–Потанцуй со мною, сестрица! – Алана появляется неожиданно и буйно, вырывает меня из плена размышлений, но я успеваю среагировать и скрыть раздражение.
Алана – моя младшая сестра, но это ещё ничего, сестёр и братьев у меня много и все мне опасны, не все из них хотят Морского Трона нашего отца, но многие из них. враги мы друг другу по помыслам.
И вот это уже серьёзнее.
–Ну что ты, Алана! Как можно? – отмахиваюсь, притворно возмущаюсь. Грубить младшенькой нельзя, даже если очень хочется, то всё равно нельзя. С недавних пор она в любимицах у отца нашего, ещё бы! На подъём легка, баллады моряков знает, в волосах её жемчужинки, русалками подаренные…
Ненавижу её веселье. Ненавижу её смешливость и лёгкость! Несерьёзно всё это, на царевну она не похожа в своей насмешке, но грубить нельзя. Нельзя показывать что я с нею не в ладах – Морской Царь всё равно прежде Царь, и только потом он нам отец, и подобно тому множеству сестёр и братьев, что есть у меня – у него много детей. И скор он на расправу.
А я не хочу на расправу. Я на трон хочу. Моё это, с детства знаю – моё!
–Да давай, ну же! ну? – Алана вьётся вокруг меня, вот неугомонная! То ли чует, что я не могу её пока по щекам за дерзости отхлестать, то ли и впрямь полная дура.
–Я и на танец не так ловка…– я применяю последнюю отговорку, но сама знаю, что неубедительна. Да и вижу уже – поглядывает Морской Царь на нас, явно Алану взглядом искал, а нашёл нас обеих. Улыбается, хотя от разговора с послом людским не отказывается.
Ну, значит, решено!
Вырываюсь из хватки Аланы и сама увлекаю её в танец, она сначала пугается, потом хохочет громко и радостно и уже многие поглядывают на нас. Кто-то улыбается, а кто-то скалится – не все как Алана, некоторые и нрав мой знают.
Но это наши разборки. Людям-послам этого не понять. Они видят то, что им понятно – пир славный, в честь их приезда справленный. А до того видели они диво – длинные коридоры и витые лестницы, в пучину морскую уходящие, под самую толщу всех вод. А под толщей дворец. Боялись, конечно, славно – ещё бы, в воду шагнуть, но и они посланы своим царем, ослушаться не посмеют, так что вступили на первую ступень, из воды показавшуюся, да пошли, робея.
И лишь когда скрылись их плечи в воде, пришло к ним разрешение Морского Царя – дышать. А в наших дворцах и галереях и вовсе дышится легко. Послов всего пять – один царевич людской и четыре советника, судя по их лицам, видимо, не самых ценных.
В начале, как положено, совет. Передал царевич просьбу отца своего – земного царя, мол, дай Морской Царь, благословение на рыбу да путь-проход торговый по водам твоим. Сменяются земные цари, коротка их жизнь, и это с прежним царём наш отец договор имел, а корабли этого мог бы и разметать чисто из мятежности натуры своей. И никто б его в том не упрекнул, вот и пришли послы о милости просить…
На совете том Аланы не было. В советах от её смешков да песенок матросских и жемчужинок в волосах проку нет. На совете была я – почтительная дочь своего отца, да два брата моих – Бардо и Сигер. Не знаю даже кто из них мне хуже. Сигер – мерзавец, конечно, и даже не скрывает своих стремлений к трону от других, но он хотя бы по роду своему чист. А Бардо он слабее, от земной женщины прижит Морским Царём, и не могу понять уже давно почему наш отец этого бастарда к себе приближает?
Но не ссорюсь. Решения моего отца – это решения моего Царя. Нельзя с ними спорить, если час не подобран добрый. В иной раз и схлестнуться можно – вода ведь сама мятежная, а мы суть её воплощённая, но в иной раз лучше смолчать.
Оно ведь и неизвестно как будет-то! Думать надо, потом делать. В немилость царскую и отцовскую легко впасть. Я уже давно вижу и знаю. Сестёр и братьев у меня много, а истинных соперников мало – многие сами себя и друг друга подставили да сглупили, и вроде бы есть они, а вроде бы и пока можно о них забыть.
Но вот что мне не понравилось, так это присутствие старшей сестры моей – Идии. Редко заглядывает она в наши земли, отцом послана на границу востока, там сидит, охраняет морское царство, и тут появилась. А Идия – это нехорошо, это очень нехорошо, и есть тут о чём подумать!
А тут Алана…зараза!
Но делать нечего, отплясываю как умею, а умею я не очень, но кто ж царевну-то упрекнёт. Идия подле отца сидит, ни с кем не говорит, оглядывает нас. Холодная дрянь, не обнимет, не скажет слова доброго. Её «нет» – это разрез, это сталь. Не дипломат!
–Утомила ты меня! – отмахиваюсь от Аланы, опускаюсь на резную скамью. – Не в годах я уже!
Она смеётся, к моему разочарованию садится, гадина, рядом.
–Хочешь, я тебе принесу чего-нибудь? – спрашивает Алана, и голос её звонким перестуком жемчужинок рассыпается в утомившихся моих мыслях.
На самом деле я очень хочу, чтобы она унесла себя. Но грубить нельзя – ещё неизвестно где и что чем обернётся. Именно поэтому я не ссорюсь ни со стражниками, ни со служанками – бывают времена, когда надо искать помощи тех, кто не имеет вроде бы значения, а оказывается вдруг всех полезней.
–Синего вина может? – предлагает Алана, ей почему-то важно, чтобы я согласилась на что-то.
–Было бы неплохо, спасибо, сестрица! – я улыбаюсь, и Алана тотчас уносится прочь, протискивается к столу – лёгкая, весёлая, шумная. Её длинные пальцы уже схватились за кувшинчик из речного стекла, в котором плескалось синее водорослевое вино, плеснула, и вот – идёт обратно.
И чего, скажите на милость, её тянет ко мне? Шла бы, плясала, пела свои песни – ну что ты ко мне пристала-то, Алана?
–Держи, Эва, – Алана уже рядом, протягивает кубок. Принимаю с благодарностью, хотя очень хочется вылить содержимое этого вина ей в лицо да отшвырнуть от себя подальше, так, чтоб упала на выложенный морским камнем пол!
–Алана, дитя моё! – Морской Царь спасает меня от общества сестры, и дышать чуть легче. С запоздалой ревностью я успеваю ещё подумать о том, что плохо и то, что её зовёт Царь. Мало ли чего будут обсуждать? Воистину – не угодишь мне в этот вечер.
Но хотя бы можно выдохнуть и выпить вина. Делаю глоток, и уже отнимая кубок, вижу, как идёт ко мне Идия. Ко мне идёт, вижу и знаю – глаза её стальные, сама мрачная, на других и не смотрит, смотрит в упор на меня.
Ну ладно, сестрица, застала ты меня врасплох, но я уже другая. Это раньше я была робка перед тобой, а сейчас и отвечу, если придётся, но пока улыбнуться.
–Мы с тобой и поговорить не успели, – Идия не приветствует, коротко кивает, как кивают некоторые неумные мои братья и сёстры слугам, едва ли успевая запомнить их имена. А я вот помню и имена, и то, что приветствовать надо как можно теплее – слуги – это движущая сила любых интриг!
–Много уж дней прошло от разговоров наших, – я перенимаю её тон и демонстративно отпиваю ещё из кубка. Это не принято, но я это делаю, краем глаза подмечая, что и Царь на нас глянул, и некоторые братья да сёстры. Ничего, будут, конечно, обсуждать, но оно мне и на руку может ещё.
–Да разве суть другой стала? – голос Идии звучит всё также равнодушно и холодно. – Или от беседы теперь уклонишься?
–Беседы с тобой? Да кто ты, в самом деле, чтобы я уклонялась? – смеюсь, отставляю кубок в сторону.
Перемещаемся в молчании под своды зала. Тут посвободнее от взглядов и морских флейт, что призваны на пир, дабы наполнить звуком и залу нашу, и празднество.
–Эва, сказать хочу, – Идия берёт деловой тон, – отец уж слабеет. Годы всё одно плетут.
Молчу. С одной стороны, как почтительной дочери следует мне заметить о том, что Идия ведёт себя дурно, так говоря об отце и Царе, что на мятеж это тянет, да всё подобное, или даже броситься с возмущением в залу следует, может, мол, как смеешь ты…
Но нет. Я молчу. Идия не провокатор. Стальная, прямая, от того и высланная на восток.
–Сама знаешь, – добавляет Идия, – вижу, что знаешь. Вот и не перечишь. Отец меня призвал не для того, чтобы увидеть, а чтобы прикинуть скорее – на ком Царство держаться станет.
–Почему ж со мной говоришь? – заговариваю серьёзно, без насмешки и тени улыбки.
–А с кем? С бастардом тем? – Идию аж перекашивает от возмущения. – Или от водяницы той, что лишь петь умеет да вина подносить?
Не дипломат Идия, не дипломат… правильно Царь Морской её услал, такая за три минуты всех против себя настроит. Будто бы я не знаю, что Бардо – прижит от земной женщины, а Алана – идиотка-волна водяная.
Но я же молчу!
–А о тебе отец хорошо отзывается, – продолжает Идия, – лучше, чем о ком-либо другом. Да и мои волны доносят мне о тебе благие вести. И разумна. И в советах часто присутствуешь, жестока только…
Глаза её сверкают неодобрением.
–Не тебе о том говорить, Идия! Жалость твоей сутью не была, от того на войне ты вечной, в самом мятежном краю.
Отвечаю спокойно. Не буду же я объяснять ей, что наш отец вообще-то и сам не прочь власть свою испытать, да волны поднять на тот или иной город, что ищет он порою повод, да только уговорить его нужно. Людей не жаль – отстроятся, ничего. а уговорив Царя на то, что видится ему и то, что хочется, я покажу ему, что близка ему по помыслам и духу. Если Идия того не поняла за годы, я молчать буду.
Она мне тоже конкурент. Не люблю я таких как она. Договариваться не умеют! А это первое дело в любом правлении.
–Не мне, – соглашается Идия, – но молчать ты меня не заставишь.
Да, Идия, честность – это, конечно, похвальная добродетель, но и о себе думать надо. А если говоришь ты сейчас с будущей царицей? Думаешь. Не запомню я, что ты, если что, и промолчать не сможешь? Запомню!
–Но мы всё не о том, – Идия морщится, видимо, мысль ей неприятна, – не о том, Эва!
–Не я разговор завела, не я над ним властвую.
Она не спорит:
–Не упрёк это был. Прошу я тебя смотреть внимательно, как бы другие не стали к нему набиваться в любимцы. Не дело это.
–Другие? – усмехаюсь открыто. – Себя на троне уже видишь?
–Себя не себя, а всё ж по-честному должно быть! воля Царя – воля отца. Не надо чтоб его подбивали. Если подлость какую от братьев или сестёр почуешь, дай мне знать – я приду.
Ах вон оно что! ну ладно, сестрица, поборемся ещё, но пока побольше обиды в голос:
–Думаешь, сама не смогу отца я защитить от подлостей? Думаешь, способны братья мои и сёстры смерти его ждать? Кто вот жаждет трона – так это ты! А нам отец дороже!
Вот теперь финальное – оттолкнуть, пойти быстро, рассерженно. Ничего, Идия, может ты и видишь меня насквозь, но тебя никто не любит и не выносит. За прямоту твою лишнюю. Так что если и скажешь ты чего, то и мне найдётся что сказать, например то, что Идия ждёт трона нашего отца и заранее подозревает всех братьев и сестёр наших, и…
Осекаюсь. Алана передо мной, спрашивает с любопытством:
–Чего она хотела-то?
Сама Алана не догадается спросить. Значит, послал её отец. Отлично!
–Совсем с ума сошла! Сказала, что если кто из братьев или сестёр наших задумает к отцу подобраться, да на трон его поглядывать, то сразу сказать ей! Представляешь? Нет, ну представляешь? Будто бы здесь все не отца видим, а Царя, и будто бы все только и ждём… будто бы способны!
Я отмахиваюсь в раздражении. Дело сделано – Алана сдаст мои слова отцу.
–Ну что ты, что ты… – Алана теряется, и даже льнёт ко мне, обнимает. Мне противны её объятия, но я терплю и даже обнимаю её в ответ. – Я знаю, что ты хорошая, не расстраивайся из-за нее, кто она нам тут? Явилась
