Правда... Блокада...

сама суть, содержание звучавшего,  становилось ещё более значимым, более правдивым, более искреннем. Простые человеческие воспоминания-откровения одновременно были и  какими-то запредельно пронзительными, по особенному чувственными,  высокими, и совершенно неподдельными и даже как бы естественными и предельно сокровенными одновременно.  Длительная (где-то, больше трех часов), до самого утра, - как говорят театралы,  кульминация, - держала меня в таком чрезмерно сильном напряжении, что мне порой казалось, что я уже неадекватно воспринимаю и  понимаю окружающую меня действительность: где я, зачем? За чем я это слушаю?  Порой мне казалось, что это всё слышу только я один и больше ни кто, только я, что во всём мире, кроме меня и радио, больше никого нет, - что это откровение, только для меня... Время от времени мне хотелось прервать эту муку, просто взять и выключить радио. Но что-то меня удерживало. Мне почему-то казалось, что я их, - блокадных ленинградцев, - так предам, что мне это обязательно надо выслушать, выслушать все и до конца, выслушать со стеклянными глазами, но без слёз, выслушать без рыданий, без надрывных вздохов, только время от времени с трудом сглатывая першащий во рту горько-солёный комок. И мне показалось, что это была именно моя, мне предназначенная, совсем малая доля страданий, именно моя часть того безмерного горя, которую мне необходимо было узнать, пропустить через себя, самому прочувствовать, чтобы потом её обязательно передать  тем, которые придут вслед, которые будут еще дальше по времени от тех жутких событий блокады, передать чтобы знали, чтобы помнили...
Какая же она — жуткая  правда... Это была совершено голая, совсем без одежды(!) правда. Правда хоть и страшная, даже дикая, но правда такая какая она есть, - настоящая, не причёсанная, правда о блокаде, правда вообще о войне, будь она проклята!...
В эту ночь я узнал и понял многое, и многое стал понимать не так, как до этого, а иначе, по другому, она будто меня переломила. Самое главное, я понял, - и мне стыдно за самого себя, - что я до этого, до этой ночной смены,  так легкомысленно что-ли относился и  думал об этом всём, этом великом, величайшем событии в истории, в жизни нашего народа. Это событие, как Бородино, как Куликово поле, как  Чудский лед, как освобождение от Великой смуты, оно стоит с ними в одном ряду. И мы, - если хотим быть достойными потомками, хранителями памяти о тех, кто не просто отдал за нас свою жизнь, а отдал её в таких  невероятно страшных, нечеловеческих муках - мы все должны, - обязаны, - о нём знать всё, всё! И все, от мала до велика, - этим гордиться и помнить.
...Утром, когда пришел мой сменщик, - тот же самый кого я менял накануне вечером, - то он какое-то время с удивлением смотрел на меня. Потом, с тревогой в голосе, спросил: - Что-то случилось? Я спросил: - Что? - Ты какой-то - не такой. Посмотрись на себя в зеркало, у тебя кажется побелели виски...

PS:  Великая Отечественная. Для нас, россиян, всех славян - да что там(!) - всех народов бывшего СССР, - она была и останется только такая: Отечественная, а не Вторая мировая. И день Победы, Великой Победы, для нас всегда будет именно 9-го Мая, а не 8-го или 10-го! ... 8-го Мая празднуют не победители, а пораженцы! И пусть вся Европа, - большая часть которой воевала против нас вместе с Гитлером, - его празднуют когда хотят и как хотят, с своим маком и коноплёй в петлицах. Мы же будем его с гордостью праздновать именно 9-го Мая и всегда  с Георгиевской ленточкой на груди. И конечно же, обязательно с портретами наших победителей, портретами наших отцов, матерей, дедов и прадедов, такой страшной ценой добывших нам эту Победу!

PPS: Вспомнилось: - У войны не женское лицо...  Вот теперь попробуй снова заснуть после таких раздумий...