Глава девятая. Слова в темноте.
И эта долгая ночь была впереди
И я был уверен, что мы никогда не уснём
Но знаешь, небо
Становится ближе
С каждым днём...
Сестра моя, куда ты смотрела, когда восход
Встал, между нами, стеной?
Знала ли ты, когда ты взяла мою руку
Что это случится со мной?
БГ
Время перевалило за полуночную черту. Праздничный ужин был завершен, даже вымытая посуда высохла. Неугомонные лесные жители потратили жизненную энергию, отпущенную на этот день. Им стало неинтересно слушать, и в избушку прилетели первые сны. Мало по-малу, лесные соседи задремали, каждый в своем облюбованном месте. На первый взгляд, гостей стало значительно меньше. Мыши не очень доверяли хозяйкиной подруге и вернулись на свою родовую жилплощадь, в подпол. Две беличьих семейки отправились за припасами в свои домики в дуплах, да и остались там ночевать. Родной дом не отпустил их бродить по лесу, на ночь глядя. Прозревший в темноте, филин полетел инспектировать свою территорию. Лисы тихо поссорились с зайцами в спорах, какое из окон лучше выглядело после расчистки. Рыжие обиделись, вежливо попрощались с хозяйкой и ушли в лес, манерно махнув хвостами на прощание. Ушли, как водится, по-английски, не прощаясь с присутствующими. Собственно, они и пришли, не здороваясь. Поскребли лапой в окошко – им и отворили.
Места в избушке не прибавилось, но стало тише и спокойнее. Главные жильцы-товарищи никуда не делись, все здесь. На печи Михайло храпит, да покряхтывает. Там же, свернувшись клубочком, принимает тепловые процедуры кот Злотый. На лавке блаженно потягивается и зевает рысь Митрофания. Мир и во человецех благоволение. И не токмо во человецех, равно и во всякой твари Божией.
Вереск и Анастасия принесли с маленького чердака-антресоли, замечательный тюфяк, набитый сеном. Лоскутное одеяло нашлось в чулане, подушку поставили в список срочных приобретений. Тем более, что ведьма, пройдя от родного фьорда до замерзшего Панозера пешком, умела довольствоваться малым. Могла спать на кулаке, могла спать сидя и стоя. Даже на ходу могла вздремнуть, только во сне она приходила не туда, куда шла.
Сестре Вереск постелили на широкой лавке, стоявшей поперек Настиного топчана. Изголовья соорудили в одну сторону, чтобы можно было болтать ночь напролет, никому не мешая при этом.
-- Значится, так. С сегодняшним днем все понятно, хотя ничего не понятно. Похоже, нам здесь долго прохлаждаться не дадут. Поэтому, живем на чемоданах, -- Анастасия погасила свечу и забралась под мечтательное одеяло, -- в ожидании больших приключений. В конце концов, мне же надо перейти из лейтенантов-стажеров в лейтенанты запаса. И я так думаю, нам не придется долго ждать.
-- То же самое. То же самое, мне сказала Северный Ветер. И, судя по ее намекам, уровень будущих приключений таков, что ты сможешь запросто перейти в запасные маршалы. В случае нашей победы, конечно!
-- Давно вы виделись с Госпожой?
-- Ранней осенью. Повелительница очутилось прямо гостиной моего дома во фьорде, -- сестра Вереск замолчала. Рассказывать дальше совсем не хотелось. В разговор вступил третий собеседник – уютная теплая тишина, живущая в каждом старом доме. Вереск почувствовала доброе внимание, вздохнула и продолжила, -- к этому времени, я без выпивки, и с постели не вставала. Устала я, понимаешь? Устала так, что полезла за папиной винтовкой. Пока патроны искала, смотрю – а она сидит себе в кресле, словно всю жизнь тут живет…
-- Как у себя дома?
-- Вот-вот! Как в своем собственном доме. Ну, ружьишко папино Госпожа тут же разметала на искорки разноцветные… разлетелась винтовка в пыль! А потом и меня разобрала на кусочки. Мелкие-мелкие!
-- Ничего себе!!! Больно было? Страшно?
-- И больно, и страшно… но не долго. Не успела я, как следует, исчезнуть, как Госпожа собрала все мои искорки вместе…
-- Как!?...
— Вот так! По-умному. Испорченные и лишние убрала, а хорошие расположила, как надо. Вот я теперь, как новенькая! Северный Ветер гарантировала минус двадцать лет. Представляешь, Стась, мы с тобой теперь ровесницы. Нет больше «тети Вереск», я – сестра твоя. Не близнец, конечно. Но двойняшка – это уж точно! Стась, ты спишь уже?
-- Не… не сплю… я плачу… сейчас доплачу и поедем дальше…
Из темноты доносились приглушенные всхлипы и вздохи. Сестра Вереск нашарила в рюкзаке зажигалку.
-- Прекращай-ка это дело, сестра Лейтенант! Что ты ревешь, я же тебе такую здоровскую историю рассказываю!
Вереск нашла в темноте свечу, запалила фитиль. Анастасия сидела на постели, обхватив колени руками. Лепесток огня показался ей слишком ярким, и она спрятала лицо в складках одеяла. Непонятно, откуда – то ли сверху, то ли снизу – из темноты, на кушетку к ней шарахнулся Злотый. Кот принялся громко мурлыкать и лизать ей руки. В избушку потихоньку забиралась предутренняя прохлада. Ведьмушка завернулась в одеяло и присела рядом с плачущей Настей.
-- Ну, как тебя успокоить? Кого тебе жалко? Где у тебя болит? – с трудом подбирала ласковые словечки боевая ведьма-пилот, -- хочешь, сказку тебе расскажу? Добрая фея так здорово починила ведьму-пьянчужку, что та сделалась, как новенькая. Новенькая, да глупенькая – на метле летать разучилась, колдовство позабыла, карате и кунг-фу из головы убежали. Даром, что грамотная. И на том спасибо! Тут Фея и говорит – все вернешь себе, если пройдешь испытание. Вот тебе маршрут – от родного порога до избушки на берегу замерзшего озера. Всего-навсего семьсот километров. Без магии, без транспорта, без компаса и карты. Новорожденная Вереск собрала в поход рюкзак – вещи теплые, подарки, спички и соль. Хитрая Фея не сказала, кто в домике живет. Но вроде, как и намекнула, про котика рассказала, что хворает от рыбы. Нельзя ему рыбу есть, а он ест. Ну так вот, собралась и пошла. Направление – юг, скорость – десять километров в сутки. И каждый вечер – выход в астрал. А каждое утро – растяжки и удары, блоки и прыжки. Прошла ведьма леса, болота, просеки, озера и очень-очень много снега! Добралась она до озера заветного, а в домике сидит на кровати сестрица-красавица и плачет горючими слезами…
-- На топчане! – всхлипнула Настя.
-- Ну да, на топчане. Как же я главного не заметила? Конкретно, на топчане! -- засмеялась Вереск и продолжила, -- так, вот сидит Настя на топчане, плачет горькими слезами…
-- Горючими!
-- Да, именно – горючими-перегорючими! А у самой уголки рта хотят убежать к ее ушкам в гости… а? Хотят? Бегут?.. Вижу-вижу, бегут-бегут! Смотри, Злотый, Настя улыбается!
-- Да ну вас, поплакать не дали толком! Я от счастья плачу! Ведь это же самое счастье – когда мы вместе, -- Настя одеялом вытерла мокрое лицо, -- а слезы… я столько лет никому не плакала, никого не было… а тут ты… с такими новостями… Ой, зябко что-то!
-- Конечно, зябко! Печка не топлена! – сестра Вереск взяла инициативу в свои маленькие сильные руки, -- Злотый, согревай хозяйку! Вот вам еще одно одеяло! Я с вашей печью вполне знакома, а дрова где?
Не прошло и четверти часа, как в печной трубе загудело, а в горнице повеяло живым теплом. Сухие поленья весело потрескивали, а языки пламени отплясывали очень бодрый рок-н-ролл. Среди насушенных Настасьей трав, Вереск нашла мяту и чабрец для успокоительного чая.
-- Пан Злотый, вам, как мужчине, седативного не предлагаю. – ведьма разлила пахучий напиток в кружки, — это питье предназначено исключительно для врачевания слабых женских нервов!
-- А тинктуры валерианы не найдется? - с надеждой в голосе, спросил кот.
-- Ну как тебе не совестно? Ты же кот ученый, доктор котовьих наук, -- застыдила кота Анастасия.
-- Доктор honoris causa! – мяукнул Злотый.
-- Тем более!
-- А что, почетному доктору наук нельзя немного валерианы? – разочаровался кот.
-- Давайте так договоримся, -- подытожила Вереск, -- мы сейчас в режиме боевой готовности. Никаких отпусков и праздников. Победим – я сама пойду в аптеку и куплю тебе флакон самой крепкой марочной валерьянки, какая там будет. Договорились, Злотый?
Кот мурлыкнул в знак согласия и спрыгнул с Настиных колен. Ему было неловко, и он сделал вид, что больше всего на свете хочет спать. Злотый зевнул пару раз во всю пасть и принялся потягиваться то передними, то задними лапами.
-- Иди, котенька, поспи, еще рано совсем! – приласкала голосом хозяйка, -- приятных тебе снов.
Рыжий запрыгнул на печку, а сестры допили мятный чай, и остались сидеть за столом. Анастасия поправила зачадивший фитиль, вздохнула и начала свой рассказ.
Герои любимы и дороги всем, когда они затыкают собой дыру, которую проделали чьи-то трусость, ложь и глупость. Когда нет лжецов и подлецов, герои не нужны. Каждый делает то, что может и должен. Все идет наилучшим образом, и система сама стремится к равновесию. Потом приходит беда и герой совершает невозможное. Злые чара развеяны. Спасителя носят на руках, причем тащат на задний двор или к городским воротам, на выход. Каждый спасенный лелеет про себя мысль, что такой подвиг, в общем-то, не бог весть что и можно было сделать то же самое, но изящнее и скромнее. Героя делают символом безвкусицы и казенного пафоса. Потом забывают. Вспоминают иронически. Пока не нагрянет новая беда…
Настю дразнили ведьмачкой, зверушкой и врушкой. Из друзей остался только Витька, сын баптиста Иннокентия. Его травили всю жизнь и в этом вопросе он давно стал профессионалом. Взяв с собой маленького Злотого, Настя и Виктор уходили в гости на виллу
