Отцы и детки

Вечер был как вечер. Мать копошилась на кухне, словно многорукая Шива, успевая жарить котлеты, шинковать морковь, строгать лук, одновременно помешивая бульон и прислушиваясь к стараниям мужа, прибивающего ковер в комнате. Он удобно устроился на стремянке и, обложившись нужным и ненужным инструментом, вбивал гвозди. В доме царил столь блаженный мир, что кот, заскучав, уже выпустил из лапы коготь, чтобы дернуть очередную нитку из дивана, но тут в комнату зашел сын. Пятнадцатилетний подросток с прыщами на лбу и вытянутых на коленях джинсах. Он был серьезен и сосредоточен. Ему предстоял серьезный разговор с предками.
- Па! - Начал он уверенно, и тут же, испугавшись собственной смелости, дернул носом слева направо.
- Чё? – Отозвался из-под потолка глава семейства, только что наметивший место на шляпке гвоздя, куда должен был ударить молоток.
- Тут такое дело…, - тон отпрыска скатился в Станиславскую паузу.
- Ну?! – Нетерпеливо отозвался отец, стараясь не выпускать из поля зрения намеченную точку и держа навесу молоток, заточенный на удар.
Сын, сделав глубокий вздох, быстро на выдохе произнес: Мы тут с Ленкой….
И тут же моргнул, спугнутый глухим ударом молотка об пол. А, подняв голову вверх, он созерцал, как отец тяжело опустился на ступеньку стремянки и затаращился на отпрыска своими размыто-зелеными глазами.
- Дожили! – Выдохнул представитель старшего поколения и тут же громко позвал: Мать! Мать!
Жена вынурнула из кухни с достоинством королевы, вытирая на ходу большую суповую тарелку синим полотенцем.
- Чего случилось?
- Да, ты на него полюбуйся только!! Мы его растили, растили, а он…, - и отец с досадой махнул рукой.
- Да чего случилось?? - Мать еще старательней начала натирать узор из цветочков, тревожно переводя взгляд с хмурого отца на ошарашенного сына.
- Всё, мать, дожили, готовь пеленки!
Звон бьющейся посуды, прижатые руки к груди, взгляд отчаянья и тихий возглас: Сыночкааааа…
- Па, ма… – пытался пацан вставит свои пять копеек в разгорающийся скандал. Но тщетно!
- Молчи уже, - цыкнул отец, - ты уже натворил делов!
И, повернув голову в стороны дражайшей половины, с чувством безысходности произнес: Чё делать – то будем???
- Ой, мамочки мои, ой, мамочки мои… - лепетала та, роняла слезы на осколки, что некрасивой кучкой лежали у ее ног: Да как же так… Она напоминала курицу, от которой только что за поворотом реки вплавь скрылись цыплята: Да как же..
- Мааааа, - голос сына был полон отчаяния и понимания, что ситуацию он не вывозит. 
- Молчи уже, - махнула рукой женщина, и закатив глаза, запричитала: Господи, что же скажут соседи, да как же так… сам еще ребенок, тебе учиться да учиться ..
- Всё, мать, отучилось твое дите! - Стукнул кулаком по ступеньке стремянки отец.
- Па! – В голосе сына звенели слезы: Послушай!
Отец устало отмахнулся, и резко произнес: Хватит, наслушался! Ленкина мать-то знает?
- Да, знает, - ответил сын, кивнув головой, словно молодой жеребенок длинной челкой, и тут же торопливо добавил: Но тут другое…
- Что другое? Какое другое? – Лицо матери в одно мгновение стало суровым: И не сметь мне даже! Вот еще удумал, у девочки это первая беременность, глупостей наделает, потом всю жизнь виноватыми будем!
И, выдохнув, словно перед последним рывком она закончила мысль, как отрубила: Никаких «но»! Пусть рожает! Прокормим!
- Ага, - голос отца наполнился сарказмом, - ты прокормишь, как же, держи роток шире.
И, обратясь к сыну, продолжил с ноткой укоризны: Ты обо мне-то подумал? Я уже все жилы вытянул, тебя поднимая, думал, на старости лет помощник мне растет, отрада моя, помогать будет нам с матерью достойно смерть встретить, а ты? Эх…
- Па, я тут…, - голос сына наполнился уже просящими нотками, словно он выпрашивал велосипед на день рождение. 
- Туткай, не тукай, - устало произнес отец, медленно слезая со стремянки: А дите пускай живет, еже ли родители дураки, так хоть внука умным вырастим. А ты…, - и он нравоучительно погрозил указательным пальцем в сторону сына: А ты… в следующий раз умнее будь!
- Отец, чего молотишь? Чего молотишь? Какой другой раз?? Щас что делать-то будем?? - И мать посмотрела на отца с надеждой: А??
- Ничё, а вот завтра пойдут заявление подадут, там свадьбу сыграем, пока пузо на нос не полезло, и чтобы всё было по-людски, понял? – И он посмотрел на сына взглядом Ивана Грозного. 
Сын, обхватив голову, тихо сполз по стенке. Плечи его затряслись…
- Да, мы…да, мы…да, мы только хотели стенгазету нарисовать, - прозвучало сквозь икоту и всхлипы.
- Чё?? – лицо отца вытянулось от изумления: Чё, хотели??
Пацан робко оторвал от лица руки, слегка потрясываясь, повторил, заикаясь: стеннн..стеннн…стенгазету…
-Тьфу, на тебя, дурак малолетний! – Рыкнул в сердцах отец, и, подняв с пола молоток, снова полез под потолок: Отбой, мать! Иди жарь котлеты, свадьба отменяется!
Не приходя в себя, женщина, словно сомнамбула, поплелась на кухню, откуда уже потянуло чем-то убежавшим или подгоревшим.
- Па…, - робко начал сын, понимая, что гроза пронеслась мимо: Так можно?
Отец, зажав ртом гвоздь, с недоверием посмотрел на сына и голосом заговорщика спросил: А вы точно не того этого???
- Ну, пааааа…
- Ладно, малюйте, художники, - голос бати был полон снисхождения. А, глядя в тощую спину сына, радостно бегущего в свою комнату, добавил себе под нос: Вот пошло поколение – ни гвоздя вбить, ни девку за зад поддержать, вот я в его годы… И с одного удара гвоздь встал в нужное место.