детей. И прошла та жизнь как большое колесо челкарской арбы по сухой степи -то ровно, а то по выбоинам.
Вот ведь как бывает – человек десятилетиями живёт в немыслимом моему современнику режиме - график на полторы ставки – тридцать шесть часов кряду с перерывом на день с редкой радостью оказаться на крошечном садовом участке. И детей одна подняла, и другим помогала.
И я, и брат видели мать реже других детей. Воспитывали нас улица, степь, позже - книги. Днём гоняли босиком по улице – обувь давалась на поход в центр города или куда ещё, не вспомнить, вечером слушали пластинки, а когда в дом возвращалась мама –весь тебе родительский диапазон, от нагоняя до ласки. Была ли воспитанием редкая трёпка? Наверное была, раз помню. Но помню и светлые дни, разве их не было? Плохое куда-то испарилось, а хорошее и даже смешное…
Ну да, как не рассказать…
Ну вот, хотя бы это. Ночи в Казахстане тёмные, но не бархатные. Спать старались на балконе -откуда тогда кондиционеры. Уместились на балконе вдвоём, тогда он казался достаточно большим. Мама вроде бы и засыпает, да я всё мешаю- икота одолела. А вроде метеоры в небе собрался считать. А у меня всё одна забота: да когда же эта напасть пройдёт. И тут строгий голос вроде бы заснувшей уже мамы:
-Сынок! А ты чего это сегодня Алёшеньку головой уронил об асфальт, а мне ничего не сказал?
-?!!
-Да, ладно уж, спи.
-Когда, - обомлев от ужаса просипел я в ночи.
Алёшке было чуть больше года, за него доставалось мне с завидной регулярностью.
-Да спи, спи! – уже совсем мягко повторила мама, не открывая глаз и по привычке сложив обе руки под голову.
Какой уж тут сон, какие метеоры! Так и промучался до смены созвездий надо мной. А вот мама спала крепко. Наверное, с хорошими снами.
А почему бы не вспомнить вот эту историю, про самолёт? Как мама «освоила» Ту-154?
Освоила не освоила, но действительно посадила. Как штурман сам я освоил мало типов. Управлять почти не доводилось. А уж сажать! А вот у мамы здорово получилось. Но, не дай Бог, кому ещё!
А было так. С детства мечтал об авиации. С того самого часа, как оказался в полёте на изумительном для любого мальчишке той поры Як-40 вместе с ребятнёй нашего двора -домоуправление постаралось. И кто скажет, что в советское время государство не заботилось о детях? Тот полёт и запал навсегда в моё сердце, отозвался и мечтой, и профессией.
В шестнадцать получил паспорт и как только получил серпастую книжицу услышал и мамин наказ:
-Бери Лёшеньку, слетай к тёте Ане в Орск.
Лёшеньке на девять меньше, вычитайте.
Аэропорт в Актюбинске большой и самолётов тогда летало много. Вместе с самолётом в Орск объявили посадку на рейс в далёкий Омск. А это уже Сибирь. Ну это я знал, что Омск не Орск, и что туда летит Ту-154Б, а не какой-то наш «кукурузник», Ан-2. А маме откуда знать? она и сама карты по географии не изучала и у меня время от времени- не заучись!- с силой отнимала (наверное, поэтому я и стал навигатором).
С голубенькими билетами в одной руке и рукой братика в другой прошли на лётное поле, помахали маме на прощание.
А вот вернулись, узнали: мама посадила самолёт на Омск. Ну так, показалось ей, что сели мы в большой серебристый лайнер вместо своего биплана. Кричала-кричала, да где там! - перрон в аэропорту большой, от ограждения на лётное поле да сквозь гул машин… А может и не её это дети, а чужие? Оба воздушных судна давно уже бороздили воздушную стихию, кто ниже, кто выше, а мать всё терзали сомнения. Вот она металась по аэровокзальному компексу, металась и в какой-то момент кольнёт её материнское сердце: это же мои дети улетели в холодную и голодную Сибирь!
Ну, а тут её уже и трактор бы не остановил. Сомнения вмиг обратились в решимость, слёзы, плач, требования к первому же сотруднику аэровокзала исправить вселенскую несправедливость, от него к начальнику смены, к диспетчеру, руководителю полётов, экипажу. Но экипаж нашего маленького «кукурузника» запросов диспетчера не услышал- в те годы связь на малой высоте на местных воздушных линиях была хиленькая, « не вижу, не слышу, управляю»- так говорили диспетчеры МДП. А вот командир «тушки» услышал. Вернулся в Актюбинск, два часа вырабатывал топливо и только потом приземлился с разрешённым весом.
Как сейчас помню её слова:
-Дежурная по посадке бледная как полотно. Стюардессы тоже. Меня водят по первому салону- никого. А во втором -парень с девочкой в такой же голубой курточке, что и у Лёшеньки. Я ему девчачью покупала, только хлястики назад перешила. И тут лётчик и говорит- линяйте-ка, гражданочка, пока не поздно. Я и слиняла.
Такого допуска на посадку «тушки» никому не пожелаешь, хотя забавно.
Историй было много, и смешных, и не смешных. Что там говорить- тогда была своя жизнь, никак не похожая на нынешнюю. Нынешнее поколение много и не поймёт.
И не стал бы обо всём этом, но подумалось: странно как-то оценивают то время взглядом из нынешнего. Мол, и жили не так, как надо, и мечтали не о том. А вот жили же! С природой наедине и книгами. И мечтать умели, и дружить, и любить учились искренне.
Никогда мы с мамой не заводили речь о счастье. Почему?
Если бы мог спросить сейчас, вот в эту минуту, была ли она хоть немного счастливой, предвижу ответ её глаз: «Как же не была? Была, сына, была».
Всё думаю, когда я повзрослел по-настоящему? Наверное, только тогда, когда стал вспоминать жизнь той, что дала мне собственную. И была эта жизнь мало похожей на мою и совсем не похожей на ту, к какой безудержно стремятся мои современники, чуть моложе и много моложе меня.
А при жизни мамы тот наш с нею поход в казахстанскую степь мною так ни разу и не вспомнился.
***
26 марта 2024 г., Московская область.
