Дорога в один конец

призрачном лесу – у соседа. Старенькая слива, плодоносящая год от года всё хуже и хуже расщепилась пополам в стволе, будто некий шалун и буян рассёк её ножом и более тонкая часть ствола, осыпав цвет, завалилась на теплицу. Сосед виртуозно крыл матом непогоду и метеорологов, адресуя инвективы в небо: вчера он высадил в теплице чувствительные к перепаду температур какие-то особенные томаты; семена ему привезли дети из Владивостока. Они занимаются коммерцией с китайскими партнёрами, часто ездят в Поднебесную на отдых. Семена этих расчудесных и одновременно чувствительных томатов приобрели в какой-то лавчонке у страшненького продавца-китайца за очень большие деньги. О заоблачной цене поведал сосед, хвастался тем, что он единственный в городе и районе владелец иностранной аграрной диковинки и экзотики. И точно, цену он преувеличил, равно как и приукрасил урожайность с одного куста до сбора урожая. Теперь он орал благим матом, гонял пасущихся курей палкой, выгонял тупых птиц из теплицы, равнодушно клюющих ценные кусты и звонил по телефону кому-то, жалуясь и печалясь о своей беде.
    Заприметив меня, он стремительно переменил вектор разговора, буркнул неразборчиво в трубку, отключился и устремился на меня.
    - Ви-итя-а-а! – разнеслись стенания в атмосфере весеннего воздуха, - за что-о, за-а что-о такие страдания и му-уче-ени-ия! И всё на мою бедную голову! Ви-итя-а! ты не можешь представить…
    Разбрасываясь ламентациями Генка остановился возле забора, не решаясь войти во двор.
    - Я же, наивная и скромная душа, люди свидетели, думал, как положено, вот, выращу новые культуры, не свойственные в нашем климате, не распространённые у нас на Донбассе, соберу урожай… Похвастаюсь, угощу соседей. Что мне жалеть какие-то помидоры…
    Генка врал и импровизировал на ходу: он из той породы, у кого зимой снега не выпросишь. С чего бы это ему так резко поменяться. Ну да, я новый сосед, нужно представить себя в лучшем свете передо мной, показать отличительные стороны, опровергнуть слухи о его скупердяйстве. Слов, успокаивающих не нашлось. Промолчал, иногда красноречивое молчание предпочтительнее неудержимой диареи болтовни.
    - Ви-итя-а! – тянул сосед, выдыхая в лицо свежие пары домашнего вишнёвого самогона, - ведь есть же справедливость на этом свете?
    Не проронив слова, многозначительно киваю. Это Генку вдохновляет.
    - А почему меня она обходит за десять вёрст?
    Пожимаю плечами, стараюсь придать лицу сострадание и понимание.
    - Потому, что сам я от природы справедливый. Да! Ты этого не знаешь, человек ты новый, хоть и родился здесь, в городе.
    Двигаю бровями удивлённо, изумляясь Генкиной осведомлённости, хотя из своего происхождения секрета не делаю.
    - А справедливость на справедливость, как плюс на плюс у магнита, отталкивается, - сосед умолкает, думая, поразил меня своими знаниями физики.  - Вот, недавно машину мне…
    На выручку пришёл случай – зазвонил мой телефон. Прикладываю руки к груди, извиняюсь, надо ответить. Заверяю Генку, что в следующий раз обязательно выслушаю его триллер с машиной и о том, что с ней случилось.
    Ошиблись номером. Разговор продлился две секунды. Дождинки снова начали выбивать тайное послание азбукой Морзе по стеклу. Сосед снова кому-то плаксиво жаловался по телефону на несправедливость и так далее.
    Идти куда-либо не хотелось. Запланированная послеобеденная прогулка в городской парк, 70-летие которого планировали отпраздновать в начале осени, откладывалось в виду известных причин. Конечно, появились сомнения о верности пришедшего решения. Когда матросу мешал дождь? В «учебке» старшины не уставали повторять, для матроса дождь – это пыль. И ещё замечу, когда мной овладевают сомнения, я вспоминаю вычитанные где-то умные слова о том, что в себе нужно иметь хаос, чтобы родить танцующую звезду. А чтобы этот перформенс длился вечно, нужно добавить в вечерний напиток, настоянный на свете звёзд, немножко яду, он навевает приятные сны.
    Хаос в себе уже чувствую. Ободрился даже. Спасибо погоде, чтобы делал, наверняка, томился в размышлениях. Беру вечерний напиток, вернее, утренний самогон, настоянный на свете звёзд, на шуме дождя и отражениях в луже низкого неба, добавляю немного яду – игра слов. И выпиваю. Зубами разгрызаю грушу прошлогоднего урожая. Сок течёт по щекам, подбородку. Сладкий вкус оттеняет аромат самогона. Это угощение соседа, живущего через дорогу, выше по улице; он мужчина моих лет, из-за пристрастия в военной форме, все его называют почтительно-насмешливо Милитари. Он и забор выкрасил пикселями, где-то раздобыл такое же постельное бельё, ума хватило не перекрасить машину. В общем, человек не наигрался в детстве в солдатики, несмотря на то, что служил сверхсрочную и демобилизовался в звании старшего прапорщика. Привычные ему образы Милитари привнёс в гражданскую жизнь. Чтобы не свихнуться от скуки и безделья, он увлёкся самогоноварением. Купил выгоночный аппарат, и домашняя винокурня заработала в полную силу. Яблоки, груши, вишня, абрикосы, малина и крыжовник и прочие дары земли Донбасса шли на производство фирменных напитков. Если бы это была одежда, то её называли бы от «кутюр». А так, прижилось импортное словечко – «крафтовый» в отношении алкоголя. Сам Милитари за рюмкой душистого самогона поделился, что эти новомодные словечки ему не по душе. Отдаёт от них стойко ненашестью, им любимое слово. «Самогон – это самогон, без всяких крафтовостей, - заключил он свой спич, - или более народно – горелка!»
    Домашним вишнёвым самогоном угостил Милитари и заверил: «Витя, первак, ручаюсь!» От совместного распития отказался, сослался на занятость. Вечером спиртометр показал 67 градусов. Сразу стала ясна причина отказа, настоящий первак сравним по крепости со спиртом. Вот поэтому закралось подозрение, что Милитари схитрил, нужно за руль. Насколько сумел его изучить за короткое время, две стопки самогона не останавливали его от желания прокатиться с ветерком на своём джипе.
    Вишнёвка развеяла хандру. Просветленно-восхищённым взором посмотрел на стопу бумаги и сел за работу. В черновике отражаю всё, пришедшее на ум, всё услышанное вчера, внося каждую деталь и мелочь.
    Дождь, самогон – в приемлемо-разумных пропорциях только способствуют активности работоспособности. Писалось легко. Далеко не каллиграфический почерк усеивал листы бумаги, строки иногда расползались, чаще набегали одна на другую, при внимательном рассмотрении можно прочитать и разобраться в написанном.
    Приятно сбрасывать неприятности, как капли воды с зонтика! Приятно исписывать листы, не жалея чернил. Вдвое приятнее почувствовать приятную усталость от проделанной работы!
    Смотровая площадка на вершине горы с двух сторон уходила отвесно в глубокое ущелье. Над головой прозрачное, до космической черноты небо. Ветер свистит стаей голодных злых стрел, пронизывает до костей, лижет ледяным языком подошву площадки. Иногда из ущелья с необычайной силой летят восходящие потоки. Они несут сырость и запахи чего-то необъяснимого. От вдыхания их тело покрывает липкий пот. Смотрю вперёд: горные гряды расходятся радиально, блестя жемчугами вершин, сверкая каплями озёр и искрятся серебряными нитями ручьёв и рек.
    Делаю осторожный шаг к краю площадки. Бездна манит. Хочу вглядеться в сиреневый мрак. Наклоняюсь. Сильная струя ветра срывает панаму. Уносит ввысь. Неведомая сила впивается в глаза и тянет вниз…

                                                                3

    - Ты не пожарным работал?
    - А что?
    - А то, - говорит, передразнивая, Андрей. – Не успел выйти, как ты сразу придавил массу.
    - Саня где? – спрашиваю Андрея.
    - Ушёл за сигаретами.
    - Когда придёт?
    Андрей пожал плечами.
    - Как купит. Вить, ты куда-то торопишься?
    - Нет, - отвечаю подумав, - я на пенсии. Куда надо опоздал, куда не нужно успел.
    - Вот и ладушки, - Андрей колдует над запарником. Из разных коробочек насыпает по щепотке помимо чая, какие-то травы. – Ромашку пьёшь? Аллергия есть? А шалфей? Как к мяте относишься?
  - К матэ?
  - Мяте!
  - Она на мужиков плохо влияет.
    - В плане чего? – замирает Андрей, уставившись удивлённо на меня.
    Показываю рукой ниже пояса. Он смеётся.
    - Представить трудно, сколько нужно выпить мяты, чтобы повлиять на него!
    - В одной брошюре вычитал.
    Андрей поднимает указательный палец и мне вдруг показалось, встань он на цыпочки, проткнёт потолок ногтем.
    - Меньше, Витя, нужно всякую бздуру читать… Бздура – это…
    Перебиваю его:
    - Я знаю значение.
    Андрей крутит головой, ну, раз так и тонкой струйкой вливает кипяток в запарник.
    - Тогда… тогда… - он не прерывает процесс заваривания, - не будут в голове… роиться разные мысли.
    - Хорошие или плохие?
    - От тех и других в равной степени вред пропорционален…
    - Чему?
    Он не слышит.
    - Вот, красотища какая! – Андрей улыбается, разведя ладони, - Витя, чувствуешь аромат? Сила то…
    Хлопает входная дверь. Раздаётся голос Сани. Он кому-то выговаривает по телефону.
    - О, пьёте чай! – улыбается, войдя в кухню Саня и втягивая носом витающие в воздухе ароматы. – Не соскучились? Душицу забыл положить, - обращается к брату. – Как к травяным чаям относишься? – это уже ко мне.
    - В гостях пью, - отвечаю уклончиво, - потому как… - делаю паузу и после ферматы заканчиваю: - В чужой монастырь и так далее.
    - Тогда не будем толкаться на кухне и идём в зал, - командует Саня. – Чаёвничать будем под тихое шуршание видеосюжетов по телеку.
    Тишину нарушало наше присутствие и мелькание по телевизору видеорядов: Саня искал музыкальный канал.
    Я с видимым равнодушием смотрел на мелькающие кадры, пил мелкими глотками чай. Андрей тоже с какой-то философской отрешённостью, только бегали глаза, следил за происходящим на экране. Санька сквозь зубы тихо комментировал увиденное. Внезапно Андрей напрягся.
    - Саня, верни картинку назад.
    Саня выполнил просьбу.
    - Ещё… ещё… Стой, нет, ещё!.. Погоди…
    Оператор показывал разрушенные дома посёлка Н, журналист рассказывал об очередном обстреле покинутого жителями посёлка. Затем оператор перевёл камеру. В прицел объектива попало подворье, разрушенный дом, поваленный кирпичный забор, поклёванные пулями и снарядными сколками выкрашенные в синий цвет металлические ворота.
    В объектив камеры попал сад с посечёнными ветвями деревьев, журналист, беседующий с единственным жителем, владельцем подворья. Потом объектив камеры остановился на косо торчащих из земли неразорвавшихся снарядах «Града».
    - Сейчас к Михаилу Остаповичу придут сапёры и обезвредят смертоносные…
    Громкий выдох. Быстро перевожу взгляд на Андрея. 
    - Повезло мужику, - едва слышно произнёс Андрей. – Рвани один, мокрое место от него осталось бы…
    Саня покачал головой.
    - Почему это происходит? – спрашиваю, обращаясь к Андрею, но и адресую вопрос к Сане – интересно мнение. – Почему не разрываются снаряды?
    - Причин много. От заводского брака, саботаж рабочих или на передовой… - Андрей глубоко затянулся сигаретой. – Всяко бывает.
    - Андрей, у меня вопрос к тебе.
    - Давай.
    -