Цветы на рояле

сочувствование, на которое способны очень не многие. Давайте я вам ещё что-нибудь исполню.
- Нет, - твёрдо сказала Женя, - простите, но я пойду, даже если меня выгонят с работы.
Он ничего не сказал. Она оделась и вышла.
Целую неделю ей пришлось пересиливать себя, чтобы не идти к пианисту. Музыка звучала внутри неё, и мягкие, настойчивые, но красивые, хотя и минорные звуки, встающие друг за другом, начинались каждый раз, как только в памяти всплывали картины детства, родителей, даже любимых игрушек. Порой в этих нотах слышалась разрывающая душу тоска. Ей было тяжело так, что и Алёша, с которым она продолжала гулять вечерами, ничем ей не мог помочь, он даже ничего не понял, хотя она и пыталась ему объяснить.
Но всё-таки Женя знала куда ей идти, знала, кто сможет ей помочь убрать наваждение, если это вообще возможно.
Она вошла в церковь, которая мелькнула в переулке от дороги, по которой она ходила к пианисту. В храме была служба, и, отстояв её, Женя подошла к священнику, попросив его беседы. Когда поведала  свою историю, он сказал так:
- Всё, что мы делаем без веры — грех. Апостол Павел говорил коринфянам: «Всё мне позволительно, но ничто не должно обладать мною». Всё можно делать, но под божьим взором. Сама музыка может быть только во имя Его.
А ещё сказал:
- Хорошая музыка и цветы — это наше воспоминание о Рае.
Женя поблагодарила священника, а он её благословил.
Из храма шла окрылённая, точно теперь знающая, что ей делать дальше.
Проходя мимо цветочного магазина, через витрину увидела свои любимые цветы, и зайдя внутрь, купила букетик свежих ландышей, положив в сумку, пошла дальше.
Позвонив в квартиру, она увидела, открывшего дверь пианиста хотя побритого, но всё в том же халате и тапочках.
- Я вас уже не ждал, - сказал он.
- Мне хочется всё же сделать уборку в квартире, но только если вы сможете не играть в это время.
- Хорошо, - коротко ответил он и ушёл в спальную комнату, закрыв за собой дверь.
Женя всё убрала, повесила разбросанную одежду, аккуратно сложила книги в шкафы, вытерла пыль и хотела уже идти, но вдруг остановилась в нерешительности и, подойдя к двери спальни, сама удивившись себе, негромко сказала:
- Можно ещё раз услышать ваш ноктюрн?
Дверь сразу отворилась, и к ней вышел пианист в смокинге и в лакированных концертных туфлях, вежливо подвинул ей кресло как можно ближе к роялю, а сам, сев на вращающийся стул, начал играть. В этот раз ноктюрн был полон и грусти, и радости сразу. Как можно это сделать, знал только он. Закончив, встал, низко поклонился и сразу вышел, вернее вошёл в свою спальню. Женя даже не успела сказать: «Спасибо» и, поднявшись, вдруг что-то вспомнила, о чём-то подумала и лицо её радостно озарилось. Она вынула из сумки свои любимые ландыши и, положив их на клавиши открытого рояля, тихо вышла.
А вспомнила она слова, сказанные для неё: «Музыка и цветы — это наше воспоминание о Рае».