Ему было сорок лет, может, немного больше, но на вид не давали и двадцати: слишком уж он охранял замашки юношества, не допуская излишнего взросления. При этом требовал от всего, с чем или с кем сталкивался полного подчинения себе. Выглядело это так. Пришёл Томас (так его звали некоторые дружественно настроенные люди) в компанию любителей поговорить о тайном, разговорился. Ему предложили присесть рядом и, не доверяя его суждениям, стали насмешливо о нём отзываться.
— Молокосос, — сказал один, думая, что не обидел.
Другой подхватил:
— А знаешь ли ты, что мы обсуждали, пока ты не явился? Вот то-то, сиди и слушай.
Томас не показал раздражения, но голос изменился и стал напоминать булькающий хрип. Он сказал:
— Вы братья по разуму, но не поняли меня сейчас. А я сказал: «Вам самим рано рассуждать о тайне, прикоснувшись к которой, вы не сразу поймёте, где исток, а с какой стороны выход. Попади вы в западню, обратной дороги не найдёте».
Сказал. И надо бы удалиться, но, видя на лицах безразличие к сказанному, добавил:
— А вот теперь следуйте за мной и не ожидайте снисхождения, если не выберетесь сами из тайной… (договаривать не стал).
Присутствующие встали, только один остался сидеть.
— Я не пойду, — сказал, — достаточно будет, если вы посмотрите.
— Пойдёмте, здесь недалеко, — и Томас повёл.
Через неделю скитаний они где-то потеряли Томаса, ещё блуждали, пока не вспомнили слова об обратной дороге: её не найдут.
— Он не тот, за кого себя выдаёт, — сказал один (он уже успел растеряться).
Следом поддержали другие: оказывается, они тоже «знали», что он не «тот». Плача не было по причине отсутствия слёз: никто из «тайных» не умел плакать. Зато все растерялись и просили Томаса вернуть их в дом, откуда они вышли. Выглядело это так:
— Томас! — вопил один. — Выведи нас отсюда!
Ему вторил голос постарше:
— Мы образумились, верни нас, пожалуйста!
Ну и далее хором:
— Томас, пожалуйста, верни нас в дом!
Когда они оказались дома, у себя за столом, рано прозревший всё ещё находился там — встретил их словами:
— Ну, как там? Выход нашли?
— Куда там! — ответил один за всех.
Понятно, Томаса больше не приглашали посетить тайное собрание и даже побаивались его.
Второй случай не столь красочный, но оттенок драматизма чётче выраженный. А было так.
Томас с друзьями (были такие у Томаса) отправились на охоту — что-то между рыбалкой и охотой на водоплавающую птицу. Много не наловили, но отдохнули весело и тут одному приходит в голову повесить на шест голову одной из пойманных птиц (напоминаю — это была охота, по большей части), что было не разумно. Однако друзья веселились и от души смеялись проделке. Вот тут и раздался гром.
— Вы почему сюда явились?! — и много разных ругательств.
Голову пришлось снять и извиниться.
— Прощенья просим! — закричали друзья и Томас не отставал.
Однако, извинения принял от всех, только Томас чем-то не угодил разъяренному господину этих угодий: к нему был особый подход.
— Ты что, разиня, удумал меня бесить?! — и вцепился ему в горло.
Друзья разняли, стали объяснять, что Томас как все и просил прощения со всеми. Хозяин угодий был недоволен и всё время норовил ущипнуть Томаса посильнее. Тогда Томас сказал:
— Всё, хватит! Я извинялся — ты не услышал: теперь скажу так, что буду услышан, — он рассыпал у ног недовольного хранителя жемчуг, да так, что собрать его может, только поклонившись Томасу в ноги.
Хозяин угодий поначалу не понял замысел Томаса и стал собирать, приговаривая:
— Вот одна, вот другая… Эй! Не наступи там! — пока не упёрся в колени Томаса.
Тогда до него дошло и жемчуг снова превратился в золу серебристого цвета. На лице выступил пот и градинками стал стекать на землю под ноги Томаса.
— Прощаю ли я тебя? Увы, нет. Ты испуган, потому что забыл, кто перед тобой стоит, а вспомнил — сам виноват оказался.
— Прости меня, я узнал теперь. Ходи с друзьями, вешай головы птиц, если это тебя веселит — я не трону никого.
Томас с друзьями ушли. Позже приходили ещё, веселили себя и свои семейства — никто не осмеливался больше делать им замечания и гневить себя, если кто-то из шалости делал необдуманный поступок, но потом вовремя извинялся.
Последний случай был известен многим заинтересованным лицам, заключался он в потере контроля над собой, а было это так.
Однажды Томас с другом пошли познакомиться с одним знатным горожанином. Тот не знал ни Томаса, ни его друга, поэтому позволил вольности в отношении незнакомцев.
— А-а! Проходите. С чем явились? Опять брать в долг? Не дам… — дальше шла тирада из «дармоедов», «проходимцев» и «чёрти что».
Друзья переглянулись. Томас заметил:
— Мы к вам впервые. Вы о нас только что узнали и задали вопрос, на который не услышали ответ. Так вот, в долг мы не берём у вас. Ваши долги нас не интересовали до этого разговора. О каких долгах вы всё время повторяли? О тех ли, что спрашиваются с ножом у горла?
Через минуту продолжил, видя состояние растерянности на лице грубого господина.
— Вы берёте с других отчаявшихся людей большие суммы, чем должны вам — сверх договора. Теперь мы ждём объяснений и последующий шаг — полная компенсация обобранным вами людям излишне выплаченных сумм.
Сказал тихо, а у злого господина в ушах гром не проходит и солнечные зайчики в глазах прыгать стали, мешая видеть перед собой. Стоит, будто прилип к полу, сдвинуться не может, из слов только: «Слушаюсь, — да, — как будет угодно».
Через два дня долги были розданы, а контора закрылась на неопределённый срок.
И ещё было много разных историй про Томаса, но это уже для других рассказов.
