Отец Савватий, дьякон небольшой сельской церкви Святителя Тихона Задонского, прикрыв глаза и положив на колени натруженные руки, сидел на скамеечке у могилы отца Зосимы. Пресвитер отец Зосима был при жизни священнослужителем этой же действующей церкви, потому скромно и схоронили его здесь, на небольшом возвышении среди двух сосенок церковного погоста. Архиерей Амвросий дал благословение на погребение, хотя на старом кладбище уже давно никого не хоронили, правда, в исключительных случаях давали разрешение родственникам на захоронение рядом с могилками давно умерших близких. Но это происходило крайне редко. Архиерей сам отслужил все православные погребальные обряды, лично накрыл убрусом чело усопшего, присутствовал до конца погребения.
Вкрадчиво течёт коварное время. Уже прошло три дня с отъезда Владыки Амвросия, приезжавшего на сороковины. А сегодня Савватий вместе с местным умельцем поставили крест на могилке батюшки.
Хорошо, что не отказывают в помощи верные люди! Их немного, но они есть и помогают по возможности в это непростое время. Две прихожанки, да сторож Дмитрич, ну и
«трудник» Емельянов, который намогильный крест изготовил. Кстати, очень неплохой крест получился. Пусть он не из дуба, а из еловых досок, но зато просушенных и с пропиткой. С душой был сделан, тщательно, с домиком-крышкой сверху.
Отца Зосиму прихожане из ближайших деревень почитали, посещали службы, приходили на исповедь. Для каждого он находил доброе слово, если спрашивали, мог дать неглупый совет. Смерть священника ударила многих, такого батюшку ещё поискать! Взять, к примеру, того же Емельянова! Ведь по сути своей, абсолютно не преувеличивая, спас священник его от пьянства. Емельяновские жена и детишки нарадоваться не могли. И другим не отказывал в посильной помощи. Неудивительно, что очень многие благодарны были православному служителю местной церкви. Сейчас, конечно, поникли, пребывают в скорби и печали великой. Особенно взрослые.
Дьякон с батюшкой служили вместе в этой церкви более десяти лет, так как оба были, прежде всего, людьми адекватными, неудивительно, что подружились. Пресвитер был человеком грамотным не только в православии, но и в миру́. В своё время он получил высшее техническое образование, разбирался во многих вещах и был интересным собеседником. Уважал людей, понимал юмор, да и сам иногда пошутить был горазд, правда, памятуя о сане, весьма мягко, безобидно. Одним словом, ушёл не только всеми почитаемый священнослужитель, но и просто хороший человек, которого искренне оплакивали те, кто его знал, и сожалели о его столь внезапной кончине.
Ох, как летит время, ведь и сам Савватий – не парнишка молодой, за сорок уже…
«А ведь, действительно, как-то внезапно почил пресвитер!» – вдруг, остренько кольнув, всплыла сквозь сладкую полудрёму мысль. Нет, понятно, смерть всегда не вовремя, но в данном случае как-то уж очень скоропостижно скончался, поневоле задумаешься.
Отче был крепким мужчиной, шестидесяти годков ему ещё не было, в окладистой бороде проседи не наблюдалось, иногда за его энергичным шагом было не поспеть.
«Странно, вообще-то на здоровье он никогда не жаловался. Хотя, в последнее время частенько пребывал не в бодром, как обычно, а в каком-то настроении… сумрачном что ли». – Сомнения помимо воли возникли в голове Савватия, и ему пришлось встряхнуться, чтобы выйти из уютного полусонного состояния.
«Надо же, как сморило, присел отдохнуть на пять минут и нате вам!».
Августовский солнечный день клонился к вечеру, было безлюдно и тихо, кругом кресты, оградки, кусты да различные деревья, разросшиеся зелёными островками вокруг церкви.
«Так, далее! Он в последнее время особенно много молился в уединении, был молчаливее обычного. Стоп!..» – внезапно вспомнил Савва.
Он, потирая лоб, даже привстал в некотором волнении. – «Пресвитер пытался же мне что-то сообщить, весьма вероятно, очень важное! Точно! Наверняка в тот момент, когда мы с Емельяновым воротами занимались на центральном входе…»
В отличие от монументальной арки, сложенной из массивного серого камня, заржавевшие кованые ворота давно утомляли взор своим видом. Наконец и до них руки дошли. Савва вдвоём с трудником начали было снимать эстетически непотребное. Одну-то половину снять сумели, отправили на покраску, а вот со второй намучились вдоволь, но так пока и не справились.
Прикипело там, в петлях, со временем нешуточно, да и неудивительно, сколько лет ими никто не занимался. Емельянов даже предлагал срезать их газорезкой или «болгаркой», но в итоге пожалели труд старых мастеров, обильно смазали петли керосином и оставили в покое. Возможно, со временем и разъест ржавчину.
– А что, отец дьякон, не пройтись ли нам немного. На свежем-то воздухе, глядишь, и очистится от вредной химии организм, хотя бы частично, – предложил тогда ему пресвитер.
Он подошёл незаметно, некоторое время серьёзно наблюдал за энергичными, но напрасными потугами преуспеть в поединке с тяжёлым кованым монстром. Савватий, вытирая тряпкой руки, благодарно воспринял приглашение, ибо ясно было – не совершить им сегодня сей трудовой подвиг, только время зря потеряют. Кстати, и случай представился поговорить откровенно, а то в последнее время складывалось такое впечатление, будто гложет что-то отца Зосиму. Уж очень заметно замкнулся в себе пресвитер. Знал его Савватий неплохо – серьёзный это был человек, но несвойственно для него было какое-либо уныние, а уж тем более тоска. Дабы батюшку так душевно согнуть, должна быть причина чрезвычайно весомая. Вот и представилась возможность в беседе выяснить, что же у них произошло такого необычного, что незаметно промелькнуло мимо внимания его верного помощника, отца-дьякона.
Пройдя центральную арку, они не спеша пересекли вымощенную диким камнем небольшую площадь. Когда-то на ней была конечная остановка маршрутного автобуса. Здесь он разворачивался и через полчаса, в течение которых в небольшой диспетчерской шофер с кондуктором могли отдохнуть, отправлялся обратно в город. В день тогда по два загородных рейса сюда делали, а сейчас маршрут изменили, пассажирский транспорт теперь следует напрямую дальше по трассе, игнорируя отворотку к их церкви. В настоящее время люди крайне редко приезжают, в основном на своих машинах или на такси. В православные праздники дополнительно для родственников, желающих проведать могилки усопших, подключают пару маршруток, отправляющихся по расписанию от городского автовокзала.
Раньше на этой площади работал магазинчик, торговали цветами старушки, было не то что многолюдно, но видно – рядом со смертью клубится жизнь. Иногда эта жизнь выталкивала из себя моменты местного пошиба, вызывавшие улыбку.
В то время жизнь в деревне скрашивал небольшой сельский клуб. Днём показывали фильмы для приводимых из ближайшего пионерлагеря отдыхающих детей, а вечером – для деревенских.
Да, когда-то здесь функционировал пионерский лагерь, был в советское время такой вид детского летнего отдыха. Потом вместо лагеря открыли санаторий, где лечились
«легочники», но в лихие девяностые и он канул в лету. Сейчас же остались уродливым напоминанием о тех временах опустевшие одно- и двухэтажные кирпичные строения, пугающие пустыми глазницами выбитых окон людей, случайно забредших в этот некогда чудесный сосновый бор.
Ну, а тогда киномеханик сам расклеивал «самопальные» афиши, и, если на клубе они не вызывали эмоций, то на кладбищенской ограде в районе площади, например, название фильма «Никто не хотел умирать» заставляло людей задуматься – смеяться над этой сермягой сию минуту или все ж таки потом, в более подобающей обстановке.
Сегодня здесь царит запустение, и только полуразрушенные здания из красного кирпича напоминают о не очень далёком прошлом. Сквозь пустые оконные проёмы изредка мелькают вдалеке силуэты местных жителей, пробирающихся по тропинке через огромный луг в ближайшую деревню. Да иногда доносящиеся оттуда крик петуха и коровье мычание дополняют признаки нынешнего жизненного шевеления в этих спокойных местах.
Два священнослужителя вознесли благодарственную молитву Создателю за чудесный летний день и с великим удовольствием, не торопясь, обмениваясь мнениями о делах и нуждах церковных, проследовали к бревенчатому мостику через маленькую речушку.
Они любили в свободное время иногда постоять на нем, опираясь на отесанные, серые от времени перила, понаблюдать при этом за жизнью в воде и на берегу, попутно вести неспешную и спокойную беседу. Синие с зеленым отливом стрекозы, бабочки различных расцветок, стайки мальков в прозрачной воде, кузнечики, стрекочущие в осоке, разросшейся по берегам небольшого омута, и прочая природная живность располагали к уютному душевному спокойствию. Но люди никогда не переходили на тот берег, ибо считались те места нехорошими.
– По моим наблюдениям прихожане стали реже обращаться к нам, даже в праздники немноголюдно. Уменьшилось количество желающих исповедоваться, отстоять службу. Скажи, Савва, что ты думаешь об этом? – начал разговор батюшка.
– Да, есть такое дело, хотя летом это неудивительно, – признал правоту отца Зосимы дьякон, – даже просто помолиться, свечечку поставить меньше стало приходить народу.
– Лето и в прошлом году было ничем не хуже, и в позапрошлом тоже, но прихожан гораздо больше присутствовало в храме. Нет, тут другое. Как ты думаешь, в чём причина?
– Предположить, отче, можно сто причин, – пожал плечами верный соратник, – но ни в одну из них я не верю. Истинного же объяснения на сегодняшний день не вижу.
Любуясь предвечерней природной красотой, вдыхая чистый воздух, отец Зосима задумался, и, казалось, забыл, о чём идёт речь, но на самом деле слушал он очень внимательно.
– Ты – служитель церкви, мой помощник и заведующий социальными вопросами, Савва, – после некоторой паузы вновь заговорил батюшка. – Иногда ты работаешь наравне с «трудниками», дружишь со многими прихожанами, а стало быть, ближе к ним и, наверняка, видишь и понимаешь то, чего не улавливаю я. Вот и скажи, не замечал ли что-либо странное в поведении людей? В их общении? Не происходило ли, по слухам, событий непонятных, настораживающих? Здесь, у нас, или поблизости, в окрестных деревнях?
Ни подумать над ответом, ни дать этот ответ дьякон не успел. Отец Зосима замолчал, как-то очень внезапно вспомнил, что забыл нечто важное, и попросил поспешить к церкви. Они, не мешкая, бодро зашагали обратно. Савва уже было собрался прямо поинтересоваться и получить ответ на свои сомнения, но на полпути пресвитер вдруг остановился и, сетуя на свою забывчивую голову, призвал его поторопиться, предупредив, что он подойдет чуть погодя. Вот только забытый медный образок на тесьме отвяжет от перил и тут же поспешит.
Несколько удивлённый, но привыкший к послушанию Савва продолжил путь. Перед поворотом на площадь у главной арки он оглянулся. Было уже довольно далеко, но
