Когда она надела маску на лицо, и, более того, влезла в шкуру персонажа, как выражаются некоторые театральные педагоги, точно не помнит. Возможно, это было ещё в детском саду, когда очень хотелось, чтоб у неё был папа, как у всех девочек в группе, и чтоб иногда приходил за ней в детский сад. Дарил подарки. Катал на машине. Водил в парк, на аттракционы, в детское кафе. В цирк. Чтобы катались вместе на катере, на пруду, на пляже всей семьёй загорали, купались. Но папы не было у Наты. Была только мама. Ещё часто бабушка приходила. Мама много работала. Уставала. Из детского сада Наточку чаще забирала бабушка.
– А где твоя мама? – как-то спросила одна девочка из группы.
– На работе, – уверенно сказала Наташа.
– А папа тоже?
– Да, – ответила менее уверенно, но тут же выпрямила спинку и заявила. - Он много работает, деньги зарабатывает.
Возможно, с той лжи и началась игра, то лицедейство на многие - многие годы. Сначала играла папкину дочку перед теми, кто был ещё мал и верил, а в школе не получилось, ведь в журнале в графе «отец» стоял прочерк. Зато Натка стала играть другое – роль девочки вполне благополучной и счастливой, хотя реальность была далека от выдуманных обстоятельств. Например, никогда не ездила на море, в Москву, в санаторий, как другие девчонки со своими родителями, но Натка вдохновенно лгала о море, о чайках, а чтобы бледный загар не выдал ложь при сентябрьской встрече с одноклассниками, до дикой усталости работала в садоогороде. К концу лета становилась такой смуглой, что мама называла негритянкой.
С четырнадцати лет начала подрабатывать. Разносила газеты, гуляла с малышом из соседнего подъезда или с собакой хозяйки из дома напротив. Конечно, не просто было играть роль девочки из успешной семьи потому, что не могла просто пойти на рынок, в магазин и купить те вещи и одежду, что носили девчонки – модницы. Зарплаты мамы и Наткиных заработанных грошиков на всё не хватало. Особенно после оплаты коммунальных услуг кошелек мамы – медсестры худел, образно говоря на столько, что тут не до жиру, быть бы живу. Чтобы купить более - менее приличный телефон, даже подержанный, и нормальные джинсы, работать надо было, не покладая рук. Вечером вместе с мамой мыли подъезды. Это была небольшая, но прибавка в семейный бюджет. А уроки она учила, прихватывая часть ночи. Мать говорила: «Учись дочь, старайся. Ни на кого не надейся, только на себя. Я вышла замуж, думала, буду жить в мире и достатке, а папка козлом оказался». И вспоминала иногда грустные подробности распада семьи:
– Я после родов располнела, как многие, так он на молодых тощих коз стал заглядываться. Да и хозяин был аховый. Ни кран починить, ни обои поклеить... Представляешь, картину на стену полгода повесить не мог. В результате, сама стену сверлила, саморезы вкручивала! И вообще – всё сама. ...А начала возмущаться, просить в магазин сходить или с тобой - малышкой погулять, вообще, другую нашёл. Козу тощую. И к ней ушёл».
Дочь в очередной раз выслушивала историю, обещала «нажать» на учебу, и это получалось. Школу окончила с серебряной медалью, поехала в столицу республики и поступила на филфак университета. Училась отлично. Прослыла зубрилкой. Это не было истиной, ей не нужно было часами повторять очередной материал, память была отличной, и она отвечала на вопрос близко к тексту учебника ...Личной жизни, как у многих девчонок филфака практически не было. На посещение клубов, танцполов, концертов, на посиделки в кафушках элементарно не было средств. Медсестре с копеечной зарплатой учить дочку в вузе было не просто. Брала дополнительно ночные дежурства, по соседям бегала, уколы ставила, чтоб какую-то денежку домой принести.
На предпоследнем курсе, в октябре Наташа устроилась работать по вечерам в кафе официанткой. Приходила домой после часа ночи. Уставала страшно. На лекциях засыпала. Зато смогла купить ту одежду и обувь, о которой мечтала. Мир вокруг сразу изменился. Парни с других факультетов, на своём то их было всего три человека, стали обращать на модную тоненькую блондинку особое внимание. На улице, в парке, в магазинах она тоже ощущала заинтересованные взгляды. Случайно попала в ночной клуб – девчонки – официантки затащили туда после работы. Натка пришла в общагу под утро счастливой, как никогда. А как ни ликовать, если теперь у неё был свой парень! И не просто молодой человек, а самый красивый, самый общительный и веселый из всех, которых увидела в том клубе.
Три недели свиданий, три недели сказки, фэнтези. ...А потом все кончилось. Узнал, что она – дочь медсестры из провинциального городишки и прекратил общение.
Она… не захотела жить. ...Пришла к одногруппнице в гости, та жила в высотке, и пока Маша хлопотала на кухне, Ната решила выйти из окна на пятнадцатом этаже... Девушка успела схватить её в самый последний момент и повалить на пол. Та вырывалась, кричала, царапалась. Мария отхлестала по щекам, и несостоявшаяся суицидница притихла. Сидела на полу и тихонько, как побитый щенок, скулила.
Потом хозяйка отправила в ванную, под душ. Теплые струи смыли не только слезы, но немного успокоили и заставили устыдиться за своё поведение.
Она пила сладкий чай и долго извинялась перед Машей. Та успокаивала и уверяла, что никто в универе не узнает. Смогла вывести на откровенность. Узнав причину такого поступка, сказала:
– Ну, и разбилась бы ты! Разве что-то изменилось в мире? Угробила бы только здоровье матери, которая тянет тебя изо всех сил. А в мире, как были бедные и богатые, так будет и дальше. А твой Ромео, думаешь, стал бы убиваться на могиле? Даю гарантию, он и подобные ему – сыночки богатеньких родителей своими брошенными девчонками не интересуются. И на похороны бы не пришёл, и над гробом не рыдал, как бы тебе в мыслях тогда ни хотелось. Так стоит ли ради таких козлов сводить счеты с жизнью? ...Любите тех, кто любит вас. Цените тех, кто ценит вас, а остальные пусть идут лесом...
Натка глотала сладкий чай, кивала в согласии, и, ощущая, как давит сердце, старалась дышать глубоко...
Маша оставила ночевать, а потом взяла над нею шефство. Девушки стали подругами, не разлей вода. А через год двоюродный брат Марии, приехавший в гости из Чебоксар, влюбился в Наташу, и после получения диплома увез к себе, на Волгу. Сейчас у Наты двое мальчишек – дошколят, любящий муж, работа в школе. Коллеги удивляются её неутомимости, оптимизму, умению не размениваться на мелочи и не расстраиваться из-за пустяков, а кое-кто считает не по годам мудрой и знающей что-то такое, что недоступно другим.
Она старается не вспоминать прошлое, но видя, как ученики носят свои маски, не снимая, на душе становится тревожно. ...Часто откровенничает по телефону с Машей, которая сейчас работает в издательстве,
– Многим кажется, что современная молодёжь, – говорит подруге, – намного свободнее и раскованнее прошлых поколений, но это не так. Взять хотя бы моих учеников. Умницы и умники, половина посещает музыкальную и художественную школы, играют классиков, создают изумительные картины, следовательно, имеют высокий художественный вкус, а ходят все поголовно в нелепой спецодежде, в этих чёрных широких штанах и толстовках на два размера больше. Стиль оверсайз, будь он неладен. И никто не имеет в себе смелости выйти из навязанного модой образа. Уродуют свою прекрасную внешность, заменяют нормальную речь сленгом, перешагивают через свои душевные потребности, но упорно носят маски …Кто-то травит себя, убивает здоровье электронными сигаретами со вкусом колы, чтоб казаться круче, продвинутее. ...Как- то прочитала лекцию на тему «Быть, а не казаться». По глазам видела, понимают меня, но маски снимать не станут... Они им пока жизненно необходимы. Как вторая кожа...
Как мне когда- то была дорога маска удачливой девочки из полной семьи. Маска, которая едва не скинула меня с пятнадцатого этажа...
Татьяна Сунцова
