"Ванька-кубанька..."

Благодатное еще осенью 41 года прибыло много евреев, в основном беженцы  были из Украины. Их расселили по домам сельчан, приняли на работу в колхоз. Была семья беженцев и из Белоруссии. Её звали Стасей. Необычайно красивая, с огромными светлыми глазами белоруска была замужем за евреем, у них было двое деток.  Когда пришли немцы, то в первые же дни они собрали всех евреев на площади и объявили, что будут отправлять их на новое место жительства. Везде были развешаны объявления, полицаи по дворам ходили, говорили, чтобы брали с собой все ценное: золото, украшения, тазы медные, меха, вещи дорогие, что отправят их всех на родину. Какую родину – никто не уточнял.  Всем евреям надо было явиться через день к управе для отправки. Кто-то поверил, что им и правда немцы даруют новое счастливое будущее, но большинство знало, что это – последние их дни. Кто-то пытался пристроить своих детей, чтобы не коснулась их тяжкая судьба. Мало кому это удалось. В день так называемой «отправки к новому месту жительства» немцы проходили по домам, вытаскивая на улицу всех, и хозяев и гостей,  и гнали тех, кто по их мнению был похож на «юде» к управе, потом к гаражам бывшей МТС,  где, отобрав у несчастных все мало-мальски ценное , заталкивали их в кузова грузовиков, откуда убежать было уже невозможно. У Стаси  вырвали из рук крошечного сына, а ее саму прикладом автомата отбросили от грузовика. Все происходило в страшной тишине, только изредка нарушаемой чьим-то всхлипом.

     Была среди беженцев красивая и веселая девушка Роза. Сразу же, как пришли они в село с семьей, мамой и двумя маленькими братишками, Роза пошла работать на ферму, работящая, шустрая, она успевала все, - никто бы никогда и не подумал, что коров впервые так близко она увидела в Благодатном. Помогала старикам, чем могла: в доме прибраться, приготовить скудную еду, письмо с фронта прочесть, написать ответ. И пела она хорошо очень, мягкий голос, казалось, проникал в самую душу слушателей. На машину ее затолкали с одним из братишек, маму и второго малыша немцы зашвырнули на другую машину. Роза еще до прихода немцев говорила о том, что если те все же придут в Благодатное, то их всех казнят. Роза и ее семья видели уже весь этот ужас. Они чудом уцелели дома, после чего и отправились пешком от немцев.

    - Прощай, белый свет! Прощайте люди добрые! - голос Розы прорезал тишину таким отчаянием, такой болью. И Роза запела. Пела она о мире, о любви, о счастье, о весне, которую ей уже никогда не суждено было встретить.

      Когда машины тронулись с площади село,  взорвалось криком: кричали и плакали женщины, дети испуганно заходились в слезах, старики кричали проклятья  самоявленным «хозяевам». И над всем этим горьким хором парил голос юной девушки.  

     Стася долго бежала за машиной, где были ее дети. Конвоиры несколько раз стреляли ей под ноги, но мать бежала, а немцы хохотали. Стася падала, поднималась и вновь бежала за машинами. Потом рассказывали, что видели ее в округе – она все искала своих малышей. А евреев вывезли за село и  расстреляли. Всех. Некоторых, еще живыми, сбрасывали в загодя приготовленные огромные траншеи. На месте их гибели установлен памятный монумент. Это было потом, а тогда еще три дня дышала  земля и слышались стоны из-под земли, которой едва присыпали тела расстрелянных и погребенных заживо.

     Студеной была зима 42 года. День  только занимался над селом, почти по самые крыши занесенным снегом. Семья Антона Ивахника эвакуироваться не смогла, да Лиза и не представляла, как она сможет бросить родное село, старшую дочь, которая присматривала за старыми родителями своего мужа, пропавшего без вести еще в 41-м.  Почти все время оккупации дочери Антона не выходили из дому. Только Лиза , чтобы прокормить детей ранним утром уходила в соседние села, чтобы выменять на продукты кое-что из вещей. Елизавета Степановна знала, что им очень опасно оставаться в селе – семья коммуниста, да еще председателя колхоза. Многие их оберегали, как могли, но были и те, кто показывал пальцами, грозили выдать.  Соседка, работавшая в управе уборщицей (заставили ту мыть полы), тихонько шепнула ей, что после Рождества снова начнут вешать, что семья ее – вторая на очереди на повешение. Вот такая страшная очередь существовала. Поэтому и не выпускала мать из дому дочерей, прятала их, как могла. Позже дочери узнали, что мама знала, кто донес на них немцам, но сколько они ее не расспрашивали, в ответ слышали одно: «Знаю, но не скажу. Вiн приде – ему скажу усе, а вы – не спрашайте. Вам – не скажу». Так и унесла Елизавета в могилу эту тайну.
 
    В такое вот утро, когда мамы дома не было, а девочки, слегка протопив печь остатками  курая* да сушенных бодыльев кукурузы, с тревогой ожидали ее возвращения, во двор к  Ивахникам ворвались немцы. Нина шла по двору. Огромный казак, сопровождавший немцев, свалил Нину на землю и сдернул с ног ее валенки – одни на всех, что были в семье. Девочка босиком добежала до дома и юркнула на русскую печь, где сидели и сестры. Немцы ввалились в дом. Ражий казак все суетился перед ними, бросился разувать одного из фашистов, совал в руки ему валенки. Немец долго разувался – снимал свои ботинки, разматывал обмотки, пытался натянуть на ноги валенки Нины. Не подошли по размеру. Казак чертыхнулся, отдернул занавеску на печи:
 
   - Где отчим?
 
   - Там , где и все русские! - Мотя почти выкрикнула эту фразу казаку в лицо.
 
   - Что шипишь? Плетки захотела, - казак свирепо зыркнул в ее сторону и начал шарить по всему дому, искать что-нибудь для немца, все еще сидевшего босиком посреди хаты.

    Он перерыл все в доме, скудный скарб не привлек его внимания. Он все швырял под ноги себе, топтался по нехитрым пожиткам. Открыл заслонку на печи, надеясь найти там что-нибудь. Девочки замерли: там, за кипами курая мама спрятала папины валенки. Он зимой мог ходить только в них – давали знать о себе его больные ноги. И вот сейчас этот наглый казак рылся в подпечье, стараясь отыскать обувку для своего начальника. Но то ли не доглядел, то ли поленился, то ли просто пожалел этих испуганных девчонок, но так ничего он и не нашел за заслонкой. Что –то буркнул солдату и оба быстренько ушли, захватив с собой остатки оладьев из ячменя и кукурузы.  Мама вскоре вернулась.
 
   Немцы ушли очень быстро в конце января 43-го года. Как- то шустренько свернулись как только советские самолеты стали пролетать над селом. Наши вошли очень скоро. Немцы сожгли мельницу, она еще догорала, когда по улицам села уже шли русские солдаты. Навстречу им выбегали все, кто мог ходить. Люди ликовали – наконец-то закончился ад оккупации. Ивахники ко дню освобождения села были уже первыми в страшной очереди на показательное уничтожение семьи коммуниста. Кто хранил  Лизу и детей? Сама Лиза считала, что это Вiн ( она так называла Антона Степановича) их  уберег от неминуемой смерти своей любовью. Елизавета Степановна до конца своих дней не знала, где и как погиб ее муж. Она его ждала. Ведь в извещении, которое она получила в 46  году,  было сказано, что ее муж, Ивахник Антон Степанович пропал без вести. Где, когда – этого она так и не узнала.
 
  Потом, много лет спустя после войны, Елизавета Степановна ездила в Кугульту к Матвею Константиновичу Дорохову, однополчанину мужа,  чтобы узнать хоть что-нибудь о своем пропавшем без вести муже. Матвей вначале отказывался с ней говорить – ведь вместе они уходили, друзьями были. Матвей вот выжил, а Антон…Стыдно и горько было Матвею. Не мог он смотреть в глаза вдовы друга. Матвей в последнем бою попал в плен, на его глазах Антона грузили в полуторку, чтобы вместе с остальными ранеными вывезти с позиций полка. Матвей видел, как полуторка с ранеными была уничтожена прямым попаданием снаряда. Именно от Матвея Лиза узнала о том, что стояло за строчками мужа « у меня здесь все хорошо, все спокойной, стреляют мало». Дорохов рассказал Елизавете о последнем дне мужа, о трагедии обороны Севастополя в 42-м году. Сам Матвей был пленен, пережил весь ад лагерей, освобожден, успел еще немного повоевать. Позже он несколько раз навещал семью погибшего друга. А Лиза до конца дней сожалела, что не смогла попасть на могилу мужа, взять земли оттуда и таким образом вернуть его домой, к своим.
 
   Тяжелой была послевоенная жизнь в стране. Елизавета Степановна, как и все женщины, на чью долю выпало пережить весь ужас войны, прожила трудную жизнь. Красивая, добрая, певунья, с первого дня войны и до конца жизни проработавшая в колхозе, никогда даже детям не жаловалась на свою долю. Ходила на свой участок за 12 километров от села, пахала на коровах, собирала «урожай» осколков, а порой и не разорвавшихся снарядов, ухаживала за коровами на ферме, пухла от голода. Это было нормой в то время. И Лиза делала то, что должно было делать: работала, растила детей и ждала мужа. Даже тогда, когда получила извещение с горькими словами «Ваш муж пропал без вести», отнимавшими и одновременно дарившими надежду на его возвращение.  Лиза ждала его всю жизнь. Жили они  с ним душа в душу. «Лизочка моя, красавица моя, ласточка» - эти слова мужа до конца дней звучали в душе. Как и то, что он сказал, прощаясь с ней, когда всю ночь просидели они за столом в родном доме, проговорили : «Война-война…Вернусь ли с третьей…» Ее не стало в 1981 году. Перед смертью она просила своих девочек найти могилу отца, или хотя бы место его гибели.

   По разному сложились судьбы дочерей Антона Степановича. Старшая Антонина Антоновна, дождалась - таки с войны своего мужа Григория, попавшего в окружение в брянских лесах, прошедшего немецкий плен. Григорий несколько раз пытался бежать из плена, его возвращали, травили собаками, морили голодом, избивали смертным боем, но он выжил, был освобожден в 46 году и вернулся домой. После возвращения в село Григорий увез семью в с.Янкули  Курсавского района Ставропольского края – не мог он позволить, чтобы детей его называли детьми предателя, ведь он был в плену. Уже спустя много лет после войны Григорий погиб. Он попытался задержать грабителя, была зима, очень холодно и скользко, милиционер оправдывал свое бездействие скользкой обувью, а Григорий бросился за преступником и был убит. Тоня выполнила завет отца: не оставила стариков – родителей мужа, сохранила и четверых его внуков, дала им всем образование. Любаша, которая видела деда, стала Заслуженным тренером России. Прожила Антонина Антоновна долгую жизнь и счастливую, умерла в 90 лет. Говорила, что живет и за отца тоже.

    Нина Антоновна была мобилизована после освобождения Ставрополья  на работу в Сибирь, работала на военном заводе. Было очень холодно, голодно. Нина заболела тяжело, как последствие – бронхиальная астма. Нина вынуждена была сменить работу, стала бухгалтером. Вместе с мужем кочевали по стройкам – надо было отстраивать заново страну: Куйбышевская ГРЭС, Киргизия.  Подарила миру троих замечательных детей : Антона, Петра и Евгению. Прожила 72 года.
Самая младшая,  Надежда Антоновна, всю жизнь прожила в родном селе, трудилась в огородной бригаде колхоза с. Благодатного. Работала на тех полях, где когда-то ее отец руководил вначале местной машинно-тракторной станцией, а затем и колхозом имени