Каторжанин

Нейронная сеть беспристрастна. Бот-законник Седьмого судейского участка, проанализировав все собранные полицией материалы предварительного дознания и следствия, также собранные полицейской нейронной сетью, вынес решение — пять лет воспитательного труда без права условно-досрочного освобождения.

Была ли нейронная сеть милосердна? Бот-законник, вынося приговор, не учел предыдущие судимости (а каждая такая неснятая судимость увеличивала срок наказания автоматически на шесть месяцев) и определил наказание ниже низшего предела (пять лет назначалось тем правонарушителям, кто совершал преступное деяние в первый раз). Он считался рецидивистом, то есть человеком, не вставшим на путь исправления, поэтому срок его наказания по вменённой полицейским следователем статье начинался с десяти лет и заканчивался полновесными двадцатью пятью годами воспитательной трудовой колонии.

Была ли нейронная сеть неподкупна? Странный вопрос, не правда ли? Однако, кто может дать гарантию того, что в программном коде правовой нейронной сети нет «черного хода», позволяющего некому лицу или неким лицам тайно и незаметно вмешиваться в работу ботов-законников? Очень может быть, что это некое лицо, либо эти некие лица поспособствовали смягчению его наказания? Тогда для чего они поступили таким образом? С какой целью? Чего они потребуют взамен?


Бот-законник приятным женским голосом огласил приговор. Корзинкин вздрогнул — неужели ему повезло? Откровенно подфартило. Пять лет воспитательного труда, всего лишь пять лет за преступление, по которому светило не меньше пятнадцати! Он не задумался, почему неподкупная нейронная сеть вдруг снизошла до особо опасного рецидивиста (а Корзинкин считался рецидивистом, не поддающимся исправлению) и осудила его как гражданина, впервые совершившего общественно-опасное правонарушение. Общественно-опасным правонарушением нейронная сеть посчитала кражу двух карамелек из централизованного распределителя общественных благ. Копеечный товар привлекший внимание Корзинкина своей обёрткой. Необычайно красочная обёртка была у фруктово-ягодной карамели «Солнышко». Поэтому и взял её Корзинкин,  машинально и не подумав, точнее, подумав о том, какой чудесный подарок будет дочке — две малиновые карамельки в яркой обертке. Всего лишь две сра... паршивые конфетки. Видит бог, рука сама потянулась к стеллажу. Он даже не успел сообразить, как конфеты оказались в кармане куртки и ноги сами понесли его к выходу из распределителя. И вот за такое мелкое прегрешение он получает полновесные пять лет? Хотя, надо признать, за прошлые мелкие, мельчайшие, мизерные кражи он отделывался порицаниями, строгими порицаниями, административными арестами, полезным трудом на благо общества, от тридцати до шестидесяти суток, и покаянными выступлениями на телевидении. Разве можно было вообразить, что подобные невинные забавы обойдутся Корзинкину в пять лет каторги и статус особо опасного рецидивиста, причём минуя ступень рецидивиста обычного? Здесь следует особо подчеркнуть - «невинные» с точки зрения самого особо опасного рецидивиста Корзинкина.


Судебные приставы мгновенно надели на осуждённого ручные и ножные кандалы, соединённые увесистыми цепями. В этот момент Корзинкин по-настоящему испугался. Он чётко понял — шутки закончились. Всякие. Звон кандалов грянул погребальной музыкой. Ноги Корзинкина подогнулись — без какой-либо аллегории — ноги Корзинкина от обуявшего душу страха подкосились и приставы буквально вынесли его из здания Седьмого судебного участка. На улице заключённого уже ждал специальный автомобиль, гостеприимно распахнувший дверь в свои удушающие недра, лишённые напрочь окон, но зато оснащённые кондиционерами и ярко-белыми энергосберегающими светильниками. У двери осужденного Корзинкина ждал судебный клерк, человек неприметной наружности. Он сунул в руки Корзинкину стопку бумаги, ручку и требовательно распорядился:

-  Подпишите!

Корзинкин решился жалобно проблеять:

- Разрешите хоть прочитать.

Клерк произнёс отрывисто: «Читайте», и демонстративно взглянул на циферблат наручных часов.

Корзинкин принялся лихорадочно читать.

- Ну, - сурово вопросил клерк. - Прочли?

- Прочёл, - жалким голосом соврал Корзинкин.

- Подписывайте, - скомандовал клерк.

Дрожащей рукой Корзинкин вывел неверную подпись на каждой странице казённого документа, разъясняющего обязанности и права исправляемого принудительным трудом.

- Загружайте! - убрав бумаги и ручку в небольшой пластиковый кейс, велел судебным приставам клерк и Корзинкина довольно грубо втолкнули внутрь цельнометаллического кузова. Охранник принял заключённого, усадил на железную скамейку в узкой камере и пристегнул кандалы: ножные к проушине в полу, ручные к скобе на потолке так, что верхние конечности преступника оказались подняты и вытянуты самым неприятным образом. Охранник при этом плотоядно ухмыльнулся.

Корзинкин пребывал в состоянии, близком к обмороку.

Дверца камеры захлопнулась.  Охранник занял место в своём отсеке. Прошло немного времени: минуты две-три, от силы пять и дверца раскрылась. Другой охранник, оказывается, их было двое, отстегнул кандалы, рывком поднял Корзинкина со скамейки и также грубо вытолкал его из автозака.

Вокруг, вширь и вдаль, наблюдалась нетронутая цивилизацией природа. Автомобиль застыл посреди живописной поляны, окружённой буйной растительностью. Преимущественно могучими, иного слова и не подберёшь, дубами и, неизвестного вида, раскидистыми кустами. В густых кронах дубов разливались звонкими трелями птицы. Впереди отчётливо просматривались горы, к которым вела от поляны довольно накатанная грунтовая дорога. Вдоль обочины ея были выстроены в ряд собратья Корзинкина по несчастью, одетые пёстро и разнообразно, — благодаря широкому и повсеместному внедрению нейронных сетей в государственные институты (не в институты как учреждения, где получают высшее образование, а в институты как формы организации государственно-властной деятельности) потребность в предварительном следствии и длительном нахождении подозреваемых, обвиняемых, подсудимых и осужденных в следственных изоляторах отпала напрочь. Поэтому осуждённые прибывали в места исправления в той одежде, в которой их арестовывали полицейские агенты. Случалось и так — выходит человек утром пробежаться, или купить порцию свежесваренного ароматного кофе — глядь, через час он уже марширует в колонне осуждённых на фильтровочном плацу трудовой воспитательной колонии.


Охранник резким толчком в спину задал Корзинкину направление движения. Мелкими шажками осуждённый Корзинкин направился к замершим в строю арестантам и скромно приткнулся к ним с краю. Всем своим видом он старался показать, что оказался среди этих забубённых правонарушителей абсолютно случайно. Но, — случайностей не бывает, — и административный сотрудник, отвечающий за поднадзорный контингент, смотрел на Корзинкина сурово и отчуждённо. Как и на остальных заключённых.


А затем началась лютая фантасмагория. К выстроенным в ряд заключённым подъехала... колесница, запряжённая двойкой гнедых лошадей. С площадки сошёл важный бородатый господин, одетый в длинную рубаху до пят кислотного зелёного цвета. Грудь господина украшала золотая цепь, собранная из крупных звеньев, толстые короткие пальцы декорировали золотые же кольца и перстни, мочку левого уха оттягивала литая серьга полумесяцем, усеянная тёмно-красными рубинами, травянисто-зелёными изумрудами и прозрачными огранёнными бриллиантами, смоляные вьющиеся волосы стягивал кожаный налобный ремешок. Господин неспешным шагом подошёл к административному сотруднику. Тюремный чиновник приветствовал господина взмахом руки. Господин заговорил с чиновником гортанным голосом. Язык был неизвестен Корзинкину, однако чиновник важного господина понимал, кивал в ответ головой и вежливо улыбался. Господин повелительно указал на строй заключённых. Тюремный чиновник согласно кивнул. Господин, огладив бороду, как-то зловеще ухмыльнулся. Чиновник невозмутимо отошёл в сторону, а охранники разом отвернулись, делая вид, что они ко всему происходящему вообще никакого отношения не имеют.

- Самое время бежать, - мелькнула шальная мысль в уме у Корзинкина, но мысль промелькнула и исчезла, а Корзинкин ни на миллиметр не сдвинулся с места.

Важный господин меж тем, подступив к строю, занялся наружным осмотром заключённых. Осматривал он их, словно это были не люди, а животные: коровы там, или лошади. Хватал за щеки, поворачивал головы вправо-влево, заставлял открывать рты и осматривал зубы, щупал бицепсы и икроножные мышцы. Тюремный чиновник следовал за важным господином с папкой-планшетом в руке. Когда господин переходил к осмотру следующего заключённого, чиновник карандашом делал пометку в прикреплённом к папке листе бумаги.
 
И вот богатый господин подошёл к Корзинкину. Толстые пальцы ухватили за корзинкинские щёки, повернули голову налево-направо, залезли в рот, пробежались по корзинкинским зубам, обтерлись о ткань корзинкиной рубашки и тщательно общупали икроножные мышцы корзинкинских ног.

Видимо, господин остался доволен осмотром. Он хлопнул осуждённого Корзинкина по плечу и сказал нечто приятное тюремному чиновнику на своем непонятном гортанном языке. Чиновник вежливо улыбнулся и черкнул на листе со списком заключённых напротив корзинкинской фамилии подтверждающую галочку. Они пожали друг другу руки и важный господин умчался на колеснице, поднимая густую пыль, по дороге обратно к горам. А из пыли вынырнула уродливая повозка, влекомая уставшими  быками. Быки остановились и с повозки соскочил утомлённый на вид мужчина.

Чиновник, указав на него, произнёс отрывисто и требовательно:

- Туда, по очереди, получить новую одежду, раздеться до нижнего белья, старую в кучу. Быстро, быстро!


Корзинкин был в ряду последним и видел, во что переодеваются его собратья по несчастью. Сказать, что облачение их выглядело убого, значит ничего не сказать. Серая шерстяная рубаха до колен, подпоясанная широким чёрным ремнём и грубые башмаки.

- Чёрт меня дери, что здесь происходит?

Усталый мужчина протянул Корзинкину рубаху и башмаки.

- Бери скорее, - прошипел он.

- Друг, - срывающимся голосом пробормотал Корзинкин, - где я нахожусь?!

- Ха, - ядовито выдохнул мужчина, - допёрло?! Попал ты, братишка, влип по-крупному. Это, — Римская Британия, второй век нашей эры. Там, — серебряные рудники, на которых тебе придётся вкалывать. Бумажку подписывал? Читал? Нет? Ну и дурак! «Государство не несёт ответственности за болезнь, увечья, и — или смерть в период отбывания наказания». Но не волнуйся, братишка, смертность у нас на приемлемом уровне. А вот если бы тебя отправили возводить Стоунхендж...