9. Подарок
За столом наступает тишина. Даже дети притихли. Я не дыша рассматриваю блюда — в сочельник всё неуловимо преображается, даже еда становится произведением кулинарного искусства. За спиной стрекочет телевизор. Мне не верится, что закончились эти безумные дни, и в то же время чуть-чуть жаль, что их не вернуть.
Я пока не знаю, что мне делать со всем, что узнал о себе, о других, и чего так и не понял до конца. Рационального объяснения нет. Рефлексии по этому поводу бесполезны, и даже вредны, как любые грёзы, иллюзии, незаметные самообманы. Всё это лишь попытка оправдаться и спрятаться от себя самого в карточном домике.
Тесть наливает кагор в бокалы. Тёща раскладывает по тарелкам кутью, аккуратно пронося над сияющими столовыми приборами горку отварного риса в глиняной тарелке с десертной серебряной ложкой. Ёлка сверкает, мерцают огоньки гирлянд. Лера уже разворачивает блестящие кубики и параллелепипеды подарков, срезая шелестящие ленты, и на пол падают лёгкие бантики и тесьма, а дети потрошат содержимое с тихими возгласами восторга.
— С Рождеством! — громко восклицает Женька и зажигает свечи.
— С Рождеством, дорогие мои! — вторит ему тёща. Тесть кивает и поднимает бокал. И мы приступаем к трапезе. У нас трогательные и торжественные лица, таинственные от падающих на кожу светлых бликов. Боже мой, как хорошо... Как всё хорошо. Всё нашлось, и даже бумажный кораблик счастья сам приплыл в руки нашего сына. Разве это не чудо? И ведь не поддаётся всё это никакому формальному анализу, любой скептицизм не выдерживает, как говорится, никакой критики.
Женькина жена уводит детей в детскую, им пора спать. И тут звонит маленький раскладной телефон Алисы. Она раскрывает его, нажимает на кнопку и подносит к уху.
— Алло... Миша! С Рождеством, дорогой! — её лицо становится удивлённым и радостным. — Как? Когда? Боже мой, какой подарок! Мы все-все вас поздравляем! Я заеду завтра к ней, можно же? Нельзя? Ну ладно... Хорошо! Тогда позже. Хочешь — приезжай к нам. Нет, ты никого не смутишь. Да, я настаиваю. Всё, бери такси и давай... Мы у папы, ждём!
Алиса складывает телефон и смотрит на меня осторожно, будто подбирает правильные слова.
— Что? Кто там?
— Это Миша... Алька родила... Мальчик, два девятьсот... Я подумала: что ж ему дома самому сидеть? Рождество же. Ты не против?
Отрицательно качаю головой и улыбаюсь, как тронутый. Телефон у Алисы звонит ещё раз.
— Милая моя, солнышко, как ты? — восклицает Алиса и выпархивает из-за стола, чтобы выйти из комнаты. — Я хотела позвонить, но побоялась, подумала, что ты отдыхаешь. Всё хорошо? Там прекрасные врачи, персонал. Не переживай, ни о чём не переживай... — её голос теряется в коридоре и глохнет за дверью кухни.
Я поднимаюсь из-за стола, иду вслед за её голосом, как загипнотизированный. Приоткрываю дверь, смотрю, как она воркует. С Алькой. Как будто она ей сестра.
— Минутку... — Алиса прикрывает телефон ладонью и вопросительно смотрит на меня.
— Ты хочешь что-то сказать?
Я молчу. Алиса вдруг говорит:
— Аль... Счастье-то какое. Рождественский подарок. Ну точно, Боженька любит тебя! Тут Андрей, он хочет сказать тебе что-то, наверное. Ты не против?
Вручает мне телефон и уходит в комнату, плотно закрыв дверь. При всей прямолинейности Алисы, деликатности и такта у неё не отнять.
Я стою, слушаю алькино дыхание и не знаю, что сказать сейчас.
— Привет...
— Здравствуй, Андрей... — её голос ласковый и немного усталый.
— Мы Мишу к себе пригласили.
— Знаю, он звонил. Не пейте там много, празднуйте аккуратно!
От её будничных слов так просто и ясно становится на душе, что я смелею:
— Прости меня, Аля. Прости меня, пожалуйста.
— Что ты... Я давно тебя простила, Андрюша. Всё ведь к лучшему. Ты даже представить себе не можешь, как я счастлива сейчас. Так счастлива, что всех люблю ужасно. И Алису, и тебя, всех-всех. Я так благодарна за всё, что со мной произошло... Богу, небу, судьбе... Даже не знаю, кого мне и благодарить.
Слушаю её радостный голос с тёплыми, грудными нотками. Как это всё сложить воедино? Так не бывает! И небеса не разверзлись, и я не провалился в преисподнюю. Может быть, это очередной сон наяву?
— Как малыш?
— А что ему... Спит. Родился в Рождество, как нарочно. Немножко недоношенный, но это ерунда. Главное, живой и здоровый! Всё, теперь у меня совершенно новая жизнь. Ты не думай ничего плохого, Андрей. О себе. Не надо себя чувством вины загонять в угол. И меня тоже прости.
— Что ты, Аля. Ты ни в чем не виновата.
— Виновата! Неправильно всё делала, говорила, сама себя обманывала, понимаешь? И тебе вредила этим. Ай, не хочу об этом, забыто всё. Алиса права, всё это нездоровый романтизм, а надо жить и всё. Жить и всё! И ты себя не казни. Господи, как хорошо, что мы с тобой наконец-то поговорили. На душе легко так... счастья тебе в новом году. А теперь передай трубку Алисе.
В дверь звонят. Я иду открывать, на ходу говоря:
— Спасибо... Вот и Миша приехал...
Передаю трубку Алисе, они там щебечут о чём-то своём. Обнимаемся с Мишкой.
— Вы как, Андрей Борисович? Как сердце?
— Нормально, Миш. Всё хорошо. Только что с Алей говорил. Поздравил...
Мишка улыбается.
— Не уходи из института.
— Ага, меня уже переубедили тут... Да и как уходить-то? Вы же всё равно в проректоры уйдёте.
— В проректоры?
Наверное моё лицо выражает крайнее удивление. И Мишка уточняет:
— Так на совещании же говорили. Вы что, хотите отказаться? Весь сыр-бор вокруг этого и закрутился. Из-за кадровых перестановок.
Господи, что это было? Неужели я и совещание видел, будто в кривом зеркале? Мне не хочется сейчас об этом думать. Я разберусь с этим потом. Когда буду один. Когда уляжется в голове вся пережитая чехарда.
— Идёмте же, идёмте за стол. Что вы в прихожей стоите... — улыбается Алиса, и лицо у неё светится. — Всё же хорошо! Надо же, какие подарки к Рождеству в этом году, правда же? Невероятно...
10. Обратный отсчёт
— Вставай, соня... Уже восемь. Скоро ехать домой. Пошла я Мишку будить... — меня обдаёт свежестью, Алиса ерошит мне волосы и легонько дергает за ухо. Открываю глаза. Она уже одета, тщательно причёсана, на лице косметика — всё идеально. Королева.
Иду в ванную, выхожу на просторную кухню, везде горит свет — Алиса включает все лампы и светильники разом. Это неистребимо. Все уже к этому привыкли. За столом Мишка, на столе завтрак.
— Тс-с-с-с... Родители спят ещё. А Лера с Женькой уже уехали. Завтракаем, едем к нам, я Альке подарок приготовила, но не думала, что он понадобится раньше марта. Потом отвезём Мишу домой и дальше будем делать что хотим.
— Алис... — пытается возразить Мишка. Он ещё сонный и не понимает, что с Алисой спорить бесполезно.
— Папаша, не перечьте праздничным женщинам. Там целый тюк пеленок, распашонок, одеяльца, конверт для малыша... В общем — всё самое необходимое, пешком не унесёшь.
Во дворе белым-бело. Втроём смахиваем с машины снег, запорошивший всё вокруг за ночь. Навстречу всеми безлюдными улочками катится побледневший от снега город. Алиса останавливается перед пешеходным переходом. Его пересекает старушка с собакой, в руках у неё яркий пакет.
— Алиса, стой.
— Стою.
— Давай заедем к Аглае Петровне.
— Ну что ж ты раньше не сказал, Андрей! Ладно, придётся круг давать теперь, — ворчит она, но глаза в зеркале улыбаются отчего-то.
По дороге тормозим у маленького зоомагазина. Без слов выходим из машины, оставляя Мишку с Артёмом. Покупаем собачьи лакомства, кокетливый ошейник на прочной цепочке.
— Может, что-то ещё посмотрим?
— Не надо. Всё равно наспех ничего хорошего не найти сейчас. Я себе халат купила вчера, в машине лежит. Тёплый, классный. Ей подойдёт. Она худенькая.
Поднимаемся по лестнице, вчетвером. Аглая открывает двери, всплёскивает руками.
— Ой, родные мои! Как я рада! — обнимает Алису, гладит по голове Артёма. — Чем мне вас угостить? Проходите.
На стол ложится свёрток с халатом — тёплым, тёмным, Алиса любит такие. Следом за ним большая жестяная банка с чаем, у батареи — картонная коробка с «Цезарем», для маленьких собак. Питомец Аглаи скребётся где-то в глубине квартиры. Аглая дарит Артёмке конфеты и хрупкую старинную ёлочную игрушку: серебристый шар с блёстками, а на нём нарисован ангел в длинной тунике, с белоснежными крыльями. Мы с Мишкой рассматриваем портреты на стене. Аглая, её покойный муж и смеющийся молодой парень. Я вспоминаю, что Алька говорила: у Аглаи сын погиб. На какой-то войне в девяностых.
Прощаемся у порога, и тут Аглая спохватывается.
— Мишенька, погодите. Я тут Алечке передать хочу, для ребёночка... Берегла всё... — она исчезает в глубине комнаты и появляется вновь, неся в ладонях крошечную икону Богородицы.
— Вы не подумайте, это же Палех, старинная работа! Я её всю жизнь хранила. Некому оставить, а Алечку я люблю. Муж покойный, Анатолий Моисеевич, коллекционером был.
— А это вам... Тебе... — Аглая теряется, говорить Алисе «ты» или «вы».
— Дай-ка руку свою. Вот... На счастье... — и надевает на палец Алисе старинный серебряный перстень с чёрным камнем. — Это чёрный жемчуг. Начало двадцатого века, хороший ювелир делал. Серебряный век...
— Аглая Петровна, это же сокровища! — говорит она, и голос её звенит, как будто она сейчас рассмеётся или расплачется. — Господи, Аглая Петровна, милая, мы совсем не заслужили таких подарков!
— А подарки — они же не за заслуги, они просто так... От чистого сердца!
Возбуждённые, спускаемся вниз, едем дальше, мимо заснеженного парка, через мост. Что за де жа вю...
— Вот тут я смартфон потерял... — говорю я Алисе. Он упал в воду. С моста...
— Давайте прогуляемся, что ли. Миша, тебе же к Альке рано ещё? Я тебя отвезу.
Мы стоим на мосту, вчетвером. Смотрим на тёмную воду, подёрнутую у берегов тонким льдом. Здесь так хорошо дышится. Мимо проходит полицейский. Его лицо кажется знакомым. Я киваю ему, и он кивает, улыбаясь. Кажется, это тот самый, который было принял меня за сумасшедшего, когда меня перемкнуло и я пытался открыть дверцу неизвестно чьей машины... Всё, что происходит этим рождественским утром, напоминает обратный отсчёт. Работу над ошибками, которые невозможно исправить. Или возвращение забытых долгов — хотя бы частичное. Полностью эту жизнь, прожитую будто в кредит, искупить невозможно.... Мне просто повезло.
Алиса подшучивает над нами, мы весело смеёмся. Полицейский улыбается, машет нам рукой, с удовольствием рассматривая улыбающуюся Алису, одобрительно кивает:
— С Рождеством!
— С Рождеством! — кричим хором в ответ.
А вечером мы сидим дома. Алиса шелестит страницами, сидя в кресле. Читает. Я смотрю новости по телевизору. Артёмка возится в детской. Идти никуда не хочется. На журнальном столике у окна стоит картонный кораблик. Его уже покрасили акварелью, поправили размытый рисунок. В нём конфеты и карликовые мандарины.
Во мне бродит приятная усталость. Мы так много сказали друг другу, что хочется помолчать. И молчание наше легко и прозрачно.
— Хочешь наполеон?
— Хочу.
— Возьми в холодильнике. И Тёмке кусочек дай, — говорит Алиса и углубляется в книгу. Идя мимо, трогаю её за руку, приподымаю книжный корешок. Чехов... Странно, что когда-то он мне скучным. Вот оно, моё «небо в алмазах»...
Мне отчего-то радостно, и
