А.Посохов "Рассказы для инсценировок"

пальто и шляпе.
  – Всё, выходим здесь. У меня тут служба рядом. Зайдём, я задачу поставлю и поедем ко мне домой. Такую встречу отметить надо. Посидим, повспоминаем.
  Тот, что в пальто и шляпе, возражать не стал, и оба, выйдя на остановке,  направились к стоящему неподалёку перед высоким забором с колючей проволокой одноэтажному зданию с охранной будкой и табличкой, указывающей номер ИТК.
  Зашли. Навстречу две женщины взволнованные. Видно, что просто гражданские сотрудницы.
  – Товарищ майор, у нас ЧП. Ключи потеряли.
  – Какие ключи?
  – От общего сейфа.
  – Ну вот, я же говорил, что у вас в одном месте ветер, в другом дым. Ладно, я вот друга детства встретил, а то я б вам сейчас устроил тут. По задницам обеим надавал бы как минимум. Зовите Медвежатника.
  Минут через десять в дверь с другой стороны здания в сопровождении охранника вошёл невзрачный такой пожилой мужичок в арестантской одежде.  
  – Видишь сейф в углу?
  – Вижу, обычный конторский ящик.
  – А открыть мы его сами без ключа не можем. Так что давай, исполни номер. И побыстрее.
  – А досрочку подпишите?
  – Я тебе баланду отсрочу на недельку, хочешь? Открывай, говорю!
  – Не могу, гражданин начальник, забыл всё.
  – Так, дамы, покиньте кабинет, и ты, ефрейтор, тоже. У нас тут сейчас сеанс гипноза будет происходить по восстановлению памяти.
  Женщины и охранник вышли. Майор привычными движениями начал расстёгивать портупею.
  – Погоди, так нельзя,  – остановил его человек в пальто и шляпе. – Дай я ему пару слов на ушко шепну.
  Сразу за этим, не дожидаясь разрешения, он подошёл к Медвежатнику и очень тихо сказал ему что-то.
  Мужичок мгновенно приободрился, уверенным тоном потребовал отвернуться, пошурудил чего-то там возле сейфа, и дверка открылась.
  – Принимайте работу, гражданин начальник. А про досрочку забудьте. Я ни о чём не просил, это шутка такая.
   – Ефрейтор, зайди, – крикнул майор. – Забирай его.
  Спустя час друзья детства сидели за столом на маленькой кухне в хрущёвском доме и пили водку.
  – Так чего ты сказал Медвежатнику, признавайся? Он из блатных, кого попало слушать не будет.
  – Да просто попросил по-человечески. Не бери в голову…
  Посидели, повспоминали. На прощание обнялись. Догадался  начальник колонии для заключённых или нет, что тот, кого он встретил через много лет и кого в гости пригласил, является самым что ни на есть авторитетным вором – неизвестно.              
  Чего только на Руси не бывает.

* * *


Никаких кобелей

  – Никаких кобелей! – отрезал главный «таксист» столичного общества охотников. – Пока ваша Ася в нору за лисой не полезет, вязать её категорически запрещаем.
  – Ну мы уже несколько раз на притравке были, – взмолился Серёга, здоровенный мужик средних лет, хозяин вертлявой таксы очень редкого кофейного окраса. – Не хочет она без меня лезть в эту подозрительную дырку. А я как туда вместе с ней залезу?
  – Я, конечно, ценю ваш юмор. Но и вы нас поймите. Мы продали вам элитную собаку с импортной родословной и нам надо довести её до соответствующих кондиций. А потом уже повязать её с таким же избранным самцом и получить от неё достойное потомство.        
  – Но ей уже два года, – не унимался Серёга. – По человеческим меркам она скоро в старую деву превратится. А с какой страстью она на пёсиков разных смотрит, вы бы только видели. Течка ведь у неё в самом разгаре.
  – Я всё видел и знаю, кто на кого и как смотрит. Я тоже человек.
  – Значит, не пожалеете?
  – Нет.
  – Тогда вы не человек.
  – А кто?
  – Бюрократ собачий.
  С тем и вышел Серёга из общества. Идёт, Аську на поводке коротеньком держит, и думает: «И на кой чёрт я с этой конторой связался. Да мы и без неё повяжемся. На охоту мы не ходим, охотничий билет нам не нужен. И лиса какая-то драная нам не нужна. Вот встретим кобелька по своей породе и всё, будем рожать».
  И встретили. Через полчаса буквально, по дороге домой. Издалека заметили в одном из попутных дворов. Подошли, познакомились. Упитанного такого чёрного кобеля звали Лёвушкой, а хозяина Федя. И лет этому Феде, оказалось, столько же, как Серёге, а вот Лёвушке его уже целых четыре года. Рассказал Серёга Феде о своей навязчивой проблеме, и они быстро договорились о главном: одного из щенков хозяин Лёвушки заберёт первым по своему выбору, даром, как и положено.
  И тут же все четверо поднялись к Феде в квартиру на четырнадцатом этаже. Жена Федина, по его словам, куда-то давно подевалась. Как и Серёгина, впрочем. Может, вместе они и сбежали, куда подальше, оставив своих собаколюбивых мужей в одиночестве.
  – Так, – с видом опытного специалиста распорядился хозяин квартиры. – Жениха с невестой закрываем в комнате, а сами идём на кухню. По такому случаю и выпить не грех.
  Выпили сразу по целому стакану водки, потом ещё. Хозяин Лёвушки тоже, как выяснилось, был к этому делу давно привычным. И здоровенным таким же был. Но вскоре, однако, всё равно оба они захмелели и давай наперебой расхваливать своих драгоценных питомцев.
  – А ты знаешь, какой он у меня умный. Покажи, говорю, как папа пьяный валяется, и он бряк на спину.
  – А она у меня знаешь, какая охотница. Всех крыс возле столовой напротив передушила. А породистая какая, в паспорте у неё одни иностранцы.
  – И у меня Лёвушка голубых кровей, принц датский.
  – И у меня принцесса оттуда же.
  – Докажи, – потребовал Федя.
  – Докажу, – уверенно заявил Серёга и полез в карман за собачьим паспортом. – Я как раз сегодня его взял, когда в общество пошёл. Вот смотри, отец Лорд-Фердинанд, мать Габра-Александрина.
  – Погоди, и я свой достану, – сказал Федя и вытащил из ящика в коридоре паспорт Лёвушки. – Так, читаем, отец Лорд-Фердинанд, мать Габра-Александрина.
  – Ничего себе! – воскликнул ошалело Серёга. – Так у них что, общие предки, что ли?
  – Мать честная! – следом воскликнул Федя. – Выходит, мы с тобою суицид им устроили, что ли?
  – Не суицид, а инцест, тоже ещё грамотей. И всё из-за тебя. Бродишь тут по улицам на виду у всех со своим толстяком лопоухим.
  – Да это ты же ко мне со своей течкой припёрся.
  – Ладно, делать-то что будем? Они уж там сцепились, наверно.
  – Бери веник, а я швабру возьму в ванной. Расцеплять будем. Ударим им по хребтам и разбегутся.
  – Своего бей, сколько хочешь. А мою не трогай. Я её сам аккуратно руками оттащу. Да открывай ты уже двери.
  Открыли. И что? Ася сидит посередине комнаты, приветливо виляет хвостом и с удивлением смотрит на забившегося в угол Лёвушку.
  – Всё ясно, раскормил пса до бессилия, – сказал Серёга, бережно поднимая Аську с пола. – Пойдём, красавица моя, отсюда. Тут одни импотенты живут.
  – Вот именно, – со злостью отреагировал на то Федя. – Забирай свою шавку и проваливай отсюда. Просто мой Лёвушка сам обо всём догадался и не захотел суицида с сестрой.
  – Инцеста, дебил.
  – Я тебе сейчас как дам вот этой шваброй по башке, сам ты дебил. Выпил на халяву и доволен.  

* * *


Визит драматурга

  В кабинет известного в России исторического просветителя вошёл некто, сходу представившийся начинающим драматургом. Хотя возраст его прямо свидетельствовал о том, что не только начинать, но и заканчивать ему чего-нибудь было уже категорически поздно. В руках он держал тощий пожухлый портфель времён послевоенных пятилеток.
  – Меня зовут Пантелеймон Будуаров, – пылая тлеющим взором, закончил представлять себя вошедший.
  – Садитесь, пожалуйста, чай, кофе? – вежливо предложил просветитель.
  – Я сяду. А всё остальное потом. Дело не терпит отлагательств.
  – А что случилось?
  – Как что! Целое поколение потеряли. Они же ничего не знают.
  – Кто они?
  – Молодёжь, форменные невежды! Спрашиваю, кто такой Ленин? Они глаза таращат.
  – Да, с молодёжью у нас проблемы. А я-то чем могу помочь?
  – Не притворяйтесь. Вы же учёный, бывший министерский чиновник, у вас награды, звания, связи. Я недавно по радио вас слушал. Очень даже забавно вы там про одного полководца рассказывали. Из крепостных да сразу в генералиссимусы. Не пойму только, на кой чёрт ему эти Гималаи сдались!
  – Вы о Суворове, что ли? Так он не был крепостным. И не Гималаи, а Альпы.
  – Тогда все были крепостными.
  – Нет уж, позвольте! – хотел было защитить историческую правду просветитель.
  – Не позволю! – властным тоном прервал его Пантелеймон Будуаров. – Потому, что вы ничего не делаете, а я сделал.
  – Любопытно. И что вы такого сделали?
  – Я написал пьесу. Вот здесь она, в этом портфеле. Пьеса так и называется Великий Ленин. Вы ведь знаете, что он великий?  
  – Подозреваю.  
  – Так вот. Я хочу, чтобы вы помогли мне толкнуть мою пьесу в молодёжь. То есть поставить её во всех театрах страны и загнать туда всё подрастающее поколение.  
  – А пьесу-то хорошую написали?
  – Естественно, как говорят у нас в Пензе.
  – Так вы из Пензы?
  – Ну что вы, упаси Бог. Это такая фишка для непринуждённой беседы.
  – А пьесу по источникам писали?
  – Обижаете. Как нам реорганизовать Рабкрин наизусть выучил.
  – Что вы говорите! А вы можете в кратких словах рассказать содержание пьесы?
  – Пожалуйста. Знаете ли вы, что в 1917 году Ленин был в Шушенском?
  – Припоминаю.
  – И вот, когда он там с Крупской чалился, выражаясь красноречиво, в это время из Израиля в Ленинград прилетел Троцкий.
  – Ужасно! А куда же ЧК смотрела?
  – Ну, голубчик, уж вам-то следовало знать, что ни ЧК, ни КГБ, ни ФСБ тогда не было. Всей правоохранительной системой заправлял кто? Ну, думайте, думайте.
  – Неужели? И тогда тоже!
  – Факт. Он и расправился с Троцким.
  – А Ленин тут при чём?
  – Так это же Владимир Эдмундович шарахнул по Зимнему из Катюши.  
  – Это Дзержинский Эдмундович. А Ленин Ильич.
  – То-то я смотрю, отчество у него какое-то неродное.
  – А из чего он шарахнул, простите? – решил уточнить название грозного орудия просветитель, хотя ему и так уже было всё ясно.
  – Расцветали яблони и груши, – тихо запел драматург. – Ну, догадались? Потом вместе споём. Очень крутая песня, как говорят у нас в Жиздре.
  – Так вы из Пензы или из Жиздры?
  – Из Жиздры. А в Пензе пусть черти живут.
  – А революцию-то Ленин как совершил?
  – Элементарно! Набрал кредитов в Сбере под поручительство Берии и совершил.
  – В каком ещё Сбере? Его тогда не было!
  – Ошибаетесь, товарищ. А история ошибок не прощает, как говорят у нас в Сызрани.
  – И в Жиздре, значит, тоже пусть черти живут?
  – Пусть.
  – А как это Троцкий из Израиля прилетел, если тогда такого государства ещё не было?
  – Как же вы далеки от народа! Может, где-то его и не было, а у нас оно всегда было.
  – А на чём он прилетел?
  – На иранском беспилотнике.
  – Зачем?
  – Чтобы Ленину помешать.
  – А-а, понимаю. Троцкому нужна была революция во всём мире, а не только в России?
  – Ничего вы не понимаете. Политика тут ни при чём. Тут у меня в пьесе жуткая любовная интрига. Троцкий был холериком, а Ленин сангвиником. Но влюблены они были в одну женщину из подсобки, то ли в Ашане, то ли в Леруа Мерлен.    
  – А что, сто лет назад эти магазины тоже были?
 – В истории ничего нового нет, как говорят у нас в Нижнем Тагиле. Но черти там не выживут, даже не надейтесь. В Сызрани ещё кое-как, а там им хвосты быстро накрутят.
  – Да чёрт с ними! Интрига-то ваша как разрешилась?
  – Проще