Иной раз читаешь такие противоречивые воспоминания о советском времени, что диву даёшься. Одни рассказывают об СССР с ностальгией, у других самое мягкое слово о том периоде — совок. Далеко не каждый может похвастаться отсутствием предвзятости по отношению к великой и трагической истории нашей страны. За тридцать лет демократических преобразований мы научились безошибочно определять национальность своих сограждан. В далёких семидесятых я жил в вологодской глубинке, где 99 процентов жителей были русские. Возможно, поэтому для меня русские, евреи, грузины, казахи и прочие виделись, как дружный советский народ. Школьником я брал в библиотеке книги «Газинур» и «Путь Абая», смотрел в поселковом клубе фильмы «Алые маки Иссык-Куля» и «Отец солдата». Мы с пацанами считали нашими всех, кто боролся за справедливость и независимость, невзирая на национальность. Моё незамутнённое сознание не воспринимало чужаков. Доходило иногда до курьёзов.
После службы в Советской Армии я поселился в заводском общежитии города Гатчины. За партией в бильярд (он стоял в холле общаги), познакомился с Ефимом. Он работал на заводе инженером, разница в возрасте у нас двенадцать лет. О том, что он еврей, узнал случайно, — просветили знакомые девчонки. Имя, фамилия, и характерный нос, — всё указывало на национальность товарища. Почему за месяц знакомства я сам не сопоставил столь явные данные, ума не приложу. Сразу вспомнилось:
— Да будь хоть негр преклонных годов.
Негров среди знакомых не водилось, но в нашей армейской части служили ребята со всего Союза. Не припомню каких-либо разборок на национальной почве. С высоты сегодняшнего дня понимаю, что конфликты просто тлели, готовые рвануть по отмашке заинтересованных антисоветчиков. Ибо слаб человек, далеко не каждый способен преодолеть комплекс малого брата.
Я общался с украинцем, евреем, корейцем, с представителем Средней Азии, уж не помню с кем точно. Всех нас объединял русский язык. Спустя 15 лет Александр Городницкий, мой любимый еврей, напишет:
Неторопливо истина простая
В реке времён нащупывает брод:
Родство по крови образует стаю,
Родство по слову — создаёт народ.
А тогда, в конце семидесятых, мы не замечали отличия менталитетов. Этому благоприятствовала неопытная молодость и сходство интересов. Довольно скоро мы собрались в компанию из четырёх человек. Женя, начальник отдела, сухощавый и эмоциональный очкарик из Чернигова, жил в одной комнате с Ефимом. В его отделе работали тринадцать женщин. За это ему в администрации завода давали бесплатную путёвку в местный санаторий-профилакторий. Николай, начальник отдела АСУП, спокойный и рассудительный здоровяк, приехал из Кирова. Большой любитель научной фантастики, читал запоем. Этому способствовала нехватка его двигательной активности. Она же, вкупе с флегматичностью, не позволяла идти по карьерной лестнице, выше начальника отдела он не поднялся. Скорее всего, и не стремился.
Мне, только что пришедшему из армии, общение с Ефимом доставляло особое удовольствие. И он в моём лице нашёл благодарного слушателя, я с детства прислушивался к мнениям взрослых. Одними разговорами сыт не будешь, Ефим предложил поиграть в шахматы. После второй партии я понял, что играю сильнее. Чтобы уравнять шансы, играл агрессивно. По-алехински, как я думал. Комбинации до конца не продумывал, часто шёл напролом. Жертвовал пешки, лёгкие фигуры, но атака захлёбывалась. Зато интересно выпутываться из проигрышной ситуации.
Выиграв десяток партий, Ефим предложил:
— А давай играть на интерес?
Вот это гешефт! Правда, тогда этого слова я не знал. После лёгкого замешательства принял вызов. Договорились играть тур из десяти партий. Побеждённый покупает килограмм шоколадных конфет «Чародейка». Стоили они семь рублей за килограмм, дневная зарплата инженера.
Я изменил тактику, не спеша развил фигуры. Ефим привык к успеху, посему ринулся в атаку. Вскоре он оказался в трудном положении, ещё десяток ходов и в эндшпиле я получил ощутимый перевес. Приятно ощущать не только вкус будущих конфет, но и собственное торжество. Не сразу Ефим понял, что силы неравны. За язык его никто не тянул.
6:2, 6:1, 6:0, — с таким счётом завершались туры. Наступила сладкая жизнь. Я ходил с конфетами в гости и на работу, знакомые девчонки привычно угощались «Чародейкой». После четвёртого тура я взмолился:
— Конфеты в меня уже не лезут. Ефим, давай на фрукты перейдём.
Мой соперник не выдержал-таки, возмутился:
— Может тебе ещё ботинки покупать?
Больше в шахматы мы не играли.
К шести часам вечера приходили с работы Женя с Николаем, и после чая стол готовили для игры в кости. Играли шестью кубиками, задача игроков закрыть тринадцать комбинаций. Названия завораживали: ченч, покер, дженерел, стрит. Игра заканчивалась, когда один из игроков заполнял все комбинации. Остальные подсчитывали ненабранные очки. Через три-четыре партии самый невезучий накапливал 412 очков в минус. Именно столько стоила бутылка водки. На закуску сбрасывались. Спустя несколько лет минус составлял 442 и 530 очков. Выпивали не каждый вечер, количество проигранного спиртного увеличивалось. В таких случаях покупали армянский коньяк «Ахтамар» за двадцать рублей. Изредка с нами играл Саша, высоченный начальник заводской котельной. Единственный среди нас женатик с двумя детьми. Завод выделил ему временную жилплощадь в общежитии на мужском этаже. Жена отпускала Сашу на игру, но противилась участию в выпивке. Мы оставляли ему стопку водки с закуской, Саша прибегал возбуждённый:
— Мужики, у меня есть пять минут, я вышел посуду помыть.
Мы наблюдали со смесью зависти и насмешливости, с каким удовольствием он стоя выкушивал обыкновенную водку. Даже волосики усов подрагивали в сладкой истоме. За вечер Саша забегал к нам до трёх раз. При игре имел привычку долго трясти кубики. Часто выбрасывал с одной попытки стрит, 1-2-3-4-5-6. Мы так и звали его, — король стрита. Коля бросал кости небрежно, будто ему всё равно. Женя, напротив, предчувствуя визит в магазин, покачивался всем телом, потирая наметившуюся лысину. Ефим вёл записи, рядом с ним лежала пепельница, наполненная окурками.
Он выкуривал две пачки сигарет в день, даже моя одежда пропитывалась табаком. Наконец Ефим решился бросить вредную привычку. Постепенно уменьшал количество сигарет. К моменту полуфинала чемпионата мира по футболу между Францией и ФРГ Ефим выкуривал четыре штуки в день. В холле собралось всё мужское население общежития. Драматический матч никого не оставил равнодушным. Голы сыпались один за другим. Во втором дополнительном тайме Фишер в прыжке через себя заколотил красивейший гол. Немцы сравняли счёт, 3:3. От рёва болельщиков задрожали стёкла, прибежала бабушка-вахтёрша. Пыталась что-то сказать, да где там. Её, похоже, даже не заметили. Наступил самый ответственный момент в матче, — футболисты приготовились бить пенальти. В холле повисла напряжённая тишина, все замерли. Ефим, глянув на часы, встал с дивана и удалился. Пришло время четвёртой сигареты.
Курить он так и не бросил.
Со временем кости надоели, мы переключились на игру «Монополь». Советский вариант «Монополии» разработали студенты ленинградского университета. Здесь-то в полной мере проявился разный менталитет русского и еврея. Каждый ход у Ефима продуман, каждая фишка приносила максимум прибыли. Моя манера игры вызывала возмущение у соперника. Я рисковал, умудрялся выбросить на кубике нужную цифру, благополучно минуя чужие поля. Попав на свою жирную фишку, мог выбросить подряд три шестёрки. Трижды получал с неё «деньги», уходя от неминуемого поражения. Негодующая реплика Ефима изливалась бальзамом по сердцу:
— Пру-ушник!
Невозмутимость покидала Ефима и в случае моего поражения. Он довольно напевал:
— Оплати, обладай, обладо-о-ошен, — переиначивая битловскую песню «Ob-la-di, ob-la-da».
Женя и Коля выигрывали реже, им не хватало расчётливости Ефима и моей самоуверенности. Иногда в комнату заходили девчонки. Ефим подскакивал и на правах хозяина предлагал гостьям стулья. На этом общение с посетителями заканчивалось. Они пытались завязать разговор. Ответом на старания прилетали невпопад брошенные нами фразы, оторваться от поля боя хоть на минуту нам не удавалось. Девчонки со скучающим видом наблюдали за игрой недолго. Уже в дверях они слышали автоматическое — до свидания. Сами виноваты, надо приходить вовремя. По окончании игры за чаем обсуждали мировые проблемы и прочитанные книги.
Их брали в библиотеках, самые интересные доставал Ефим. Благодаря ему ознакомился с романами «Мастер и Маргарита» и «Архипелаг Гулаг». Этих книг не было в свободном доступе, пользовались Самиздатом. В нашей компании критика советского строя носила скорее весёлый характер. Мы сравнивали недосягаемый холм в «Сказке о тройке» с построением коммунизма, а фразу «Все равны, но некоторые равнее» из сатирической повести Оруэлла относили к советской номенклатуре. Откровенно антисоветских разговоров в нашей компании не припомню. Хотя Ефим жаловался, что ему, как еврею, в чём-то препятствовали. Я пропускал его сетования мимо ушей, ибо заводом уже тридцать лет руководил Самуил Израйлевич Кисельгоф. Уже в девяностых на мой день рождения Ефим подарил книжку Льва Троцкого «Моя жизнь». Я читал много, но к этой не притронулся. Возможно, помешало крылатое выражение: «П… как Троцкий».
В середине восьмидесятых закончилась наша холостяцкая жизнь. Первым женился я, следом Ефим и Женя. Они купили однокомнатные кооперативные квартиры, я заработал на стройке трёхкомнатную, параллельно окончил институт на заочном отделении. У Жени родился сын, у нас с Ефимом дочки. Коля получил от завода квартиру на краю города. Скоро поменял её на хрущёвку рядом с заводом, упорное нежелание ходить пешком перевесило все плюсы новенького жилья.
В девяностые встречались реже, в основном, на праздновании дней рождения. Потом и вовсе наши посиделки закончились. Ефим давно живёт в Хайфе. Новости я узнавал у Жени, раз-два в год приходил к нему в гости. Играли в шахматы, он всё также покачивался всем телом в трудных ситуациях, потирая уже полностью лысую голову. С работы Женя ушёл сам в 65 лет. Купил машину, обилие свободного времени позволило заняться рыбалкой. Страничка в контакте заполнилась фотографиями. Мы вспоминали молодость, наши посиделки, Колю, — он умер два года назад. Женя рассказывал о поездках в Чернигов, о родителях.
Отец его фронтовик, командовал штрафбатом. Я видел его очень давно, один раз. Запомнилась его печальная фраза, сказанная в ответ на недовольство родственников жизнью:
— Эх, горя вы не видели...
Женя ездил к матери несколько раз в год. Там жила и его сестра с сыном. Последнее время отношения с ними разладились, видимо, антироссийская политика действует на людей агрессивно.
Вспомнился спор родителей моих знакомых, они дружили семьями с украинцами больше двадцати лет. При очередной встрече за гостеприимным столом мужчины заспорились о делёжке Черноморского флота. Мнения жёстко разделились, подогреваемы спиртным, друзья разругались в пух и прах:
— Если будет какая-нибудь заварушка, мы будем по разные
