сразу разобрала, что хватают её пальцы. От этого осознания ужас сковал её крик. Пальцев было много. Ладони – мягкие, жёсткие, большие и маленькие, но одинаково ледяные, поднимались всё выше и выше по её увязшим ногам, тянули её за собой в бездну.
Бажена не смогла вскрикнуть. Она увязала всё ниже и ниже, её руки бесполезно хватались за траву, за мох, комья ложной земли, и не могли найти опоры, а рук становилось всё больше и больше и они тянули уже плечи Бажены, ловко взбираясь по её телу, увязавшему всё глубже и глубже. Они кренили её на себя, тянули во мрак, и Бажена видела, как в черноте, от которой несло гнилью, вспыхнули десятки ярко-зелёных глаз…
–Боже! Лойшо! – кто-то кричит за спиною Бажены, но она не может вздохнуть. Она не может подать голоса. В её рот уже заливается смрадная чёрная вода и тело – совсем непослушное – проваливается куда-то в отвратительную мягкость. В глазах щиплет – болото добралось до её глаз вслед за её ртом. Отравив её язык, попав в лёгкие и скользнув змеёй в желудок, выцарапывает теперь её глаза, выкалывает из них жизнь, заменяет её смертью.
Спроси Бажену:
–Что с тобою случилось?
Она не ответит: хрипло вздохнёт и в горле её забулькает чёрная смрадная вода, отравленная духами болот.
***
–Ты ничем не поможешь ей! Ничем! – Лойшо встряхивает Малку за плечи так грубо, что к утру у неё точно будут синяки. Но сейчас никому нет дела до таких пустяков.
В болоте ещё торчит макушка Бажены. Как уродливая кочка. Светлая, а в свете луны как серебро.
–Ничем, слышишь? – Лойшо соображает вперёд всех. Пока Тамаш, прислонившись к дереву, очищает свой желудок против воли, Лойшо берёт ситуацию под свой контроль. – Умерла! Так бывает! кто просил её в болота идти?
Малка не верит, она трясёт головой, ревёт:
–Вытащить! Мы должны…
–Надо её оставить, – Тамаш отходит от дерева. Его трясёт. – Слышите? Спросят утром – где вы её нашли, а мы что? в болоте? А как объясним?
–Вот! – в эту минуту Лойшо готов простить Тамашу всё. – Слышишь? Мы сделали что могли. Ребята будут молчать. А здесь чего? Скажем, что не видели её вовсе. Кто знает – с какой радости она гулять ночью пошла? Божевольная! Вот и вес сказ. А мы, если мы расскажем, что мы… мы всего шутку хотели сыграть! Но нам же не простят. Не поверят нам. Решат, что мы её в болота завели и притопили.
–А оно нам надо? – Тамаш подступает к Малке. – Мы не скажем, никто не скажет. Не было её и всё. Кто возразит? Мы её и не видели. Или всё было не так?
Тамаш серьёзнеет. Он знает, что его фраза вынесет Малку в дурнину и не ошибается. Она срывается сразу – колотовка! Вся в мать – та тоже как заведётся, так на всю деревню её слышно.
–Ты о чём мелешь, негораздок? Ты на что наговариваешь, баляба? – Малка замахивается и хлещет Тамаша по щекам. – Ты думаешь, я её загубила? Думаешь…
Руки предают. Малка плачет, но уже не кричит и не бьёт.
–Вот! – Тамаш доволен. Ему больно, но он прав, – даже мы, тебя зная, не верим. А другие? Тебе же худо!
Они говорят с двух сторон. Они говорят об одном: её не было с нами, Малка! Её не было! а чего там с нею случилось – не ведаем, так ты, Малка, всем и говори.
Слаб человек. Малка до этой ночи тог не знала. Сердце её противится, но страшно, страшно! Как сказать, не говоря? Как признаться в шутке? Как признаться в том, что не помогли?
Сдаётся Малка, и выдыхают Тамаш с Лойшо. Лойшо берёт палку, тянет палку до макушки Бажены. Малке приходит в голову, что неплохо бы Лойшо столкнуть, но она не сталкивает. Она смотрит на его руки, а те тянутся к макушке Бажены и…
Притапливают её.
Не видели, не слышали, не знали! Где Бажена прячется – не разумеем.
***
По деревне плач. Так может рыдать только мать, что потеряла дитя. На разрыв всей жизни, мирно текущей в других домах. Черно лицо от горя, в глазах пустыня. Рыдает она, бьётся, не верит, не помнит себя…
Сначала, конечно, пыталась держаться. Спросила – где, мол, дочь моя? С вами должна была пойти! Но Малка, как было говорено, держится: сговориться-сговорились, а она не пришла. И молодёжь вся подтверждает.
Трясёт Малку. Неприятно ей лгать и перед глазами образ стоит – не отогнать – одна макушка Бажены. Но в свете дня за себя страшнее! В свете дня надо себя отстоять.
Недолго загадка длится – вскоре мужики сообщают: в болоте Бажена, тело её не выбить оттуда. По клочкам одежды нашли.
В горе деревня. Хот и не все Бажену принимали так, как одна мать принять может, а всё же не устоять перед горем, неправильно это, если юность уходит. К тому же так страшно.
Рыдают женщины, горю матери вторя, вьются рядом, её одну страхуя:
–Бог дал, бог взял, милая! Земля ей пухом. Значит надо так было.
Надо! С богом спорить готова мать, лишь бы не было «надо», бьётся в руках женщин:
–Утоплюсь там же! покажите где…утоплюсь! Рядом буду.
Насилу держат её, вливают в рот полугар, она глотает его, не замечая крепости, и хмель не берёт её. Наконец падает.
Мрачны мужчины, с отцом скорбя:
–За упокой дочери твоей.
Пьют, а что тут скажешь? Скорбно. Не должна юность умирать. Ещё и так.
Переговаривается молодёжь:
–Вот ужас! Дурная была, а всё же…
И та её часть, что немного больше знает, молвит:
–Что там было – мы не знаем, лучше вовсе промолчать!
Уверяет Тамаш Лойшо и Малку:
–Всё нормально, так вернее.
–Забудут, – вторит Лойшо, – к свадьбе нашей забудут!
Отталкивает руку Лойшо Малка:
–Не будет свадьбы. Видеть вас не хочу! И знать тоже.
***
Не удивляется Малка. Совесть так может заесть, что любой ужас уже как награда. Есть смерть! Есть кара божья!
Стоит перед нею Бажена. Впрочем, что от Бажены в этом осталось? Кожа серая, одежда лоскутами свисает: крючьями-пальцамии её рвали; по телу мелкие чёрные ямки-язвы – болото не разлагает тело. А травит собою, быть вскоре Бажне частью болота, перевариваться в нём, но ужаснее всего глаза. Очень яркие, зелёные глаза, в них злоба.
Появилась Бажена ночью. Не спала Малка – не можется! Совесть грызёт, стоит глаза закрыть, перед глазами то макушка Бажены из болота, то плач, то крики Лойшо…
Вышла Малка на двор, в ночи прохладно, да умыться колодезной отстоявшейся водой – всё радость, может уймётся бешеное сердце. Толко воды набрала в ладони, а уже отразилось чужое лицо в ведре – луна, услужливая погань, подсветила! Сверкнуло зелёным и потянуло смрадом.
Выплеснула воду Малка в ведро обратно, обернулась на запах. Ничему не удивляется Малка, радуется даже – есть кара божья!
–Я рада, – говорит Малка и не лжёт. За эти дни она измучилась и саму себя заела. Не может спать – кошмары, не может есть – чудится смрад болотный. Наконец-то избавление. – Ты теперь болотница?
У болотниц такие зеленые глаза – всякий знает. Не видели их в этом краю уже сотню лет, так почему же возвращается нечистая сила? у Малки ест повод к раздумью, но она замучена сама собой.
Бажена кивает. Её движение неестественно – болото перемалывает кости. Понемногу начало и с Бажены. Лицо её неподвижно, а голову качается. Жутко.
но жутко Малка заслужила – так она сама себе определяет.
–Ты за мной? – спрашивает Малка. – Я…веришь ли, рада. Хочу умереть. Не могу больше.
Малка плачет, но тихо-тихо, от усталости её тишина.
–Не-ет, – хрипит Бажена. В горле её булькает чёрная вода. – Не смерть, нет.
Что? в сердце Малки загорается что-то забытое. Неужели надежда? Бажена её прощает? Бажена прощает только её?
–Мы пытались, правда, – говорит Малка, – но Тамаш и Лойшо, и…
–Им топь! – торжествующе и страшно отвечает Бажена. Сердце Малки обрывается.
–Ты прощаешь только меня?
–Нет, – бульканье становится невыносимым. – Ты! Жить!
Жить. Бажена оставляет её жить. Жить и мучить саму себя. Жить и видеть горе родителей Бажены. И…Лойшо и Тамаш мертвы?
–Не тебе распоряжаться! – Малке на надо много, чтобы вспыхнуть. Но поздно – Бажена уже хватает её ледяной липкой рукой её руку и вдавливает её голову в ведро с колодезной водой. Малка борется, но Бажена сильнее. Теперь Бажена всегда будет сильнее.
Мгновение и хватка ослабевает. Малка, задыхаясь, отплёвываясь, выныривает из ведра, с руганью, бранью и странной болью в горле. Оглядывается – панически и бешено. Никого. Пусто. Только на земле мокрые следы болотницы Бажены.
–Привидится же…– Малка тянется к полотенцу, чтобы вытереть лицо, и уже отираясь, видит вдруг в отражении воды – её глаза, прежде голубые, зелены.
–Не за то я тебя проклинаю, что пошутить хотела, и не за то тебя ненавижу, что завлекла с собою идти, а за то караю, что тело моё в болоте оставила, и матери с отцом не призналась в правде. На мне ни креста теперь, ни молитвы, ни упокоения…
Этот голос доносится до Малки с ветром, в котором прохлада и смрад болот. Всё это знает Малка. Но со стороны слышать страшнее, но она даже не пытается оправдаться, лишь спрашивает:
–Что делать мне?
Смеётся голос:
–Болотница я. Рано или поздно уйду в болото насовсем, стану его частью – разложится плоть, распадутся кости, насыщая его. А ты… ты будешь смотреть на мир, смерти своей не находя, пока к болоту не припадёшь, а там всё то же, что со мной!
–Я за тобой хотя бы пошла, – цедит малка, – знала бы какая ты дрянь, осталась бы с другими. Они идти не хотели и не пошли. А я…дура!
–Это с твоих слов! – веселится ветер, – а как оно было на деле – никто не знает! Были другие или не были. Мне не помогли и бросили меня трое.
–Погань! – Малка сплёвывает и поднимается на ноги, – ну если ты меня пугать так хочешь, знай – не сможешь. Я виновата, но не сильнее прочих. А ты?! Дрянная!
–Дрянная, – не спорит голос, принесённый ветром, – но кто-то должен страдать. Нам, мёртвым, так легче. В этом нет никакого смысла – только последнее удовольствие. Мне определили одну душу для мучения. И я помечаю тебя.
–Гори, – советует Малка. Она уже на ногах и усмехается в темноту, – жизнь может быть разной, но она жизнь. А ты ничто. И будешь ничем.
Малка не слушает ответа ветра. Она идёт в свою комнату, на её душе странно-спокойно. Она проклята, её жених, вернее всего, мёртв. Мёртв и ещё один человек. Но почему-то ей не хочется стенать о несправедливости! почему-то впервые за долгое время ей хочется спать.
