Я успокоился немного, стал осмысливать свое положение. Да, мне удалось посадить машину и остаться живым. И самолет практически остался цел. Но где я? Нужно попытаться определить свое местоположение. Развернул карту и стал на ней искать озеро, на которое пришлось совершить посадку. По проложенному маршруту ничего подобного не было. До отказа навигации я успел проделать около
половины пути. До точки оставалось порядка 280 километров. В этом районе озер не было, зато они были севернее километров 50-70. Неужели меня так отнесло в сторону во время отказа приборов? Похоже, что именно так оно и было. Так на какое же озеро я умудрился приземлиться? Поводив по карте пальцем, пришел к выводу, что на озеро Чарпаклу. Так очертания озера мне показались сверху. Далековато от маршрута, - подумал я. - Искать-то будут, наверняка, по маршруту. Значит найдут не скоро. А тут еще эта пурга все следы заметает. Заметет и самолет, его среди озера и на заметят. И выбираться нужно, а поблизости ни одного населенного пункта. Оставаться с самолетом - больше шансов на спасение. Так найдут самолет, найдут и меня. Но когда это будет?
Весь фонарь облепило снегом, осмотреться вокруг стало трудно, к тому же быстро темнело. Скорее всего, эту ночь придется провести в кабине. Она надежно защищает от ветра и снега, но долго в ней все рано не усидишь. Одно дело в полете, когда тебя обдувает теплый воздух от двигателя, а другое дело, вот так сидеть в замерзающей кабине, а от твоего дыхания фонарь изнутри покрывается инеем. Какова бы ни была на мне теплая лётная одежда, все равно замерзнешь, сидя неподвижно. А в кабине сильно не подвигаешься.
Надо все-таки выйти, осмотреть самолет и оглядеться вокруг пока совсем не стемнело, - решил я. Только приоткрыл фонарь, как в кабину ворвался холодный воздух со снегом, даже снежинки закружились. Инстинктивно тут же снова захлопнул фонарь. Придется ждать окончания пурги, - решил я. - А скоро станет совсем темно. Так или иначе, эту ночь придется провести в самолете.
Посидел некоторое время и почувствовал голод. Вспомнил, что ел последний раз во время завтрака перед полетом. Взглянул на часы. Стрелка подходила к 4. Прошло 8 часов, желудок стал напоминать о себе. Конечно, на такие случаи у летчика есть НАЗ (неприкосновенный аварийный запас). С ним можно несколько дней просуществовать. Но как его, сидя в кабине, достать? Одно дело, когда при катапультировании он сам выскальзывает из парашюта и повисает на фале, а другое дело, когда ты сидишь на парашюте в катапультном кресле, а он где-то внизу под тобой упакован. Но все равно, если прижмет, то придется доставать. Но пока пурга, делать это не хочется. Будем терпеть - решил я.
Но тут же вспомнил, что в НАЗе имеется сигнальный радиомаяк, по которому его могут найти. Включается он автоматически при катапультировании, но запас энергии в батарее там ограничен. Значит, только достану и открою НАЗ, маяк начнет работать. А на сколько его хватит? Пока пурга, все равно поиски вряд ли начнутся. Сегодня уже точно нет. Может быть завтра с утра вертолеты начнут утюжить трассу. Но я оказался так далеко от нее в стороне. Если только будут расширять зону поиска. Так или иначе, не стоит пока спешить доставать НАЗ. Ждать спасения еще придется долго, а пока нужно экономить силы и отдохнуть. Поднял воротник меховой куртки, подтянул повыше молнию и попытался сесть удобнее, чтобы уснуть.
Но уснуть не удавалось. Тревожили мысли о доме. Как там Вера? Наверняка, ей уже сообщили, что я пропал. Представляю, как она переживает. И Максимка папу ждет…
Стало совсем темно, я попытался уснуть, чтобы быстрее проходило время. Но уснуть не удавалось, сидеть было неудобно. После отвалившегося подвесного бака самолет лежал в снегу с креном градусов 15 в правую сторону, поэтому летчика постоянно клонило к правому борту. И от долгого сидения тело затекало. Попытался двигаться, но много ли подвигаешься в закрытой кабине?
Кое-как устроив свое тело, и привалившись к правому борту, стал дремать. Но сон не шел. Чтобы как-то отвязаться от тревожных мыслей о настоящем, постарался вспомнить хорошее, что происходило в моей жизни. Вспомнил он о Вере. Нашу первую встречу. Когда же это было? … Да, после отпуска после первого курса на вокзале в Брянске. Алла с подругами возвращалась в Москву после посещения родителей. И с нею была ее младшая сестра Вера. Я тогда не особо обратил внимание на нее. Мысли его были заняты Аллой. Я так ждал встречи с ней, и специально поехал через Москву, чтобы увидеться с ней. А тут неожиданно встретил ее на вокзале. Но тогда она огорошили меня своим признанием, что ждет ребенка от другого человека и заявила, что общего будущего у нас не будет. Это меня очень расстроило. До Москвы мы ехали в одном вагоне, и напротив сидела Вера. Волей-неволей взгляд постоянно упирался в девушку. И я начал сравнивать ее с сестрой. Внешне они были совсем непохожи, хотя красивыми были обе. Вера была выше и крупнее старшей
сестры, в отличие от Аллы, у нее была длинная русая коса, доходящая до пояса. Именно такого типа девушки всегда нравились мне. Брюнеток я не любил, и даже как-то побаивался их. Алла была исключением. Возможно, я обратил на нее внимание из-за необычности нашей первой встречи. А все дальнейшее нарисовало моё воображение. Продолжая думать об Алле, я ловил себя на мысли о том, что глаза мои невольно ощупывают сидящую напротив в вагоне девушку, да еще и в довольно коротком платье. Мне уже тогда казалось, что ее красота мне ближе и естественней.
Позже я уже стал забывать о ней. Вернувшись в училище, продолжал писать Алле письма в надежде, что она передумает. Письма от нее стали приходить все реже, стали сухими и какими-то официальными. И вдруг я получаю письмо после долгого перерыва со знакомым адресом, но написанное другим почерком. Оказалось, что это письмо написала Вера. Я ей ответил, и завязалась наша переписка. Постепенно в письмах мы узнавали друг друга. Оказалось, что у нас так много общего во взглядах и отношении к жизни. Письма ее становились все теплее, и я уже с нетерпением ждал каждую весточку от нее.
При этом Юрий посмотрел на Веру и одними глазами подбодрил ее. И он продолжил.
У меня правая нога затекла, прижатая к борту, пришлось прервать свои воспоминания и энергично подвигать ею. Прислушался к тому, что творилось там, за фонарем. Там по-прежнему мела пурга. Сухой снег с тихим шумом, ударяясь об остекление фонаря, сваливался вниз, наметая сугроб у самолета. Я поежился, обхватил себя руками, и продолжил воспоминания.
Переписка наша закончилась тем, что мы договорились о встрече в Москве, когда Вера приедет на сессию. И была наша встреча и сказочная ночь. Именно тогда Вера окончательно вытеснила Аллу из моего сердца. И дальше жизнь показала, что я не ошибся, заменив старшую сестру на младшую. Все сложилось очень удачно. Вера оказалась любящей верной женой. И у нас уже подрастает Максимка. О своем выборе я ничуть не жале. .
Однако усталость физическая и эмоциональная дала о себе знать, и я задремал. Проснулся от того, что весь дрожал. Ни меховая куртка, ни
теплый комбинезон, ни меховые унты не спасали от холода неподвижно сидящего человека. Я открыл глаза. В кабине было уже совсем светло. От моего дыхания фонарь изнутри весь покрылся инеем. Провел по нему рукой в перчатке, и на мня посыпались иголочки инея. Было тихо, пурга прекратилась, слева на востоке всходило солнце. Но при этом мороз еще больше усилился. Я с трудом открыл фонарь и попытался выбраться из кабины. Без стремянки, приставленной к борту самолета, это сделать трудно. Приходилось верхом садиться на фонарь и так ползти до той части фюзеляжа, где начинается передняя кромка крыла. Думаю Владислав и Валерий Николаевич меня понимают. Добравшись туда, попытался ногами сметать снег с крыла. Но не тут-то было. Снег лежал толстым слоем на крыле и фюзеляже, практически укрыв весь самолет. Только возвышался киль с рулем высоты. Спрыгнув с крыла, сразу погрузился по пояс в снег. Нужно было как-то очищать самолет от снега, потому что его просто не заметят, когда будут искать. А Сейчас он приткнулся у высокого берега озера и его было трудно различить на фоне окружающего пейзажа. Я понял, что одному мне с этим не справиться. И к тому же, очень хотелось есть. Вспомнил про НАЗ, и полез снова на самолет. Ох, и как же не просто без стремянки вытащить парашют, тем более, если он раньше я этого никогда не делал.
Наконец, освободив на крыле место от снега, достал НАЗ. Там были галеты и мясные консервы. Вскрыл одну банку, но содержимое так застыло на морозе, что превратилось в кусок льда. Даже ножом отковырять кусочек было невозможно. Были там и таблетки сухого спирта, на них можно было подогреть банку, но заниматься этим было негде. Ограничился только тем, что пожевал галеты.
От этого занятия отвлек звук двигателя вертолета. Я взглянул на небо. Далеко на юге почти у самого горизонта пролетал вертолет. Если это меня ищут, нужно дать о себе знать. Вытащил из НАЗа аварийный радиомаяк. Внешне по виду его трудно было определить, работает он или нет. Нужно было бы разложить костер, чтобы привлечь внимание поисковиков, но где и как ты это сделаешь? До рези в глазах всматривался в небо, ожидая вновь пролетающего вертолета. Но вертолет больше не показывался.
Чтобы как-то согреться и занять чем-то себя, стал крышкой от НАЗа счищать снег с крыльев. На это ушло все светлое время короткого зимнего дня. А вертолет больше не появлялся. Наступили сумерки, мороз еще больше усилился и, к тому же, подул холодный северный ветер. Чтобы защититься от него, пришлось возвращаться в кабину, но для этого пришлось снова туда тащить парашют.
Прошла еще одна ночь в холодной кабине. Только к утру мне удалось не то уснуть, не хо подремать. Приснился сон, как я в родном лесу вместе с отцом иду на охоту. У на у обоих охотничьи ружья, заряженные на птицу. Впереди ниас бежит Дружок, рыская по кустам, выгоняя рябчиков или куропаток. Вот он остановился у дерева и отчаянно лает, глядя вверх. Очевидно, в ветвях он учуял белку. Лай его становится все громче. И вдруг я услышал действительно лай собаки. Подумал, что это почудилось со сна. Но лай повторился, и кто-то постучал по фонарю. Я быстро открыл глаза и приоткрыл фонарь.
- Эй, летчик, ты там еще живой? - услышал женский голос.
Я шире открыл фонарь, и приподнявшись в кабине, увидел рядом с самолетом нарты, запряженные десятком собак и девушку с длинной палкой в меховой длинной куртке, меховой шапке и меховых сапожках, название которых просто не знал. К ногам были привязаны какие-то снегоходы, позволяющие девушке ходить даже по глубокому снегу.
Попытался резко встать и ответить, но тут же зашелся удушливым кашлем, что не смог даже слова вымолвить. Голова закружилась и почувствовал такую слабость, что не смог стоять на ногах, и опустился снова в кресло пилота. Немного откашлявшись, собрал все силы и стал вылезать из кабины. Для этого нужно было опять лезть и садиться верхом на фонарь и ползти на крыло. Только успел закрыть фонарь, как потерял равновесие и свалился вниз. Не будь у самолета толстого слоя снега, это
