Cиротливо-одинокий «Ситроен» Делакруа томился в ожидании за правым углом вокзала, если стоять ко входу лицом. После пристрастного осмотра мнение Жюльена выразилось одним словом – шарабан. Мнение Жаннет выразилось пространно-обтекаемо: кособокая, перезревшая тыква для Золушки, которую престарелая фея по ошибке превратила в автомобиль. По близорукости - неудачно.
Гастон в душе поблагодарил темноту и липкий снег, что не позволили его свежеиспеченным пассажирам как следует разглядеть другие недостатки. К самым значительным из них относились: передний бампер, выдернутый с места, когда автомобиль тащили на буксире, и вогнутая правая дверь, в которую врезался сумасшедший мотоциклист.
Если вышеуказанные повреждения имели уважительную причину, то другие – наоборот. О них Делакруа не хотелось думать и вообще замечать. Стыдно. Вмятины и царапины нанесла родная дочь Валери. Которая недовольство переходным возрастом, в частности прыщами на лице и жиром на талии, вымещала на безответном «Ситроене» - избивая пинками. Она бы и папашу с удовольствием приложила, да хватало ума понимать: он – добытчик в семье, содержатель их с матерью. Хилый, но единственный.
Внутри машина выглядела не моложе, чем снаружи. Ее пожилой возраст выдавала каждая деталь, на которую вольно или невольно падал взгляд. Радио со сломанной кнопкой, значит, его никогда не слушали. Протертая до залысин обивка кресел, что не давало возможности различить ее первоначальный цвет. Отошедшее по краям, в пятнах и трещинах покрытие на потолке и дверцах – печальный знак особого невнимания хозяина.
Окаменевшая грязь на полу – неудивительно, его мыли раз в год перед техосмотром. Пыль на передней доске - хозяин не видел смысла убирать. Самое же противное – тошнотворно-спертый воздух, висевший в салоне. Застоявшийся, прокисший, укоренившийся курительный дух, такой плотный, что его не мог перебить флакончик с освежителем. Впрочем – пустой. Нестранно. В контексте интерьера.
По приглашению руки Гастона молодые люди, согнувшись в три погибели, полезли в ситроеновскую утробу. Первым делом Жаннет захотелось вырваться от вони, грязи и общей некомфортабельности. Сдерживая рвотные порывы, она натужно закашлялась, чтобы не обидеть Делакруа недвусмысленным клокотанием в горле.
Будучи негрубой, стеснительной натурой, она ощущала себя обязанной дожонцу. Ведь он сделал им одолжение, великодушно согласился подвезти, а мог бы пройти мимо - думала девушка, оправдывая неуют. Постаравшись чувством благодарности задавить чувство отвращения, она разгребла ногой пивные банки, развалившиеся на полу, и присела на кончик дивана.
Жюльен устроился рядом, с недовольной гримасой, которую тщательно скрывал от подруги. Он слишком хорошо понимал, что ошибся. Капитально. Данная тыква на колесах не удовлетворяла его требованиям ни с одной стороны. Ни внешним видом, ни тем более – внутренним. Ни вонью, ни размерами, ни ценой. Ценой – особенно.
В другое время и в других обстоятельствах они с Жаннет за сотню евро доехали бы до замка и обратно в комфортно оборудованном, скоростном «Пежо». Или, на худой конец, в «Рено» с кондиционером и стерео. А этот динозавр автомобильной истории едва ли тронется с места - по имеющимся у Жюля предположениям. Хорошо, он аванс не полностью заплатил...
Молодого человека начали одолевать угрызения обиды, жадности и уязвленной гордости. Угрызения были свежи и болезненны. Через несколько секунд мозг его достиг состояния котла, кипящего недовольством. Котла – в виртуальном выражении, который, к сожалению, не помог физически согреться.
Чтобы нечаянно не потревожить подругу раздраженным высказыванием или жестом, Жюльен откинулся на сиденье. Задышал нарочито размеренно - для снижения кипящего возмущения до температуры тела. В помощь использовал единственный, охлаждающий взбудораженные мозги довод: у него не было выбора. Ни альтернативного, ни запасного. Вообще никакого.
Хотя... если честно сказать, имелся один, завалящий, малоподходящий: бросить задуманное и, обманув надежды Жаннет, вернуть ее домой в неизменном виде. В разочарованном состоянии - неопределенности и несбывшихся ожиданий.
Но - нет. Столь коварно обмануть любимую еще до женитьбы Жюлю не позволило бы чувство ответственности. Да, он правильно сделал - согласился на путешествие в этом доисторическом морозильнике. Желание во что бы то ни стало достичь цели пересилило логические аргументы. Оправданно ли? Это второй вопрос.
Постепенно температура кипения ума снизилась. Чему способствовало сиденье, окружившее Жюля с двух сторон: со спины и ягодиц. Сиденье было жестким, промерзшим до костей или что там у них внутри – пружины? поролон? - и незамедлительно начало согреваться теплом усевшихся.
Что не способствовало наступлению благодушия у молодого человека. Отдавать последнее тепло в продавленное сиденье было бы неосмотрительной роскошью. Жюль испугался: внутри машины они замерзнут быстрее, чем снаружи. Жаннет тоже испугалась, по-своему: застудит придатки, не сможет в дальнейшем родить Жюлю ребенка. Или родит больного. Или случится преждевременный выкидыш. Или останется бесплодной на всю жизнь.
Впрочем, сильно убиваться по этому поводу не стоило. Благодаря просвещенным подружкам, она была в курсе последних открытий в области деторождения. Современная медицина нашла способы, с помощью которых остаться бездетными не грозило даже роботам: суррогатное материнство, ребенок из пробирки, а там и клонирование человека не за горами...
Страхи пассажиров завитали в воздухе отчетливее прокуренного «амбре», достигли Делакруа. Устроившись на шоферском месте, он снял рычаг ручного тормоза, поднял глаза к зеркалу заднего вида. Поглядел на молодых людей. Они походили на сирот, с настороженно застывшими лицами приютившихся на кончике дивана у богатых родственников. Сдвинулись плечо к плечу и чуть ли не вслух дрожали от холода.
- Сейчас печку включу, согреемся, - пообещал Гастон грубым голосом - без малейшего намека на доброжелательность.
Сказать-то сказал, да сам себе не поверил.
Хлопнув дверью и закрепив ремень безопасности - через грудь в ячейку - он потянулся к ключу. Все трое напряглись. С общей надеждой – услышать звук добродушно ворчащего мотора, готового по приказу хозяина мчаться на край земли. А до крепости Тиффож – раз плюнуть.
Но – несрослось. После трех попыток стало ясно: машина заводиться отказалась. Наотрез. Даже не чихнула. Не подала слабейших признаков жизни. Ни искорки желания - пробудить мотор от зимней спячки.
Казалось, душа застуженного «Ситроена» покинула его бренное тело если не навсегда, то до весны точно. Не оставив ни адреса, ни номера телефона, разбив ожидания внутрисидящих в пух и прах. Надежды их приготовились раствориться в печали. Молчание мотора для каждого значило больше, чем просто невозможность тронуться с места.
Для Жюльена – нарушенное обещание, неудавшееся Рождество, вникуда потраченные деньги и время.
Для Жаннет – неисполнившаяся мечта, пропавшее ожидание романтического Сочельника. Плюс совершенно практическое неудобство: если придется вылезать на мороз, имеется опасность сильно простудиться.
Для Гастона – жестокое разочарование в наиболее тяжелой, неоперабельной форме. Если проклятый «Ситроен» со следующей серии попыток не заведется, он потеряет обещанную студентом сотню. Помашет рукой трехлетняя мечта, к которой он преодолел одну пятую пути, выпросив двадцать евро задатка.
И не только это. Противная новость - опять придется тратиться на запчасти. На какие шиши, спрашивается? Полученное два дня назад пособие почти истрачено: на отдачу старых долгов, предпраздничные покупки и лекарства. Следующее поступление ждать целую вечность – двадцать четыре дня. Единственное утешение: сам ремонтировал, иначе бы машину не потянул.
Да что машина - Делакруа жизнь тянул еле-еле! Неполадки с «Ситроеном» - пример его всеобщей человеческой несостоятельности, которая включает несколько других: супружескую, профессиональную, отцовскую и так далее. Доказательство существования подлого закона, который звучит так: если есть возможность случиться несчастьям, они случатся в самый неподходящий момент.
Самое обидное: закон пристал, будто именно ради Гастона был создан. Сопровождал его с упорством танка, одержимого манией преследования и желанием задавить.
Угораздило же «Ситроену» не завестись именно когда выпала удача - по воле Бога, в которого Гастон давно перестал верить, или по иронии Судьбы, которую всю жизнь проклинал. Единственный раз созвездия сошлись в его пользу: в дыру под названием Дожон занесло тупоголовых, денежных студентов. Шальных бельгийцев, согласившихся заплатить сотню за пустяковую услугу, в нормальных погодных условиях не стоящую тридцатки.
Немыслимый улов, а он не в состоянии сдвинуться с места. Черт бы взял проклятую погоду! Мороз и снег, и эту кучу ржавого барахла. Впридачу к ним – бельгийцев, вместе взятых: валлонцев, фламандцев и арденнцев заодно. Не тронется «Ситроен» - не получит Гастон сотню. Придется те, с кровью добытые, даром полученные две десяти-евровые купюры отдавать...
Нет, это слишком! Жестокое испытание для истерзанного хроническими болезнями и жизнеными коллизиями человека.
- Э-э... пальцы замерзли, не слушаются, – протянул Делакруа, чтобы выиграть время. Дать одуматься машине и не дать впасть в панику гостям, в особенности - себе.
2.
В ускоренном темпе Гастон соображал, чем занять паузу. Убрал руку от стартера, повернулся к пассажирам, постарался сделать беззаботное лицо. Как сделать? Единственным способом - улыбкой. Но тут загвоздка: улыбнуться без передних зубов, значит, напугать студентов до поседения. Прикончить на месте без применения оружия. Даже не дотрагиваясь – одним видом.
Они и так выглядят полуживыми. Вероятно, от холода. Еще – от неопределенности. Его ненатуральный оскал их насторожит, заставит с отвращением отпрянуть. Делакруа заметил это на опыте с соседями. Именно по причине беззубости он давно перестал с ними здороваться, тем более болтать. Ограничивался общим «привет» и – до свиданья!
С пассажирами портить отношения раньше времени ему не сруки. Финансово невыгодно. При передаче двадцатки Гастон приметил в кошельке студента другие купюры, составлявшие именно договоренную сумму. Те банковские бумажки он уже считал своими, только отданными студенту на хранение. Не собирался их упускать по глупости - из-за отсутствия зубов.
Не хотелось, чтобы у молодых бельгийцев испортилось о нем впечатление, вместе с тем – желание ехать в Тиффож. Неподходящее время и место они выбрали для начала медового месяца и, кажется, сами поняли. Если еще заметят гастоновскую непотребную гримасу, откажутся с ним дело иметь. Скорее всего,
