мироздания. Я вспомнила: о той последней для всех войне, про которую ты говорил, есть в пророчестве последнего атланта.
- Я знаю о нем, мне рассказали.
- Но там есть и другое, о чем тебе не рассказали. Я появилась на свет как раз в ночь на Праздник винограда на двести одиннадцатый год Змеи. Старик-атлант не успел закончить то, что говорил, потому что умер. И может получиться так…
Реште не докончила, потому что вдруг издала какой-то тихий горестный стон.
- Что с тобой? – спросил ассистент режиссера.
- Я вот-вот проснусь, - упавшим голосом сказала парфянка.
Мир вокруг нее вновь начал постепенно мутнеть. Еще немного – и отвратительные стены Лабиринта проглянут вновь и сомкнутся вокруг нее уже окончательно.
- Степан! – крикнула Реште. – У тебя есть такое чудесное огниво, как у того ракшаса? Если есть, то зажги то, что сумеешь!
- Я вообще-то не курю, но спички с собой таскаю, зачем – сам не знаю. Попробую тебя порадовать напоследок.
Молодой человек извлек из кармана коробок и чиркнул спичкой. Одно лишь мгновение Реште заворожено смотрела на язычок пламени, а затем быстро произнесла нараспев несколько фраз на незнакомом Степану языке.
- Что это было? – с любопытством спросил он, задув огонь, как только пламя щипнуло его за пальцы.
- Страшные летающие повозки и катапульты, призванные сжечь весь мир, на парфянскую землю не придут, - была последняя фраза Реште уже по-русски. – И войны, которая убьет человеческий род, не случится. Я еще не знаю, как я это сделаю. Но только что я поклялась в этом перед огнем. А когда парфянская девушка из рода Файзака приносит Ахур-Маздогу клятву перед огнем, она сдержит каждое слово своего обещания, даже зная, что расплачиваться ей придется собственной жизнью.
Когда Настя, открыв глаза, оглянулась вокруг, ее изумлению не было предела.
Всего какой-то миг назад она находилась в школе, участвуя в подготовке торжественного собрания и собирая свой класс по всем этажам. А теперь…
Она сидела на скамейке в каком-то незнакомом дворе. Вокруг суетились и играли дети, на скамейках сидели старушки, какой-то паренек немилосердно терзал гитару, а молодые мамы с колясками тихонько беседовали о своем.
Рядом же с Настей сидел молодой человек и пристально смотрел на нее. Его лицо, носящее следы совсем свежих побоев, вдруг показалось ей знакомым.
- Ой, а я ведь вас помню! – воскликнула она. – Вы ведь в Театралке учились? В совхозе тогда Артем, штабист комсомольский, мне выговаривал и за плечи тряс, а вы его одернули. А что у вас с лицом? Вас хулиганы избили? Кстати, вы не видели, как я здесь оказалась?
- Настя, меня зовут Степан, - с улыбкой сказал сосед по скамейке. – Раз уж мы знакомы, может, на «ты» перейдем?
- С удовольствием, - сказала Настя. – Слушай, Степа, со мной что-то непонятное случилось. Я только что в школе была. По воздуху, что ли, сюда перенеслась? Может, ты что-то видел и что-то знаешь? А то прямо фантастика какая-то.
- Я все видел и все знаю, - загадочно произнес Степан.
- Ну и? – голос девушки срывался от волнения.
Степан внимательно наблюдал за ней. На первый взгляд она была та же самая, но если приглядеться… Мимика, интонации, взгляд – все разительно отличалось от того, что было еще несколько минут назад.
- Настя, ты знаешь, что такое сомнабулизм?
- Конечно, знаю. Человек ночью ходит, даже совершает какие-то поступки, а утром не помнит, что с ним было. Лунатик, короче. Хочешь сказать, что так со мной было? Ты меня так не пугай!
- Придется тебя огорчить: именно это с тобой и было, - ответил молодой человек, решивший не упоминать о «гостье из прошлого». – Настя, сейчас я тебе все расскажу. Но перед этим у меня к тебе вопрос. С тобой в последнее время ничего странного не случалось? Не приходилось принимать какие-нибудь таблетки снотворные, психотропные?
- Нет, я вообще лекарства не употребляю, рано мне еще, - проговорила Настя. – Разве что, сыворотка эта…
- Сыворотка? Давай-ка с этого момента – подробно.
- Неделю назад я по объявлению пришла в больницу недалеко от Сосновки. Объявление было в газете, что нужны добровольцы для испытания новой сыворотки против гриппа. Я позвонила. Сказали, что выдают справку, по которой на работе или учебе обязаны предоставить два выходных в любые дни. Я обрадовалась. Хоть две субботы получу, потому что учеба по субботам – это для школьников и студентов просто издевательство, как и для учителей и вузовских преподов, я это всегда говорила и буду говорить.
