Сиротка. Гл.67

- Мадлен… любимая, - рука мужчины нежно дотронулась до лица молодой женщины.
- Пьер, - она обняла его за шею, и их губы встретились.
– Пьер, я так скучала… И Луиза тоже. Как хорошо, что ты вернулся, - горячо прошептала она.
- Я больше никуда не уйду, - Рейналь снова поцеловал ее в губы.
Мадлен закрыла глаза, отвечая на его поцелуй и ощущая, как сердце переполняет счастье, от которого можно задохнуться.
- Теперь все будет хорошо, моя девочка, - тихо шептал ей Пьер, - вот увидишь. Всё будет…

За окном раздались какие-то крики, ругательства, суматошно залаяла собака… и Мадлен проснулась. Первые несколько секунд она лежала, слушая взволнованный стук своего сердца и глядя в редеющую темноту. Было раннее утро, светало. Одеяло рядом шевельнулось, и молодая женщина протянула руку, погладив по голове спящую рядом дочку. Затем тяжело вздохнула, осознав, что возвращение мужа было всего лишь сном. Пьер сейчас не с ней, а в одной из мрачных и сырых камер тюрьмы Сен-Лазар. Об этом Мадлен сообщили на следующий день после ареста Пьера. Пара гвардейцев явилась в квартиру Рейналя, и поначалу молодая женщина решила, что это пришли за ней.
- Я арестована? – тихо спросила она, стоя в коридоре и обняв Луизу, которая прижалась к ней.
- Пока ордера на твой арест нет, гражданка, - бросил ей один из гвардейцев, грубо отталкивая Мадлен в сторону и бесцеремонно проходя дальше, в комнату.
— Вот ордер на обыск квартиры арестованного Пьера Рейналя, - второй сунул в побледневшее лицо Мадлен какую-то бумажку и столь же быстро убрал, так что она и рассмотреть ее толком не успела.
- У твоего мужа есть рабочий кабинет? Где он? – спросил первый гвардеец, остановившись в коридоре. – Начнем прямо с него, чтобы время зря не тратить.
- Там… - Мадлен махнула рукой в сторону двери, ведущей в кабинет Пьера, и гвардеец, распахнув ее, бодро вломился внутрь.
- Что они ищут, мамочка? – всхлипнула Луиза, посмотрев на Мадлен снизу вверх. Ее большие карие глаза казались сейчас огромными, губы дрожали.
- Я не знаю, милая, - Мадлен провела ладонью по волосам дочки, чувствуя комок, подкативший к горлу и изо всех сил сдерживая слезы, чтобы не напугать Луизу еще больше. – Пойдем пока в твою комнату, подождем там, пока они закончат.
- Хорошо, мамочка, - Луиза кивнула головой и сжала руку матери в своей ладошке.

Обыск продолжался больше часа. Гвардейцы перевернули вверх дном все три комнаты и обшарили даже кухню. Особое внимание они уделили кабинету Пьера, разбросав книги и буквально выпотрошив содержимое ящиков его письменного стола. Мадлен заметила, что целую стопку бумаг, исписанных острым почерком Рейналя, они забрали с собой. Это были черновики его прошлых и будущих статей.
Забрали они и стопку писем, которые Рейналь хранил в отдельном ящичке. Ключа от него не нашли, и гвардеец просто выломал ящик, после чего кинул обширную стопку писем – переписку Пьера с матерью, когда та была еще в Лионе и с его братом Реми – в свою сумку.
— Это же просто письма! – не выдержала Мадлен, которая не удержалась и, оставив Луизу в комнате, незаметно наблюдала за обыском из полуоткрытой двери. – Муж переписывался с матушкой и младшим братом еще до революции. А после – с братом, когда тот ушел добровольцем на фронт защищать республику. Зачем они вам?
- Не вмешивайся, гражданка! – сухо бросил второй гвардеец, выворачивая из книжного шкафа томики книг, быстро пролистывая их и кидая прямо на пол, под ноги.
- Не вмешивайся, - повторил он, обернувшись к Мадлен. – И учти, ордера на твой арест у нас пока нет. Но это пока. Так что помалкивай и иди к своей дочке.

В спальне представители республиканской законности усердствовали чуть меньше, перерыв, правда, всю постель и выкинув из шкафа и комода одежду Мадлен и Рейналя, которая ворохом лежала теперь на полу. Затем они направились в комнату Луизы.
— Это спальня ребенка, - тихо, но твердо проговорила Мадлен, загораживая им путь, - что вы хотите там найти?
- С дороги, гражданка! – рявкнул гвардеец, больно схватив молодую женщину за плечо и отталкивая в сторону. – Если там ничего контрреволюционного нет, тогда чего ж ты так боишься?
Они вломились в комнату, и Луиза, тихо сидевшая на кровати, испуганно вскочила с нее.
- Лу, милая, иди сюда! – воскликнула Мадлен, и девочка подбежала к ней, уткнувшись лицом в подол ее юбки. Ее плечи вздрагивали.
- Прошу вас… будьте осторожнее, - проговорила Мадлен, обращаясь к представителям республиканской законности, увлеченно роющимся в выдвинутом ящике небольшого письменного стола. – Там рисунки моей дочери и карандаши.
- Я и вижу, что рисунки… - протянул один из гвардейцев, рассматривая рисунок Луизы, на котором был нарисован ангел, — это что, взаправду она нарисовала? – он недоверчиво взглянул на девочку, прижавшуюся к матери.
- Да, - Мадлен кивнула.
- А хорошо нарисовано! – гвардеец причмокнул языком, словно даже с каким-то одобрением.
- Ладно, Жан-Поль, - он обернулся к своему напарнику, - тут действительно, кроме детских рисунков, да детской одежды ничего нет.

Спустя минут двадцать, обшарив ещё и кухню, они наконец ушли. А Мадлен, бледная, со слезами на глазах, прошла в спальню и встала на колени перед большим деревянным распятием, висевшим в углу.
- Господи Боже, великий и милосердный, - тихо шептали ее губы, - спаси Пьера, моего мужа. Молю тебя, не дай ему погибнуть. Пусть он вернется ко мне.
Она повторяла и повторяла эти слова, а по ее бледному лицу текли слезы. Мадлен не сразу заметила, что рядом стоит Луиза и, глядя на распятие и молитвенно сложив перед собой ладошки, тоже шепчет что-то, тихо и очень сосредоточенно. Они так и молились обе, минут десять, пока большие напольные часы, стоявшие в спальне, не пробили громко семь часов вечера. Мадлен вздрогнула, словно очнувшись и только сейчас заметила стоявшую рядом дочку.
- Мамочка, - Луиза обняла ее, - я просила Бога… он ведь такой добрый и милосердный… просила, чтобы дядя Пьер вернулся. Он ведь вернется к нам, правда?
- Да, Лу… да, моя милая, он вернется, - Мадлен погладила дочь по голове и закусила губы, чтобы не разрыдаться.