Василич

Ты - как видение из сна,
Возникнешь в дымке неземной
И, чьей-то памяти верна,
Меня обходишь стороной (с)
В конторе все любили эти посиделки, когда, сдав очередной номер журнала в печать, можно было выдохнуть и слегка расслабиться под коньяк и анекдоты. Сдвинув в сторону настольную канцелярию, стол начальника накрывался затертой со всех углов скатертью, чтобы через пару минут быть заставленным нехитрой, но добротной и сытной закусью, типа, бутербродов со шпротами, солеными огурцами и сыром «Косичка». Неизменным украшением стола была коробка конфет, взятой под чаек, до которой никто и никогда не дотягивал. Разлитые по чайным кружкам градусы согревали атмосферу, полную взаимных приколов и забавных моментов, что работают лучше любых техник по формированию команд. Народ за столом давно и безнадежно знал друг друга, настолько, что чувство легкой неловкости у новичков испарялось так же стремительно, как и горький привкус во рту от первого глотка спиртного. Журналисты, коим люди со стороны приписывают цинизм и беспардонность, на самом деле добры, веселы и полны скорей самоиронии, чем саркастических колкостей в чужую сторону.
Чередуя тосты и перекуры у распахнутого настежь окна, мы «топили» байки и окурки в стеклянной банке, хранившей такие секреты, что хватило бы не на один закрытый архив. Постепенно градус опускал беседу на уровень легкого флирта и шуточек «ниже пояса», никогда не переваливающих барьер пошлости. Здесь давно все прошли этапы служебных романов, и теперь сосуществовали на тонкой грани человеческой симпатии и профессионального уважения.
Градус тонировал настроение, голоса становились громче, смех откровеннее, пиджаки постепенно переместились на спинки стульев, расшатанных рабочими задами. Румянец заливал щеки, девушки из рекламного отдела, сбившись стайкой, из-под ресниц начинали кидать оценивающие взгляды на собравшихся мужчин, которые затеяли спор о последних спортивных победах. Застолье двигалось к точке «дежавю», где у в каждом просыпались стереотипы пост-возлияния - кого-то потянуло на танцы, кто-то, подпирая плечом стенку, выкрашенную в голубую краску, о чем-то тихо загрустил, а кто-то пересчитывал мелочь в кармане, в надежде, что этого хватит на еще один заход в магазин. И всё ждали сигнала кульминации посиделок, после которого безвозвратно, на оставшийся вечер, коллектив разделится на две половины – первые начнут поспешно собираться домой, чтобы на завтра, слегка лукавя, сожалеть, что пропустили самое интересное, и вторые же уверенно скатятся в шумную пьянку, полную забавных курьезов и шалостей, типа игры в боулинг, где вместо кеглей в ход пойдут цветочные горшки, снятые с подоконников. И это веселье будет продолжаться уже до прихода охранников, что с завистью разгонят разбушевавшуюся компанию, которой было бы стыдно что-то вспоминать на утром, если бы память не впала в коматоз от возлитого и принятого на грудь.
И включал кульминацию – Василич, начальник рекламного отдела, под чьим чутким руководством девочки - менеджеры своим нежными голосами пополняли казну, что позволяло конторе всегда быть с достойной зарплатой. Он был крепко сбитым мужиком и с не менее крепко засевшей в нем склонностью к запоям, что привело к трем разводам и уверенности, что единственная женщина, которая всегда будет рада тебе и твоим грязным носкам – это мама. За столом Василич всегда был немногословен и пил в одиночку крепленное пиво, испытывая откровенное презрение к коньяку. Закинув ногу на ногу, чередуя стакан с темным пенистым и сигарки, заломанные на фильтре, он, постоянно улыбаясь левым уголком рта, был рядом и где-то еще, откуда в определенный момент, столь ожидаемый всеми, и выныривал, предварительно достав из-под стола вторую здоровенную бутыль с пивом, взятого на разлив в ближайшей «пивнушке». Ловким движением сбив крышку и пустив в стакан темную жидкость, от которой тут же потянуло солодом и чем-то еще, настойчиво возвращающим в советское время, он закурил очередную сигарку и выпустив одним за другим колечки, медленно протянул, глядя прямо на меня: Господи, Ирка, какой же ты была! Его мутно-зеленые глаза затянула поволока, голос зазвучал мягким бархатом, а под высокий потолок поднялась дымка прошлого. Эту историю каждый из нас знал наизусть, но никто и никогда не перебивал Василича, с какой-то непривычной тактичностью относясь к его воспоминаниям.
- Помню, словно вчера. Сидим, работаем, никого не трогаем и вдруг распахивается дверь и на пороге – ты. Легкая, стройная, с блестящими глазами и веселой улыбкой.
И, сделав большой глоток из кружки, продолжил в полной тишине: Какие у тебя были волосы! Длинные, кудрявые, с золотой рыжинкой! А голос! Я чуть не умер, когда услышал: Привет, а я к вам! 
Не знаю, почему, но воспоминания Василича никогда не вызывали во мне чувство грусти по ушедшим временам, наоборот, я всегда ждала их, ощущая, как какое-то приятное тепло начинает наливать тело, идя от кончиков пальцев, медленно наполняя каждую клетку, пока не начинали от смущения, словно я юная дева, гореть уши. В одно мгновение исчезало всё – люди, стены, время. И я снова становилась той девушкой, полной энергии и сил, носящейся по городу на высоких каблуках и в легких, откровенных платьях, не оставляющих в мужском воображении места для фантазий. Начинающая журналистка, хватающаяся за любые предложение, с еще «сырым» собственным стилем, но уже с амбициями, бьющимися через край. Мне казалось, что весь мир у моих ног. И Василич был частью того мира. Постепенно годы взяли свое – кроссовки сменили каблуки, поступь стала степенной, к имени добавились отчество и килограммы. Но память Василича не сдавалась, она не просто меня помнила, а я там жила – легкая, звонкая и летящая по жизни.
Однажды Василича не станет, он уйдет прямо на рабочем месте. Мы будем суетиться вокруг его тела, вызывая скорую помощь и пытаясь неловко делать искусственное дыхание. А напоследок я сделаю то, что поразит всех, стоящих в прощальном зале – положу в его гроб бутылку крепленного пива и пачку сигарок, без которых Василича сложно было представить.
А пока он смотрел на меня глазами полными воспоминаний, в которых я тонула от удовольствия. Кульминация состоялась, народ зашевелился. Но мы этого не заметили.
- А давай выпьем за нас, - предложила я, протягивая в сторону Василича свою кружку с коньяком: за нас и нашу память!
- А давай! – и смачный звон стекла наполнил комнату. А, сделав большой глоток, Василич, улыбаясь левым уголком рта, спросил: Слушай, чё-то мы давно в боулинг не играли, а?