Биографические листки (продолжение)

61
    Воспоминания батьки о войне, шталаге в Германии заставили и меня посмотреть зорче на недолгую жизнь. Не было ли доброго вмешательства свыше? Всё вроде обычное для сельского мальчишки. Помощь родителям по хозяйству, уличные игры, школа.
    Хотя нет, в раннем детстве однажды случился переполох; из него я едва выполз на карачках. Сам ничего не запомнил по малолетству, однако мне не раз о случившемся рассказывала мать. Я чувствовал, каким потрясением стала для неё эта деревенская история.
    Маленьким меня привязывали иногда на печке к жердочке, где зимой висел плетёный лук. Выпадали дни, когда смотреть за мной было некому. Поплачу-поплачу, да и засну на натопленной печной черени, застеленной зипуном. А в тот грустный день не так получилось.
    Привязали вокруг пояса ситцевый платок, потом – к жердочке, как и раньше делали. Ушли по срочным делам. Плакал от обиды, что одного оставили, никак не мог успокоиться, заснуть. Стал дёргать привязку настойчивей и сильней. Один узелок развязался, второй, третий. Я и полетел на деревянный мост (это пол в хате) вверх тормашками.
    Выкричавшись и выплакавшись, скулил, как обиженный щенок. Вернувшиеся родители испугались, волновались, обвиняя себя в беспечности. Показали меня фельдшеру. Обнаружился закрытый перелом руки. Забинтовали в гипс. Впоследствии батька сохранил его на хате, то есть нашем чердаке. Он напоминал о моей пережитой боли и семейной сумятице.
    Я остался жив, может, оттого, что Господь таким несмышлёнышам стелет при падении свою защиту. Когда рука срослась в срок, гипс сняли, мать часто с благодарностью вспоминала Пахомыча, который помог в лечении. Я не запомнил переживаний, зато чувствовал: перенесена самая серьёзная опасность с тех пор, как меня забрали из мягкой люльки, подвешенной к брусу потолка.