Глава шестая. Ведьма – это ведьма, и пишется – ведьма!
Эй-эй, пока еще жива...
Эй-эй, пока горит трава...
Эй-эй, огонь тебе к лицу...
Танцуй, ведьма, танцуй!
Напейся пьяною нашего гнева.
Танцуй! Сегодня ты королева!
Пусть хмель и корица, и змей, и лисица
На первой зарнице прославят сестрицу.
Хелависа
Курьерский поезд «Янтарный» открутил и отсчитал последние рельсовые стыки железной дороги Штиглица. Желто-золотые вагоны устало вкатились под клепанные своды и балки любимого дебаркадера Анны Карениной. Вкатились и замерли. Всеми каучуковыми легкими, поезд вздохнул с облегчением, и зашипел, сбрасывая давление тормозной магистрали. Важные пассажиры вагона «люкс», не позволяли себе взять, да выскочить в тамбур в угоду накопившемуся нетерпению и любопытству. Путешественники высокого класса должны покидать состав первыми, ступив на ковровую дорожку, одновременно с медным громом оркестра. Пассажиры литерного сходили на перрон последними, пропустив шумных обладателей Platz-Karte. Таков был не писаный нерушимый этикет.
Иван Иванович, кинолог Сергей и проводница Варвара сидели на мягких диванах роскошного купе и молчали. Молчали нервно и беспомощно. Все слова уже были сказаны. Все поручения, обещания и пожелания уже заняли свои места в памяти. Начинать разговор сначала больно и бессмысленно. Но шум за окнами не стихал, что дарило повод помолчать вместе еще пять минут.
В тишине время замедляло свои шаги. Чуть-чуть, и оно, вообще, забудет про них, потеряет интерес и пройдёт мимо. Но в закрытом тамбуре, нетерпеливо поскуливали Чук и Гек, служебные псы из элитных немецких овчарок.
-- Ну, с Богом! – не выдержал генерал, -- привет родному дому, Варварушка, а нам с Сережей пора, да и мальчишки уже замаялись!
-- С Богом… берегите себя… -- прицелилась всплакнуть красавица.
-- Отставить!
-- Так точно!
Иван Иванович был хорошо знаком с Витебским вокзалом. Скажем более – он любил его таинственной космической любовью, которой мы привязаны к местам, где наша жизнь некогда сделала крутой поворот, а может и сальто в полтора раза прогнувшись. В зале ожидания первого класса, едва не умер от испанского гриппа, мальчик, которому на роду было написано водить по морям и океанам грозные фрегаты и линкоры. Вот на этой лавке или на той, бился в ледяном ознобе Ваня Край. В беспамятстве нему пришла расстрелянная мама и они негромко беседовали о самых приятных на свете вещах. О тёплых и мягких одеялах с гагачьим пухом внутри. О горячем и сладком кофе со сливками. О тёплой и шелковистой шубке ласковых сиамских кошек. Тихие слова никому не могли мешать, но мешочные пассажиры выгнали маму, а умирающего беспризорника вынесли и бросили в пустой теплушке, прицепленной к товарному составу. Куда и когда направляется поезд никого не интересовало.
Горькие воспоминания – как нелюбимые жены. Никому не доставляют радости, но зато у есть у всех и, к сожалению, совершенно не склонны к супружеской неверности.
Витебский вокзал восемьдесят восьмого потряс и ошеломил путешественников. Воспоминания разбежались без оглядки перед ухмылкой настоящего. Действующая модель торгово-денежных отношений. Вавилон новой формации. Капитализм, фашизм и социализм с человеческим лицом. Райское царство кооперативных товаров и услуг.
На первый взгляд казалось, что и вокзала-то никакого нет, и не было никогда. Каким-то чудом курьерский поезд въехал в самую сердцевину кипящей, бурлящей и пускающей пузыри экономической субстанции. Представьте, на вокзале не пахло железной дорогой! Иван Иванович трепетно любил переплетение ароматов машинного масла, кислого дыма торфяных брикетов, мокрого железа и горелой резины. Запах путешествий, приключений, расставаний и встреч. Концентрат сладкого беспокойства, не дающий уснуть до утра… Однако! Кто-то подменил стимулятор на кисло сладкую снотворную смесь вкусов безвкусицы – поддельной парижско-варшавской парфюмерии, жженого сахара для приторной ваты на палочке, кислятины несвежих пивных паров, выписанных из Баварии, но разлитофасованных на нефтебазе в Киришах. Гамма любопытная, но прилипчивая, как навязчивый мотив.
Вся свободная площадь внутри вокзала, и вокруг него, занята киосками, ларьками, прилавками и вешалками. А по оставшимся тропинкам бродят усталые люди-магазины с объявлениями, приколотыми к одежде. «Поменяю любую СКВ». «Куплю часы». «Куплю микросхемы». «Сдается квартира!» Попадались и вовсе непонятные. «Обналичу дорожные чеки». «Вторчермет». Н-да, светозарный Аполлон был выдворен из города, как ребенок в новогоднюю ночь – спать, завтра поговорим! Бал правил Меркурий.
С трудом, путешественники пробирались к боковому выходу. Так было ближе, к метро. В дверях образовался человеческий водоворот, Чук и Гек заволновались, прижались друг к другу, запутав поводки. Иван Иванович, пятясь задом наперед, выскочил на улицу, Сергей застрял…
-- Ва-а-а-аня! Ва-а-а-анечка!!! – взлетел над толпой женский крик. Генерал даже не успел понять наверняка, кто тут Ванечка, как его обняли женские руки и жадно расцеловали нежные губы. Генерал застыл на месте, очарованный запахом кофе, восточных духов, сухих трав и сладкого табачного дымка. Как ожившая часть любимого снежного сна, его тормошила и целовала, командир эскадрильи высотных ведьм-перехватчиц, молодая и веселая матушка Иван-Чай.
-- Ну и что мы тут стоим? Генерала и встретим по-генеральски! Приехал к ведьме, соскучился? – в глубине ее темных глаз сверкнули кошачьи дикие искры. Вспыхнули и погасли. Иван Иванович почувствовал, как горячий глинтвейн с корицей и мускатным орехом опрокинулся в самое сердце. – Идём, дорогой мой, у меня машина здесь недалеко… километра два… ближе не поставить… Ба-а-а-атюшки, капитан Сергей, да с какими друзьями! Здравствуй Сереженька, здравствуйте собачки, собачули, собаченции! Признавайтесь, кто из вас Чук, а кто – Гек?
Матушка Иван-Чай перехватила удивленный взгляд Сергея, стала на мгновение очень серьезной:
-- А ты как думал, кинолог? Я – ведьма, и пишется – ведьма. Ведаю то, что было, и что будет. Ведаю. Вижу. Слышу. Вот с коньячными подпалинами – Чук, а с серыми – Гек.
И снова захохотала, затанцевала на месте, как молодая кобылка с горячей кровью и шальными глазами. Огляделась вокруг. Не находя взглядом кого-то нужного, заложила согнутые пальцы в рот и свистнула так, что на секунду смолкли все. Мертвая галка, правда, не упала, зато, как из-под земли, мгновенно появилась высокая худощавая девушка с пронзительным взглядом снайпера.
-- Мужчины, знакомьтесь, но не надейтесь. Мой ассистент, советник и телохранитель – сестрица Гербера. Прошу уважать, рекомендую бояться. Герочка, помоги с багажом. А то генерал, похоже, всю коллекцию орденов привез… слышишь, позвякивают? А то! Герой!
Сестра Гербера молча забрала у генерала драгоценный портплед и повела всю компанию проходными дворами, как было ближе. В отличие от шефессы, она предпочитала серебру золото и слов на ветер не бросала. Генерал любил молчунов. Действительно, молчун – он если друг, то друг, а если враг, то враг…
Пара грязных переулков, дворы, заколоченный склад, гараж. По всему выходило, что девчонка знает городские джунгли, хитро, по-своему. Из тупикового двора-колодца, казалось, уже некуда идти. Гербера огляделась и открыла едва заметную низенькую дверь. Через дровяной сарай они прошли в богатый подъезд старинного дома, шикарный и увядший.
-- Ты в Сусанина решила сыграть, Гера? – то ли в шутку, то ли всерьёз спросила Иван-Чай.
Советник отворила тяжёлую дверь на шумную улицу:
-- Прошу! Литейный проспект. Вот машина.
У матушки вид был весьма обескураженный. В голове она пыталась сложить углы, перекрестки и километры. Выражение ее лица, приобрело отрешенный характер. Но так или иначе, в десяти шагах от них стоял серебристый минивэн Chrysler, новенький, но ужасно грязный. Внутри расположился маленький рай. Пассажирские сиденья в салоне были расположены vis-a-vis, наподобие плацкарта. Места оказалось достаточно и людям, и собакам, и веселой суете. Матушка Иван-Чай предоставила руль своей помощнице, а сама нырнула в сдвижную дверь салона, вслед за гостями. Гербера привычно заняла водительское место:
-- В офис или домой?
-- А кто у нас в офисе? – матушка пыталась настроиться на деловой лад, но ей было не до этого, мысли разбегались перед волной чувств, как лесная мелюзга разбегается перед лесным пожаром, ползущим на них со скоростью пешехода.
-- Сестрица Бузина и сестрица Крапива.
-- Справятся и без нас! – Иван-Чай достала из маленького потайного бара хрустальные стаканы, бутылку виски и вазочку со льдом, -- понимаете, ребята, мы недавно перешли на круглосуточный график работы. Не все освоились… Герочка, поехали на дачу, так будет лучше!
Благородный Jack Daniels забулькал, наполняя стаканы. Тоненько звякнули льдинки.
-- С приездом, гости дорогие, добро пожаловать!
Генерал, как бы невзначай, бросил взгляд вперед по ходу движения. Сестра Гербера, протирая очки для вождения, на мгновение потеряла контроль за внешним периметром. На красивое лицо выплеснулись мука, отчаяние и жгучее желание. В глазах полыхнула нешуточная злость, когда взгляды скрестились в зеркале заднего обзора. Иван Иванович устало прикрыл веки – не смотрю, не вижу… В тонкой золотой оправе она стала похожа на строгую учительницу из американских фильмов. Voyager легко взял с места, влился в поток и занял свое место в редкой веренице машин.
