Егор ехал на дачу. Мелкие камешки выскакивали из-под колёс его старенькой «нивы», попадали в лобовое стекло. Барабанная дробь. А, может, пулемётная. Вечерняя степь приглушила тона, подчиняясь агрессивно алому заходящему солнцу. Светило предвещало ветреный день. Или неспокойную ночь. Оно овладело небом, облаками, степью, придав миру нереальную, зловещую расцветку.
В розово-жёлтом освещении застыли холмы, пожухлая трава на которых приняла четкие очертания. Длинные тени возвышенностей завершали картину.
Череда живописных пригорков навевала мысли о плачущей Ярославне. Песчаный обрыв с торчащими из него корнями растений завершался у воды, покрасневший от солнца, как от крови.
Справа от дороги старое сельское кладбище. Надгробья, повёрнутые к заходящему солнцу, отсвечивали алым, будто горели в языках пламени. Ещё несколько минут, и огненный цвет сменится лиловым, потухнет, спрячется во тьму.
Рядом с кладбищем брошенный, недостроенный дом у дороги. Когда-то давно хозяин земельного участка рьяно взялся за стройку. А потом пропал. То ли деньги кончились, то ли уехал. А, может, случилось что. Так и осталось почти готовое жилище бесхозным. Смотрело пустыми глазницами окон. Манило полумраком дверей без замков. Хозяина никто уже и не помнил. А постройку так и называли: «Дом у дороги».
Тут же полуразрушенный гараж. Без ворот, без окошек. Продувается всеми ветрами. Ни в доме, ни в гараже никогда никого не видели. Так, ребятня поиграет. Собаки поселковые забредут. Или птица домашняя стаей нагрянет.
Только слухи об этом месте нехорошие ходили. Будто ночами там тени сновали, звуки слышались, свет мерещился. Утром, бывало, там человеческие следы находили. Может, бездомные на постой приходили? Какие здесь бездомные? Село маленькое. Местные жители наперечёт. Дачники тем более. Все по своим домам или дачам обитают. Чужие редко заглядывают.
А в гараже частенько следы от машины появлялись…. Чёткие такие.
Егор миновал кладбище, дом у дороги, гараж. Его участок как раз рядом, напротив и чуть наискосок. Пока раскладывал вещи, стемнело. Была пятница, конец рабочей недели. Мужчина пораньше лёг спать.
Проснулся от того. Что в окно бил свет. Яркое сияние излучал заброшенный гараж. Из-за дороги, чуть в стороне, из проёма ворот без самих полотен, мощно били, как два прожектора, фары большого автомобиля. Они мигали, тухли и включались снова, выводя сообщение, призыв, световой морзянкой. В дачной комнате было светло. На стенах, в такт движению фар, проступали и прятались тени.
Мужчина подумал, что нужно бежать, но свет в гараже, тёмный дом у дороги рядом, кладбище, выхватываемое боковым зрением, манили к себе. Как загипнотизированный, Егор двинулся на призыв света и тьмы. Фары таинственного автомобиля мигали, слепили, манили.
Как во сне перешёл дорогу. Запутался в сухой траве. Споткнулся о соседского кота. Двинулся к гаражу. Сердце выскакивало из груди, билось сотнями молоточков в каждой клеточку тела. Пот застилал глаза, несмотря на то, что ночь была прохладной. Он понял, что значит выражение «волосы шевелились на голове». Они вставали дыбом, будто под напором невидимых насекомых.
Дребезжащий звук клаксона раздался в тишине. «Сюда….. Сюда….».
«Я разберусь, что там происходит! Чертовщина какая-то! Вернее, нет её, чертовщины. Заезжие гастролёры балуют»
Егор приближался к гаражу. Ноги не слушались, будто к ним привязали гири. Он шёл очень медленно, хотя расстояние было не велико. Шаг, еще. Фары слепят глаза. Автомобиль надтреснуто сигналит: «Сюда…».
Луна выбралась из ватных клочковатых облаков. Осветила тёмный дом у дороги. Гараж. Человека, бредущего медленно, расставив руки. Ослеплённого светом фар таинственной машины, призывающей к себе.
Егор дошёл. В провале гаражных ворот блестел чёрный бок машины. Это был большой автомобиль. В его кузове угадывался толстый металл, такой, как делали раньше. Скорее всего, это ЗИС, или ЗИМ, какие в те времена были марки машин? Мощная радиаторная решётка ощерилась оскалом, дышала паром. Фары в упор слепили глаза. Совсем рядом продребезжал сигнал. Автомобиль заурчал мотором. Начал медленно двигаться на человека с бледной маской искажённого от страха лица. Последнее, что он услышал перед тем, как отключиться и упасть на капот, были слова:
– Стоп! Снято! Эмоция «страх» отработана с первого дубля! Все свободны! Всем спасибо!
Фары погасли, превратившись в софиты освещения. Из тёмных углов на воздух повалили члены съёмочной группы. Они разминались, курили под луной. Требовали кофе.
Никому не было дела до седого человека с обезображенным страхом лицом, лежащего на капоте чёрного бронированного автомобиля. И только помощник режиссёра, молоденькая девушка, заглядывала всем в глаза и твердила: «Надо бы отвезти дачника домой. Досталось ему, бедолаге!». Двое киношников обсуждали: «Я же говорил, что поведётся кто-нибудь. А ты всё «не получится». Ещё как получилось!».
Утреннее солнце осветило пустой дом у дороги с множественными людскими следами на влажной земле. Гараж, открытый всем ветрам, с диковинными отпечатками колёс таинственной машины. Таких не оставлял ни один известный автомобиль.
Сосед по даче поздоровался с Егором и ахнул от того, что тот поседел за одну ночь.
Ну а солнце высушило бриллиантовую россыпь росы, привело степной ландшафт в привычный вид. Подсветило высохшую от жары июльскую траву, обновило голубизну глубокого летнего неба, прошлось по пуховым облакам. Осмотрело холмы, добавив к жёлтой краске лиловую. Заблестело в речке. Предрекло новый жаркий день.
«Между тем перед глазами ехавших расстилалась уже широкая, бесконечная равнина, перехваченная цепью холмов. Теснясь и выглядывая друг из-за друга, эти холмы сливаются в возвышенность, которая тянется вправо от дороги до самого горизонта и исчезает в лиловой дали; едешь-едешь и никак не разберешь, где она начинается и где кончается...»
«…роса испарилась, воздух застыл, и обманутая степь приняла свой унылый июльский вид. Трава поникла, жизнь замерла. Загорелые холмы, буро-зеленые, вдали лиловые, со своими покойными, как тень, тонами, равнина с туманной далью и опрокинутое над ними небо, которое в степи, где нет лесов и высоких гор, кажется страшно глубоким и прозрачным, представлялись теперь бесконечными, оцепеневшими от тоски...»
А. П. Чехов. «Степь»
Марина, какой, однако, вы разноплановый писатель! И читать вас всегда интересно, спасибо за труд!