(таёжная быль)
Дед Нехой тряс зажатым в руке валенком, прогрызенном в пятке, которую намедни обшил кожаной заплатой и, сдерживая распирающее его негодование смотрел на дюжину бурундуков, лемминга и мышонка, стоявшим «смирно» на полке, прибитой над входной дверью в охотничью заимку.
- Колись, шишка кедровая, чья работа?
Дед Нехой сердился не зря. Ладно бы крупу какую погрызли, - хвоя еловая с ней, - с собой запасец завсегда принести не в тягость, но как вот в порченном валенке идти домой на лыжах?! Как, - подери таёжный страх! И как назло в зимовье ни дранки, ни куска кожи нигде не завалялось.
- Чья работа, спрашиваю, - протянул руку с валенком к зверькам дед Нехой. – Чья, шпана таёжная!
Зверьки напряжённо молчали. Даже не дышали. Боялись нарушить хрупкое равновесие неравных сил. Мордочки вперёд. Глаза-бусинки на выкате. И ни один не шелохнётся. Даже лемминг застыл, что для него несвойственно.
Дед Нехой потянулся телом, повёл плечами, потоптался на месте, переминаясь с ноги на ногу.
- Что делать будем, озорное племя? Молчать, пучок хвои каждому под хвост?!
Ох, как чесался язык у старого охотника выдать всем чертей до весенней оттепели, чтобы аукалось долго! Ах, как зудела рука схватить лозину и кого-нибудь отхлестать!
Бурундуки, лемминг и мышонок рявкнули слаженно, более, чем положено выкатив глазёнки и вытянув по швам лапки:
- Хозяин ударит – ума добавит!
Занесённая рука замедлила и опустилась на заросшую за время промысла густую макушку. Покопался в ней дед Нехой. Вздохнул неопределённо. После сих слов что-то незаметненько шевельнулось в груди старого охотника. Засовестился дед Нехой. В языке прошла чесотка. Зуд из рук ушёл. Остыла злость, ушла тенью ночной с утреннего стекла небольшого оконца избушки.
- Подскажите, али нет, чтой мне теперя с вами делать?
Снова слаженно гаркнули зверьки и осыпался снег с низкой стрехи и полетели снежинки, кружась в таинственном танце вместе с ветром.
- Не вели казнить, вели миловать!
Уселся на чурбачок, приспособленный заместо табурета дед Нехой. Вертит в руках валенок. Думу затаённую думает. Живой цепочкой спустились зверьки с потолка и сели полукругом рядом с охотником на застеленном еловыми ветками полу.
- Оне-то можно и так добраться домой, - рассуждает вслух дед Нехой, шевеля пальцами сквозь дыру в валенке. – идти-то всяко надоть… Да-а…
Нарушив молчание, покачнувшись, делает шаг вперёд мышонок.
- Не держи зла на добром сердце, - обращается он к охотнику.
- Эт за что же, чудо серое?
- Моя вина.
- В чём? – не понял признания дед Нехой.
- Валенок, - мышонок указал мордочкой на руку охотника, - моя работа. Крепился. Долго. Не удержался и сгрыз. Уж больно как есть хотелось. Невмоготу было терпеть!
Дед Нехой от неожиданности открыл рот.
- Кожа-то, - продолжил мышонок, - очень уж ароматна и вкусна. А как вкусно пахла!
Наклонился к мышонку охотник.
- Бай дале. Слухаю.
Мышонок приободрился.
- Сам, дедушка Нехой, знаешь, каково нонче в тайге с пропитанием.
Кивает охотник, соглашается.
- Жара стояла невыносимая. Пожары то тут, то там вспыхивали. Ягоды нет. Грибов тоже. Трава сгорела. Что делать?
- Что? – кратко поинтересовался дед Нехой.
- Как – что! – бухнулся на хвост мышонок. – Без еды птица и звери отощали. Зайцы всю кору на осинах-берёзах оглодали. Лоси с косулями веточки молоденькие с деревьев объели. Медведи…
- Хорош, - прерывает мышонка дед Нехой. – Скажи, в бортях мёду им мало!
Повесил нос мышонок, понурился.
Встал с чурбачка дед Нехой, задумался: ведь правду бает зверёк, жуть какая страшная неурожайная осень в лесу. Куда зверью да птицам деваться? Где пропитание искать? К кому обратиться за помощью?
Стрельнула красным огоньком печка. Вылетел через щель в дверце уголёк и попал на голую ступню охотника. И давай он приплясывать, руками махать да приговаривать:
- Ах, ты пень еловый! Ах, ручей сосновый! Боль уйди с трухой, боль уйди с водой!
Молчат бурундуки, лемминг и мышонок. Смотрят на танец охотника.
Ушла боль. Остановился дед Нехой, запыхался.
- Так что делать будем? Как выкручиваться? Голодными вас оставить, грех на душу взять. Всё равно, что удачу охотничью от себя отвадить. Негоже это, негоже.
Помолчал дед Нехой. Взял ружьё. Оглаживает ствол, цевье к лицу поднесёт, прикладом ко лбу прикоснётся.
- Вот моё решение. Слушать меня внимательно!
Попискивая, зверьки перебрались на прежнюю локацию – полку над дверью – высоко сижу, далеко гляжу.
- Оставлю в плошках еду: крупу в плошках, что осталась, сухарики ванильные старуха с собой дала, ишь пригодились. Дале…
Замолчал дед Нехой, посматривая на нехитрое убранство заимки.
- Мало, - помолчав, вновь заговорил он. – Очень мало. Поступлю-ка я вот как…
Разговаривая сам с собой, вынул из-за верхней потолочной доски дед Нехой закопченный старый глиняный горшочек, обмотанный клетчатой тряпицей.
- Жир гусиный, - с довольным видом пояснил он зверькам. – Намажу им валенки, хоть как-то на вкус лучше будут и сытнее.
Вышел на мороз. Вернулся с ведром кедровых шишек.
- Ещё чуток провианту. Запасец прошлогодний. Не бог весть каковы разносолы-деликатесы да на безрыбье и рак рыба. Вам-то надоть всего до первых капелей дотянуть-перебедовать. А там ужо сами справитесь. Морозы послабже днём. А я после праздников наведаюсь. Глядишь, каких деревенских гостинцев принесу.
Обмотал фланелевыми онучами дед Нехой ноги и застыл.
- А вдруг не хватит? – обеспокоился он и быстро размотал онучи и тоже натёр их остатками гусиного жиру. – Вот, любо-дорого… Теперя, кажись, хватит.
- Как же ты-то босой? – закричали зверушки охотнику.
Он махнул рукой, взял лыжи и вышел из избушки.
Бежится легко на лыжах. Ловко дед Нехой управляется. Вона, как скользят по насту. Снежок сыплет. Морозец нос да щёки щиплет. Голые пятки куснуть не забывает. Торопится дед Нехой. Нагоняет время. Нужно до сумерек до деревни добраться. И думы о зверушках не оставляют, как распорядятся они оставленным провиантом.
Поют лыжи, скользя по снегу. Весело им вторит ветер. Морозец бодрый не даёт темп сбавить. Во-он за тем лесочком еловым, частым гребнем чешущим синее небо и деревня. И уже здесь чуется запах печного дыма. Или чудится.
Нахваливает себя, чего отродясь не было и сам не упомнит, дед Нехой:
- Ан же, доброе дело сделал! Скажи кому, не поверят… Засмеют…
И сам засмеялся дед Нехой: было на сердце ему весело и радостно, и не пугал мороз, прижигающий пятки, и коротким казалось расстояние к родному дому.
Глебовский, 30 декабря 2023 г.
|
