Долгая память

убитые журналисты из группы известного тогда по всему Союзу режиссера Юриса Подниекса. И носилки, на которых уносили раненного оператора программы «Время». И Сашу Любимова – звезду экрана, такого знаменитого, красивого, к которому я даже не смела приблизиться. В тот раз.

–Ладно ты, – кричал мне потом Любимов, но как же я тогда мог тебя не заметить?

–Ну что ты, – говорила я. – Там ведь стреляли.

***
На книжной ярмарке я столкнулась со своим приятелем, которого знаю с тех времен. Он остепенился и из неформала-журналиста превратился в почтенного книготорговца.

–Сейчас, оглядываясь назад, ты доволен, как все сложилось? – спросила я.

–Понимаешь, – ответил он. – Мы живем в маленькой скучной европейской стране. А ты, как, довольна?

–Я ни о чем не жалею…

***

Случалось, я едала спагетти в Неаполе, пробовала суп из бычьих хвостиков в Кордове, креветки, фаршированные миндалем, по рецепту, который охраняется ЮНЕСКО!- ела я из маленькой алюминиевой кастрюльке в Севилье.

В голову бы не пришло ездить в Ригу ради еды. Кто вообще знает, что такое латышская кухня?

Для начала, в ней есть немецкая тяжеловесность: копченое мясо, свиное колено, горох,– но при этом сохраняется особая легкость, изысканность, я бы сказала – травность. Все три заведения, где мы отобедали, убедили меня в том, что Рига достойна гастрономического туризма. Но только в последнем ресторане, с голубыми изразцами на стенах, перед отъездом, я, наконец, догадалась, в чем дело.

Как-то мне довелось прожить в Греции целый месяц. Я читала, что средиземноморская кухня не может надоесть, но помню, к концу отпуска я перешла на мороженые фрикадельки из супермаркета. Все-таки солнце, море, оливковое масло,– это не то, к чему мы привыкли. В Риге ясно: этот судак еще вчера плавал в заливе, эти травы собраны под корабельными соснами, – короче, это наше, родное, балтийское. И оно отвечает моей внутренней флоре и фауне.

В с самом конце 80-х, когда ввели карточки, мы в Ленинграде не голодали только потому, что выменивали водочные талоны на сахар. В ЖЭКах тем, у кого были дети, выдавали круглые желтые коробки с каким-то протертым японским рисом. А были и вовсе экзотические случаи. Мамина знакомая, владелица двух черных догов, получала гуманитарную помощь в виде мяса от немецкого клуба собаководства, и ее собаки честно делились с хозяевами и их друзьями. …Шли ночью, как контрабандисты, через новостройки и несли подмышкой сверток с гуманитарным «собачьим» мясом…

Из тех же времен запомнился мне репортаж: стоит на сейнере датский моряк: «Я слышал, что в Советском Союзе трудности с едой, но когда я думаю об этом, меня успокаивает мысль, что у вас под боком Балтийское море –  вы не можете голодать». Это он мороженого хека на прилавках рыбных магазинов никогда не видел!

Я шла по рижскому рынку, смотрела на золотистую салаку, толстых угрей с блестящими спинками, бочки с икрой, которая стоит в пять раз дешевле, чем у нас, разверстые розовые тушки лосося, селедку размером буквально с кита – даже не знала, что сельдь бывает такой здоровой, и думала:
«Черт побери! Они же ловят рыбу в том же Балтийском море». Почему так?..

А сыры? А пирожные со сладким заварным кремом? А хлеб, который продают как сувенир в дьюти-фри?

Не могу сдержаться, про лучший ресторан я расскажу подробнее. Найти его очень легко – находится в самом центре города, в здании чуть ли не 12 века. Чтобы туристы не ошиблись, возле входа прогуливается дяденька с усами. На каменной стене – остов огромной бочки, и он там не случайно – в этом здании, чуть ли не с основания Риги, располагались винные подвалы. Руку на отсечение даю, что и Петр Первый со своей свитой сюда захаживал. Мы спустились вниз по лесенке, и, задрав головы, начали оглядывать, что здесь настоящее, сохранившееся, а что – новодел. Деревянные столы и стулья – современные, понятно, но в стенной нише стояло огромное деревянное кресло с мелкой и изысканной резьбой.

–Нынешним так не вырезать, – сказала я.

Официант сделал секундную паузу, он не хотел ронять престиж заведения и разочаровывать клиента – будь он русским или испанцем – может быть и приукрасил. Но прямолинейный латыш, он посмотрел на меня и сказал:

–Натуральная – стояла бы в музее.

Также честно не рекомендовал он телятину:

–За те деньги она должна быть гораздо лучше, чем подают у нас.

Настоящего там, собственно говоря, сам ресторан: низкие арки, грубые ступеньки, пиво и средневековые рецепты…

Так мы и бродили, от кофейни к ресторану, от пивной к пабу. Кофе с рижским бальзамом, кофе с кальвадос, со сливками, с шоколадом. И рижанки за соседними столиками: аккуратненькие, вежливые, с прямыми спинами и белыми волосами под маленькими шапочками с буржуазным цветочком на боку.

***
Русские действительно превратились в нацию вечно обиженных: еще на ногу не наступили, а уже норовят коленку потереть.

Известная наша актриса, приехав в Ригу, заглянула в Домский собор, красивый, купол – перевернутым колокольчиком, и вышла с претензиями: расписание службы на всех языках, кроме русского. Это она мне в фейсбуке написала, а я ей там же ответила: «Ирочка, дорогая, собор – лютеранский, зачем писать на русском, если русские туда не ходят? А вот если пройти по проспекту Вальдемара, а потом свернуть направо, на бульвар Райниса – там стоит роскошнейший православный храм, и, поверь мне, в нем все будет на русском».

А какой красивый русский театр, желтый с лепниной.

И русский мэр.

***
Рига условно делится на три части. Сердцевина – старый город – уходит куда-то к каменным наконечником, который как-то (удивляюсь, как) удалось сохранить. Экскурсовод рассказал нам, что девятьсот средневековых домов имеют историческую ценность. Стоят они все плотненько. Старая Рига была обнесена крепостной стеной, один небольшой ее фрагмент хорошо отреставрирован, другой сохранившийся кусочек – полуразрушен, а третий не виден, но он существует как часть улицы. А дело в том, что с  появлением артиллерии пропало значение каменных ограждений, и экономные рижане стали строить дома прямо в крепостной стене.

Эта улочка сейчас отреставрирована. Первый этаж занимают ресторанчики. Кладка внутри обнажена, и пока ты ешь картофельные блинчики с жареным беконом или суп из серого гороха с копченостями, можешь наблюдать, как выглядела крепостная стена, внутри которой ты сидишь.

***
Мы жили на другом берегу Даугавы, я с радостью поселилась не в центре, думала, как приятно будет смотреть с набережной на силуэт старого города. Но смотреть было не на что: силуэт не освещался,  в отличие от любого европейского города. В Риге подсвечивают только мосты и дороги – то, что необходимо для передвижения. Бросалось в глаза, что городом власти занимаются с «подтянутыми животами», но то, что делают – делают добротно. Пожалуй, это самое подходящее определение – добротно.

Чувство добротности жизни.
Восстанавливать пришлось, конечно, многое. Главную городскую площадь, Ратушную, практически всю разбомбили. Я видела в музее фотографию Риги после 1945 года: на месте нынешних прекрасных зданий – только обгоревшие остовы.

Дом Черноголовых, например, построенный купцами гильдии Святого Георгия, был разрушен, стерт с лица земли. Его восстановили полностью: если сравнивать с довоенными фотографиями – разницы почти никакой.

***
Прибалтика была нашей киношной заграницей. Начиная с того, что во всех советских фильмах иностранцев играли прибалты. Они были бешено знамениты. Вия Артмане, великолепная Джулия в фильме «Театр», безумный красавец Ивар Калныньш, мечта любой зрительницы! Кружевной воротник, шпаги звон и звон бокала…

Самым знаменитым был литовец Донатос Банионис. Мне он запал в душу после фильма «Это сладкое слово – свобода», он играл там Сальвадора Альенде. Apropos, советую пересмотреть.

Фильм сняли почти сразу после переворота в Чили, прогрессивная советская общественность, конечно, была на стороне социалистического президента и осуждала хунту. Стишков на эту тему ходило немерено:

Встали дети утром рано,

нет Луиса Корвалана,

Вот она, вот она

– хунта поработала!

Сюжет: дело подходит к развязке, дворец президента окружен войсками, и один за другим покидают президента сторонники. Дворец пуст, нет даже охраны. Сальвадор Альенде сидит за столом, один, перед ним микрофон, и он произносит свое последнее обращение к гражданам: «Я – избранный народом президент».

И я помню, как комок поднимался к горлу: «Боже мой, есть же такие страны, где глава государства может сказать о себе такие гордые слова».

Сегодня, когда мы дожили до того, что у нас есть свой законно избранный президент, я вспоминаю эту сцену, конечно, совсем с другими чувствами. Они, конечно, актуализированы позорным бегством законно избранного президента соседней страны.

***
А сама Рига играла заграницу. Расчетливые латыши научились продавать свою киношную славу. Главная достопримечательность, с которой начинается экскурсия по городу – это Дом, где на окне не стоял цветок, Дом, из которого выпал профессор Плейшнер, потерявший осторожность, глотнув воздуха свободы. Где еще в СССР можно было найти место, более подходящее, чем Рига, чтобы изобразить этот воздух? Дом, надо сказать, сам по себе великолепный – знаменитый рижский югендстиль. Петербуржцы хорошо знают его как северный модерн.

Какое-то серое мрачное министерство показывают в качестве здания, где встречались Штирлиц и Борман. А прямо напротив изысканного кремового резного дома расположены два ресторана – «Юстас» и «Алекс», которые изнутри завешены фотографиями из знаменитого фильма. Будь я владельцем этих заведений, я бы еще предлагала посетителям зашифрованное меню.

Есть в Риге своя «Бейкер-стрит», дом, где жили Шерлок Холмс и доктор Ватсон, и улочки по которым ехал кэб, – интересно, где он теперь хранится?

***
Трубочистов нам на улице не попалось. Говорят, их осталось человек пятьдесят, – люди все меньше используют камины. Хотя безработица им все равно не грозит: ходячая достопримечательность – каждый рад сфотографироваться с перемазанным сажей господином в черном цилиндре.

***
Признаюсь, я устаю гулять по средневековым городам – булыжники не приспособлены к высоким каблукам, или, наоборот, каблуки к ним не приспособлены. По брусчатке надо ходить в мягких кожаных башмачках. Кстати, видела такие в музее, и лишний раз подивилась, какие маленькие были ноги у наших предков. И как тщетна жизнь. На витрине лежал детский башмачок X-XI века, он так хорошо сохранился, что было видно, как аккуратно пришита подошва. Дом, крытый черепицей, лампа в глиняном сосуде – я представляла, с какой трогательной родительской заботой, стежок за стежком, отец шил своему сынишке обувку. Где теперь этот малыш, где этот рижанин? Все суета…

Устаю я ходить по булыжникам. И это хороший повод забежать в кафе, заглянуть в магазин, потолкаться у прилавка, разглядывая вязанные носки со звездами, оленей, бегущих по краю варежки, и янтарь.

***
Янтарь я носить не могу. Наносилась в советское время – других-то украшений не было. Янтарные кулоны на кожаной веревочке, прозрачные мундштуки и пепельницы