К большому двухэтажному дому с облупленной штукатуркой и колоннами у крыльца подходили и подъезжали офицеры Н-ского гусарского полка. К пяти часам пополудни зала офицерского собрания была полна. Юные корнеты щеголяли в красных ментиках, блистали остротами и своими победами в необъявленной, но вечной войне с дамами света, полусвета и даже глубокой тьмы. Убелённые сединами ветераны снисходительно поглядывали на молодёжь, осуждали между собой ветренность пришедших им на смену, подкручивали поредевшие усы, а в душе завидовали их юности и беспечности.
Разговоры и смешки стихли при появлении его высокоблагородия полковника Збруева. Тяжёлой поступью прошёл он по скрипучим половицам и объявил собрание офицеров полка открытым.
Огладив усы и бакенбарды, полковник выждал паузу и начал своим хрипловатым басом следующую речь: «Господа офицеры, к моему глубокому сожалению, в нашей доблестной воинской части возникло много вопросов, требующих серьёзного, безотлагательного обсуждения. Взять хотя бы возмутительный поступок ротмистра Крылова в городском трактире, где он вчера в пьяном виде учинил дебош с рукоприкладством, битьём зеркал, посуды, и так далее.
- Стыдно, ротмистр, объявляю Вам пять суток домашнего ареста,- Полковник перевёл дух и продолжил - Но даже этот прискорбный случай теряет в данный момент остроту по контрасту с поведением офицера нашего полка поручика Ржевского.
Старый полковник прокашлялся и обвёл взглядом залу.
- Кстати, где он? Я не вижу поручика на официальном офицерском собрании,- немного побагровев и возвысив голос, сказал командир полка.
В эту минуту со скрипом отворилась широкая дверь и, в помятом мундире, слегка пошатываясь, появился Ржевский.
-Поручик, почему Вы не изволили явиться вовремя?Ведь Вас еще вчера предупредили о часе начала собрания?-грозно вопросил полковник Збруев.
-Честь имею доложить, Ваше благородие, денщик не разбудил.Разрешите сесть?- сказал он и, не услышав ответа, плюхнулся на ветхий стул так, что тот чуть не развалился под ним. Отсутствующим взглядом поблекших серых глаз он повел вокруг, одернул мундир и замер во внимании, стремясь всеми мускулами своего лица изобразить ту мину, которая, по его соображениям, требовалась в подобной ситуации. Это стоило ему больших усилий, так как вчера он в очередной раз проигрался в карты: игра закончилась в пять утра, когда Ржевский спустил всю наличность, а играть в долг партнеры отказались. Поэтому, даже подкрепив себя после игры несколькими рюмками водки, поручик пребывал не в лучшем расположении духа и мысли его были далеки от всего происходящего. Ах, если бы он витал сейчас в эмпиреях, но « се ля ви », не воздушный эфир, а земные грешные помыслы заполняли его душу.
-Итак, - продолжил свою речь полковник, - главным поводом для нашего экстренного собрания стало беспрецедентное поведение поручика Ржевского. Я даже не затрагиваю сейчас посещение им борделей и других злачных мест, хотя и эти поступки требуют строгого осуждения и дисциплинарного взыскания. Но, господа офицеры, я сегодня собрал вас по более серьёзному поводу, виновником которого является всё тот же поручик.
Полковник кашлянул и продолжил: «Вчера я имел приватную беседу с местным губернатором, в которой он поведал мне, что произошло на балу дворянского собрания. Вышеозначенный поручик предложил дочери губернатора прогуляться с ним по аллеям парка. Вышел бон променад, господа! Впрочем, дочка тоже хороша! Какой чёрт дёрнул её согласиться на такое предложение? Но это я так, к слову, и вины с Ржевского такая опрометчивость не снимает.
- Так вот, погуляв минут пять по саду и сказав несколько фраз о луне и поэзии, поручик завлёк девицу в беседку и не только делал ей откровенно не поэтические предложения, но и сопровождал их абсолютно недвусмысленными действиями. Бедная девица едва живая от стыда и возмущения прибежала в залу, где разрыдавшись, обо всём поведала маман.
- Какой позор господа! Я сам был молодым, но все-таки надо различать танцы в борделях и дворянские балы!
В этот момент Ржевский, погруженный в глубокие раздумья о том, где бы достать денег, чтобы пойти после собрания в кабак с варьете, очнулся и подумал: было бы не так холодно и не рази от меня так перегаром, никуда бы она не побежала.
Седоусый полковник оглядел офицеров, стремясь понять какое впечатление произвела на них его речь.
- Господа, я требую от вас, чтобы вы никогда не забывали о чести мундира,я, - полковник, не привыкший к таким длинным тирадам, запнулся,- я требую элементарной дисциплины, чёрт возьми! А поручику Ржевскому десять суток домашнего ареста и… Полковник подумал, что десять суток слишком легкая кара и стал перебирать в голове все возможности ее утяжелить.
-Во время ареста строго приказываю спиритуозов поручику не подавать! Этого ему показалось мало, и он нахмурил лоб в раздумьях.
-Да, поручик пытался говорить о поэзии, но очень несвязно, поэтому за десять суток я предлагаю повысить культурный уровень господина Ржевского.
-Так точно,-откликнулся поручик,- позвольте, господин полковник, посещать каждый вечер театр!
Тут все офицерское собрание, вспомнив интрижки Ржевского с актрисами, вспомнив как на прошлой неделе, подкрепившись в буфете коньяком, он ворвался в дамскую уборную,- грохнуло таким взрывом смеха, что зазвенели люстры, и посыпалась побелка с потолка.
-Не вижу ничего смешного, господа, - сорвался полковник на крик,- да, я требую воспитания культуры, но, конечно, не в театриках. А, например, за чтением книг, к которым рука поручика, я уверен, не прикасалась много лет. И для того, чтобы поручик читал не какие-то бульварные романы, а книги высоконравственные, за этим проследит майор Головин.
Полковник недолюбливал майора за его утончённость и образованность и таким образом решил ему насолить.
-Господин полковник, - начал отказываться Головин.
-Всё! Это приказ. Собрание считаю закрытым. А через десять суток мы поговорим с поручиком о литературе, искусстве и прочих высоких материях.
Осчастливленные окончанием скучного мероприятия, оживленно переговариваясь, офицеры двинулись к выходу, кто к любовнице, кто просто в бордель, и только понурый поручик Ржевский направился к своему дому, ставшему на столько долгих дней тюрьмой.
-Не унывай, Ржевский,- кричали ему вслед приятели,- вот наберешься галантной премудрости и тогда, только слово скажешь, дамы будут бросаться в твои объятия!
Мы не будем утомлять читателя подробным описанием томительных десяти дней: того как Ржевский ходил по комнате, как разъяренный тигр, на минуты успокаиваясь, когда денщик тайком приносил ему пунш или просто водку, и окончательно зверея, когда появлялся осточертевший майор Головин с новой книгой и дурацкими вопросами.
Так минуло десять серых, томительных дней и перед поручиком забрезжил долгожданный рассвет освобождения. Прибыл вестовой и передал приказ полковника явиться к 2 часам. Ржевский тщательно выбрился, надел старательно вычищенный денщиком мундир и вышел из дома.
Ярко и весело светило солнце, щебетали птицы, радуя душу и восхваляя долгожданную свободу, но впереди ещё была беседа с полковником Збруевым.
-Честь имею явиться, Ваше Высокоблагородие – громким бодрым голосом доложил Ржевский.
Полковник Збруев после утреннего чая с ромом сидел за столом и курил сигару.
-А, поручик. Не могу сказать, что очень рад видеть Вас, но присаживайтесь, поговорим; надеюсь, проведённое время не прошло для Вас даром и облагородило Вашу загрубевшую душу. Усердно ли просвещал Вас любезный Иван Петрович?
-Да, господин полковник, - ответил Ржевский, вспоминая ставшую ему ненавистной физиономию Головина, в которую бы он с огромным удовольствием запустил этими проклятыми книгами, стаканом или любым другим подвернувшимся под руку предметом, желательно потяжелей.
- Ну и какое великое литературное творение запомнилось Вам?
Поручик задумался, наморщил лоб и неуверенно произнёс: «Дон Кихот Ломанский, Ваше Высокоблагородие.
-Ламанческий, Ламанческий, поручик, надо читать внимательнее. Расскажите немного о романе великого испанского писателя.
Поручик погрустнел, в литературные дискуссии вступать ему никак не хотелось. Но что делать?
-Мне не очень понравилась книга, - как можно деликатнее начал он.
-Отчего же, отчего же. Впрочем, вкусы у всех разные. И всё-таки, что запомнилось Вам в романе?
Поручик начал медленно закипать, как ведерный самовар, ведь он с невероятным напряжением воли преодолел роман, читая его через пень-колоду, и до сих пор в душе от него оставался тошнотворный осадок.
-Да там какой-то чудак надел на голову медный таз и на полудохлой кобыле отправился куда глаза глядят, вместо того, чтобы посетить ближайшее заведение, где подают хорошее вино.
-Опять вино, поручик. Всегда у Вас одно на уме. Ведь в странствия он отправился, дабы защитить добро от злых безбожных сил.
-И поэтому этот сумасшедший старик накинулся на ветряные мельницы?
- Так это же аллегория, Ржевский! Он представлял, что сражается с многорукими злыми великанами. Неужели майор Головин не объяснил Вам, что есть аллегория?
-Осмелюсь доложить, пытался объяснить, но я из его путаных речей ничего не понял. По-моему, он сам в этом ни черта не понимает.
-Он-то понимает… Даже больше, чем следует, - желчно ответил полковник, - аллегория есть слово древнегреческое, а означает оно иносказание, то есть несёт в себе переносный, скрытый смысл.
-Ну, ничего себе переносный! А когда этого Дон Кихота отколотили палками и ухватами, так это что, - тоже в переносном смысле? Действительно, такую лупцовку он едва перенёс.
-Это же грубое, невежественное мужичьё, оно не понимает аллегорий, вот и пострадал бедный рыцарь в борьбе за идеалы!
-Высокие идеалы?! Так какого дьявола у него идеалом стала какая-то Дуня Тобольская? Тоже мне дворянин, не мог хотя бы найти себе милашку из театра.
-Поручик, замолчите, перестаньте о своих актрисах, - тяжело проговорил Збруев, а перед глазами его прыгала, высоко поднимая юбки, актриса с такими ножками, которые кого угодно могли свести с ума.
-А в книге был один более- менее нормальный человек, - продолжил литературный диспут Ржевский, - правда, не офицер, но всё равно, Сашка Панько, хоть и хохол, а толк в жизни понимал.
-Какой хохол, какой Сашка Панько, - забагровел лицом полковник, - мы говорим о романе Сервантеса, испанца, к вашему сведению!
-Испанца, не испанца, а, выходит, хохлы и туда пробрались. Он мне больше всех запомнился, вот у меня раньше был денщик – вылитый Панько!
-Да, поручик, видно из романа великого Сервантеса Вы абсолютно ничего не поняли.
-Там и нечего понимать, и наскрябал его этот Сервантес не иначе как в доме умалишённых.
-Ладно, поручик, оставим Сервантеса в покое. Перейдем к более близкой Вам батальной теме. Надеюсь, «Илиаду» Гомера Вы прочитали?
-Так точно, читал, господин полковник. Там греки воевали с какими-то троянцами.
-А что стало причиной кровопролитной войны?
-В том то и дело, что не было причины. Сбежала слабая на одно место Елена от мужа с каким – то любовником, а он вместо того, чтобы вздохнуть свободно, перекреститься и выпить на радостях, отправился воевать. И сколько солдат с собой
