Я пишу потому, что мне не с кем поговорить
Тристан Бернар
- Так зачем ты пишешь, если не хочешь стать писателем?
Ты взирала на меня с удивлением, скользящим сквозь длинные ресницы. Зачем?
А я смотрела на твое лицо идеальной формы, за которую умер бы еще раз Рафаэль, на твои удивительные глаза – одновременно умные и необычные, благодаря цвету, меняющему от настроения и темному ободку, делающему взгляд немного неземным, на твои милые веснушки, легким солнышком обсыпавшие прямой и такой упрямый носик. Ты всегда была милым ребенком, и им остаешься, особенно, когда задаешь вопросы.
- Ответь, почему?
Мое милое дите, да, я пишу, но я не писатель и никогда им не буду. Я пришла в этот мир журналисткой, ей и уйду. Но в этой профессии, как и на театральном поприще, нужно уметь уходить вовремя, уступая партии молодым или занимая достойное место руководителя. Но быть редактором мне было скучно – ибо нет ничего приторней, чем созерцать чужое творчество. Если ты художник, то отказавшись от полотна, утешаться затем подношением кистей и красок кому-то другому, по мне, сомнительное занятие. Из профессии нужно или уходить совсем или жить ей до последнего вздоха. Я предпочла уйти.
Но! Извечное «но». Что делать с непреодолимой тягой сочинять? Когда-то я говорила своим студентам: «Если вы проснулись и понимаете, что не можете не писать, то пишите. Не умеете - научитесь, не получается – оттачивайте, главное – дышите этим, пока без этого не можете. Но если ваше тело легко складывает из букв слова, из слов предложения, а затем из предложений выходит красивый смысл, если природа вас щедро наградила врожденной грамотностью, но, проснувшись, ваша рука не тянется за карандашом – забудьте о журналистике, ваше призвание где-то в другом месте». Истинно пишущий человек всегда графоман. И тут не бывает иначе!
И да, теперь я пишу короткие рассказы о жизни, людях, чувствах. Но и тут я не писатель. Даже тут я остаюсь журналистом. И это видно. В первую очередь, по объему. Пять тысяч знаков – это мой потолок. Меньше – скучно, больше – не хватает словарного запаса. И да, есть журналисты, что пишут книги. Но их видно, они кроят свои произведения, как мастерица пэчворк покрывала. Отдельными частями, кусками, короткими главами, врезками, вставками. Ведь и для них пять тысяч – это потолок. А еще журналисту не хватает фантазии, полета воображения, его творения всегда основаны на реальных событиях, фактах, обработанных литературным стилем. Мы пишем только о том, что знаем. Наш опыт и есть наши сюжеты. В то время как настоящий писатель творит из воздуха, его темы приходят свыше, каким-то отдельным информационным потоком, словно кто-то другой пытается устами отдельного человека донести некие истины до всего населения планеты Земля.
Мы даже по-разному выбираем себе псевдонимы. Для писателя это длительный поиск своего второго «Я», с которым происходит сращивание на уровне физиологии. Здесь связь настолько крепка, что порой первая личность стирается «в ноль», оставив от хозяина тела только работу пищеварительной системы. В то время как журналист многолик, он хорошо понимает, кто он и где находится. Для него псевдоним – это рабочий инструмент, как планшет или диктофон, и сам процесс создания ника – это обычный творческий подход, где больше самоиронии, чем жизненного смысла.
Да, и само создание литературных шедевров иное. Писатель проживает каждую букву, для него не существует такого понятия, как время. Он выверяет, оттачивает, взвешивает, здесь любое предложение – это продукт мук и бессонных ночей. Порой отдельная книга пишется годами, где от изначальной идеи временами остается лишь название. И да, случаются моменты, когда творца начинают подгонять агенты и издательства, но тогда из-под пера выходит скорей поточное чтиво, раскупаемое под уже отпиаренное имя. И такие вымученные книги прячутся стыдливо на задних рядах стеллажей. Как прячется и наличие помощников, так называемых «негров», помогающих делать вал. Но это уже не творчество. В то время как журналист всегда работает один и в цейтноте, пишет быстро, ибо привык работать согласно графику и разметке полос.
А еще в отличие от писателей, журналист всегда знает, какой фразой он завершит свое произведение. Здесь не остается шанса для продолжения. Здесь всегда законченный текст с четко озвученной мыслью автора. Журналист не пытается дать читателю время и возможность что-то домыслить, дорисовать в своем воображении, он делиться своим и ждет лишь его принятия или нет. Поэтому сценарий таких вещей изначально продуман и выверен до миллиметра. В то время как писатель, часто имея только канву сюжета, наживает «мясо» в процессе, порой меняя полностью сюжетную линию, вводя новых персонажей, и, временами даже сам не зная, чем же всё закончится. Тут живет жгучее желание поделиться с читателями своими сомнениями, а не выводами по тому или иному событию. Писатель стремится расширить границы восприятия читателя, а журналист лишь делится тем, что думает, видит и чувствует.
Порой, лишь начав читать книгу, я сразу понимаю, что ее автор мой собрат по перу, любитель всего «разжёванного», почитатель забегов на пять тысяч знаков. И нет, мне не бывает скучно это читать, порой даже захватывающе и интересно, но, прочтя, я понимаю, второй раз книгу в руки брать не имеет смысла – в ней ничего не осталось – ни в строках, ни между ними.
Для меня писатель – это Ефремов. Его «Таис Афинскую» я перечитываю каждые десять лет, с удивлением открывая для себя всё новые и новые моменты. В двадцать лет меня завораживала сама гетера с непривычным именем Таис и всё, что было с ней связано, в тридцать – перипетии межличностных отношений, откликающиеся на моем уже полученном опыте, а в сорок лет зацепило описание храмов, обрядов и ритуалов. Скоро я снова ее возьму в руки и меня «во истину» раздирает любопытство, что же мне откроется в этот раз.
И так, почему же я пишу? А кто его знает. Наверно, потому, что мне это приносит удовлетворение, позволяет в минуту слабости поглаживать честолюбие, за неимение тщеславия. Чтобы не говорили и не думали, но журналисты лишены жажды признания, они, создавая сенсации, умеют легко оставаться в тени громких материалов и скандалов, четко понимая свои профессиональные задачи и оставаясь им верными, даже уйдя из профессии. В то время как писатель работает на имя, создавая свой мир, наполненный героями и извечными продолжениями. Для него слава – это как призовой кубок для бегуна, муки должны быть признаны, оценены и увековечены.
Конечно, чего скрывать, мне приятно, что некоторые мои рассказы заставляют людей улыбаться, а некоторые делают глаза мокрыми. Но это потому, что я пишу о том, что живет внутри каждого из нас, о наших страхах, пороках, слабостях. О том, что так люблю в себе и других. Ведь только это делает нас по-настоящему живыми.
Для меня рассказы – это единственный способ оголиться, показать то, что долгое время оставалось за кадром моей работы, неповторимый шанс рассказать о моих личных переживаниях, удивительная возможность поделиться теми мыслями, что не вошли в статьи, ибо там это было не по формату, не по сути и не в тему. Я так долго жила «по заданиям», что сейчас могу просто творить.
- Почему ты молчишь? Врезался в мои размышления твой милый голосок, полный непонимания и нетерпения.
- Детка, я не писатель, ибо пишу для себя, а не для вечности. Смирись с этим!
