находился в гостинице, но, когда Анжелика приехала, она нашла там лишь несколько кричащих, обозлённых на кого-то мужчин. С трудом выяснила, что местный священник назвал лекторшу «дьяволицей» и подговаривал группу активистов общины сорвать выступление. Полиция тоже была настроена против.
Друзья предложили ей отменить мероприятие. Балабанова ответила коротко:
– Я всего лишь хочу дать массам научный подход. А угроз я не боюсь!
Решила выступать прямо на площади, рядом с двухэтажным зданием церкви. Собралось человек пятьдесят – мужчины, женщины, дети. Едва Балабанова начала говорить, как с колокольни загудел церковный набат, остальные колокола в городе тоже стали звонить, словно при пожаре. Толпа закричала, перепуганные дети заплакали, полицейские стали разгонять людей:
– Расходитесь по домам! Не слушайте дьяволицу!
Анжелика поняла, что стоит ей сейчас замолчать, как начнётся страшная паника. Она подняла вверх руку и крикнула:
– Su, Compagne!
Странно, но шум мгновенно стих. А сзади чей-то голос басовито прорычал в толпу:
– Почему вы не даёте этой женщине говорить? Вы что, боитесь её? Такую маленькую – и боитесь? Она говорит правду. Я не социалист, но хочу знать правду. Кто хочет дослушать, идите за мной!
Этот мужчина повёл всех к большому сараю. Через десять минут здесь собралось чуть ли не полгорода, яблоку негде упасть. Снаружи остались лишь священник и его сторонники. Слышно было, как они выкрикивали проклятия и швыряли камни в стены сарая.
Балабанова говорила больше получаса и закончила свою речь под аплодисменты. Люди уже выходили из сарая, когда прибежал запыхавшийся мужчина без шляпы.
– Быстро! – закричал он. – Вы должны убираться отсюда! Сюда идут женщины с вилами и кольями. Они убьют вас!
– Дом доктора – вот единственное безопасное место, – сказал кто-то. – Если идти в обход, через поле, то успеем…
Они помчались по высокой некошеной траве так быстро, как только могли. Подол быстро намок, юбка липла к ногам. Анжелика уже задыхалась. Мужчины предложили взять её на руки, но она гордо отказалась.
В доме доктора они быстро забаррикадировались. Толпа снаружи, состоявшая теперь не только из женщин, но и мужчин, орала на улице, бросала в окна и двери камни.
Уже весь город знал, что «дьяволица» прячется у врачевателя. Наверное, это и спасло Балабанову. Потому что заказанный ранее экипаж подъехал сразу к осаждённом дому, а не к гостинице. Но разъярённая толпа поняла, что деваться лекторше некуда, она опаздывает на поезд, и сейчас пригодятся вилы и колья, чтобы расправиться с этой ведьмой и её защитниками.
– Я выйду одна! – решительно заявила Анжелика.
И вышла. Она стояла на ступеньках крыльца, гордо подняв голову и повторяя два слова:
– Su, Compagne! Su, Compagne!
Это можно назвать чудом, но толпа замолчала. И Балабанова вдруг увидела в руках одной женщины знакомый листок. Это была их с Марией газета.
– Su, Compagne! – улыбалась Анжелика расступившимся перед ней женщинам.
Лошади встали на дыбы, рванули вперед. Она успела на поезд.
Это происшествие имело продолжение. Газета «Аванти!» опубликовала большую статью о случившемся в Стабио. Специально для этого города пришлось допечатывать тираж не только «Аванти!», но и газеты «Su, Compagne!». Социалистическая партия Италии открыла там филиал, и на очередных выборах в Стабио победили социалисты. Причем в состав муниципалитета вошла и женщина. Не из тех ли, что хотели заколоть вилами приезжую лекторшу? Да кто ж теперь сознается…
В италоговорящих провинциях Швейцарии был в то время силен католицизм. Монахини держали «пансионы», которые практически являлись женскими монастырями в окрестностях текстильных фабрик, на которых работали девушки. Жалованье этих девушек владельцы фабрик отдавали непосредственно монахиням. После вычетов платы за питание и жильё, штрафов за «прегрешения» и различных церковных пожертвований – что оставалось работницам? Практически ничего.
Анжелика и Мария встали на защиту этих «текстильных рабынь». Несколько номеров газеты «Su, Compagne!» было посвящено этой теме. Реакция оказалась потрясающей. Вся страна заговорила о судьбе бедных девушек. Серия газетных статей Балабановой была издана отдельной брошюрой. Правительство Швейцарии вынужденно вмешалось. Газета, социалисты и профсоюзные лидеры праздновали победу.
Не удивительно, что именно Балабанову послали выступить на съезде вольнодумцев, который должен был пройти в Риме в сентябре 1904 года. Он планировался как совещание рационалистов и научных сил всего мира. Ожидалось, что тысячи паломников отправятся в Италию для защиты антиклерикальной свободы. Папа Римский, который оказался затворником в Ватикане, приказал закрыть все католические церкви на неделю, пока будет проходить съезд.
Балабановой предстояло выступить с докладом о своём расследовании и предложить резолюцию, призывающую упразднить труд заводских работниц под патронажем монахинь. Ей даже обещали, что потом доклад опубликуют прогрессивные журналы по всему миру.
Анжелика не была в Риме с тех пор, как покинула университет. Город показался ей ещё красивее, а небо ярче и голубей, чем когда-либо. Солнце, музыка, множество флагов и огромные толпы оживлённых, поющих и смеющихся людей. Тысячи человек вышли на улицы, несмотря на запрет церкви.
Съезд проходил в здании университета. Заседания были бурными, словно шум улицы плавно перетёк в актовый зал. Люди входили и уходили из него, если видели, что им неинтересна тема или непонятен язык говорящего.
Балабанова была уверена, что, когда настанет черёд выступать, её никто не услышит из-за такого беспорядка. Однако когда она начала говорить, броуновское движение мало-помалу прекратилось. Шум стих. Её слушали в полной тишине, и зал пополнялся всё новыми людьми. Все места уже заняты, даже стоят в проходах, у дверей.
В конце Анжелика пыталась зачитать проект резолюции, но вспыхивающие аплодисменты заглушали её слова. А когда она предложила добавить туда призыв к упразднению частной собственности на средства производства, зал взорвался овациями и мгновенно принял резолюцию.
После выступления она зашла в кафе, куда в бытность студенткой часто ходила с Антонио Лабриолой и другими социалистами. С удивлением увидела, что оказалась в центре внимания всех, кто там присутствовал. Её снова встречали аплодисментами. А после возвращения в Лугано, друзья прислали ей десятки, – нет, сотни! – газетных вырезок с отчётом о её докладе на международном съезде.
«Приглашения выступить на других форумах полились рекой. Я стала знаменитой», – записала Балабанова в своём дневнике.
…В 1904 году на митинге в честь 33-й годовщины Парижской коммуны Балабанова была главным докладчиком. С первых минут она заметила, что её внимание отвлекает одна странная фигура. Этого молодого невысокого человека она никогда раньше не видела. Его горящие глаза притягивали, а неряшливая грязная одежда отталкивала. Он выглядел очень жалким. Массивная челюсть, горечь и беспокойство в черных глазах выдавали парня с головой: это очень неуверенный в себе и исключительно робкий человек.
Когда митинг закончился, Анжелика спросила одного из рабочих-активистов:
– Не знаете, кто этот молодой человек?
– Это безработный, на родине был, кажется, школьным учителем, сейчас скрывается от военной службы в Италии. Спит под мостом, голодает. Утверждает, что он социалист, но, похоже, ничего не знает о социализме. Сильно нуждается.
Анжелику почему-то очень задело положение этого молодого человека, и она подошла к нему, когда тот сидел в одиночестве в задней части зала.
– Товарищ, могу я что-нибудь для вас сделать? – спросила Балабанова. – Я слышала, что у вас нет работы.
Он ответил каким-то истеричным голосом, не поднимая глаз:
– Для меня ничего нельзя сделать. Я болен, я не могу работать, мне не на что жить! – потом, помолчав, продолжил уже тише. – Мне просто не везет. Несколько недель назад я мог заработать пятьдесят франков, но пришлось отказаться от них. Издатель в Милане предложил мне пятьдесят франков за перевод брошюры Каутского «Грядущая революция». Но я знаю всего лишь несколько слов на немецком.
– Но я знаю немецкий. И буду рада помочь вам, – сказала Анжелика.
– Вы будете мне помогать? – его голос снова приобрел истерические ноты. – С чего это вдруг?
– Почему бы и нет? Я социалистка. Так случилось, что я выросла в привилегированных условиях и имела возможности, которых вы были лишены. Безусловно, мой долг возместить…
Он был слишком слаб, чтобы противиться этому предложению, и все же было очевидно, что он презирает себя за то, что поддался на него. Она протянула ему руку и спросила:
– Как вас зовут, товарищ?
– Бенито Муссолини, – ответил он слабым голосом.
