Средневековая Русь. 1263 год. Конец третьей седьмицы ноября
Впервые после болезни Мирослав вышел из кельи лишь в конце третьей седьмицы ноября. И хотя собственное тело казалось ему совсем слабым и словно бы чужим и невесомым, но горячка давно сошла на нет, а раны и синяки, полученные от побоев Вячко, почти полностью зажили.
Отец Даниил с Ивашкой сопровождали его. Небо было таким же ясным, как и в день объявления игуменом Кириллом о кончине отца Алексия. Предыдущий снег ещё не растаял, а за последнюю ночь его выпало и того больше. Яркие лучи предзакатного уже солнца пробивались сквозь кроны елей и сосен и причудливыми пятнами, от которых слезились глаза, ложились на всё вокруг. И хотя монастырский двор ещё с утра был расчищен иноками, в разных его углах лежали большие кучи снега, а утоптанные тропинки искрились первозданной чистотой.
В руках у Ивашки был тяжёлый тулуп, чтобы укрыть Мирослава. Отец Даниил настоял на том, чтобы Мирослав посидел на свежем воздухе после спёртой и душной атмосферы в келье. Лавочку, что вынесли в своё время для схимонаха из трапезной, пока не убрали и, расчистив её от снега, они уселись там втроём.
Как и отец Алексий несколько дней назад, Мирослав, укутанный в тулуп, откинулся на стену сруба, прикрыл веки и сделал глубокий вдох свежего морозного воздуха. Он вдруг улыбнулся, чувствуя, как приятно закружилась голова. Казалось, он уже отвык от того, что воздух может ничем не пахнуть и быть таким дурманящим от своей чистоты и лёгкости.
– Ну, вот и слава Богу, – негромко и с улыбкой произнёс отец Даниил, – пошёл ты на поправку.
Мирослав с полуприкрытыми веками улыбнулся в ответ.
– Ещё несколько дней и совсем недуг уйдёт из тебя.
– Отец Даниил, а теперь что будет? – неожиданно спросил Ивашка.
– Мир теперь на Руси будет, – улыбнулся паломник. – Даст Бог долгий…
Продолжение -
