Он всякий раз безбожно врал мне и жене, когда отправлялся в Грозный. В первую поездку он заявил, что ему нужно поехать в Астрахань за каким-то очень интересным материалом.
- Слушай, привези из Астрахани какую-нибудь рыбу! – попросила жена.
- Хорошо, - пообещал он и уехал.
Когда жена не дождалась рыбы в третий раз, у меня возникло смутное подозрение: а туда ли он ездил? Жена ничего не сказала, но адресом следующей поездки был Ростов. Потом мы увидели по телевизору репортаж о сотрудниках краснодарской милиции, работающих в Грозном.
- Интересно, как это ты умудрился взять интервью в Грозном? – удивилась жена. – Где Ростов, а где Грозный?
Не моргнув глазом, сын опять соврал:
- Ребята привезли, а я только озвучил.
Мы не поверили, но и спорить не стали.
Но все тайное, рано или поздно, становится явным.
В сентябре 2001 года я отдыхала с друзьями на побережье в диком ущелье близ Джубги. Никаких средств массовой информации. Мобильники в то время у нас не водились. Была только рация у Саши, руководителя группы. Место преотличное. Правда, в километре от ущелья газовщики строили будущий газопровод «Голубая линия», который должен был пройти по дну Черного моря. Метрах в пятистах от берега стояла итальянская плавучая платформа, на которой день и ночь громыхала какая-то стукалка. Нам она совершенно не мешала. Мы очень скоро привыкли к её стуку и грохоту и воспринимали её как шум прибоя.
11,12 и 13 сентября вокруг этой платформы затеялась какая-то очень беспокойная движуха: туда-сюда принялись сновать военные вертолеты, невесть откуда набежали большие и маленькие катера. И стукалка замолчала. Мы были в недоумении: что бы это значило? Может, уже война началась, а мы и не знаем. Саша принялся настраивать рацию, чтобы прояснить обстановку. Потом собрал всех и объявил, что в Нью-Йорке террористы взорвали два небоскреба. Весь мир стоит на ушах. 15-го Саша отозвал меня в сторонку и сказал, что мой сын просил передать мне, чтоб я незамедлительно приехала домой. У меня внутри все похолодело.
- Что случилось? – спрашиваю. Я сразу подумала, что с матерью что-то случилось. Последние два года она почти не вставала с кровати. Уезжая на море, я оставила мать на попечении сестры и невестки, так как мне самой требовался отдых.
- Я не знаю, - ответил Саша и добавил. – Сегодня я еду в Краснодар. Могу вас подбросить.
Дома меня встретила невестка со слезами на глазах:
- Алеша в Грозном подорвался на фугасе.
Пол у меня под ногами зашатался. Невестка тут же принялась успокаивать:
- Он живой, но ранен. Его уже привезли из Владикавказа в Краснодар. Жизнь его вне опасности.
- Когда это случилось?
- Одиннадцатого.
В тот же самый день, выходит, когда были разрушены башни в Нью-Йорке. То-то мне так не по себе было.
- Я хочу немедленно поехать к сыну! Где он сейчас?
- В краевой. Но к нему сейчас никого не пускают. Я ездила туда.
- Что, сильно плох?
- Врач говорит, что ничего страшного. Просто нужен покой. И еще там кто-то из представителей: выясняют все обстоятельства происшествия.
Через две недели Алексея выписали на амбулаторное лечение. О работе, конечно, ему и думать нельзя было, потому что помимо ранения у него обнаружилась частичная амнезия. Невозможно было от него добиться хотя бы каких-либо объяснений.
Все, что случилось 11 сентября с ним и всей группой краснодарцев, возивших в Ачхой-Мартан гуманитарку, мы узнавали из газет и эфира. У нас в крае это событие освещалось очень широко.
Вот одна из заметок, опубликованной в краевой газете:
Трагические последствия теракта в Грозном
В воскресенье в Новопокровской состоялись похороны Олега Аксененко, заместителя председателя комитета по делам молодежи администрации Краснодара, погибшего от ран, полученных в Чечне при подрыве на фугасе бронетранспортера. Ему было двадцать девять лет.
Как мы уже сообщали, в БТРе были сотрудники краснодарского ОМОНа, артисты ансамбля «Чертополох», журналисты. Группа возвращалась после передачи гуманитарного груза сотрудникам кубанской милиции, несущим службу в Ачхой-Мартановском районе.
О судьбе остальных пострадавших известно следующее: в пятницу в Краснодар на самолете были доставлены главный специалист городского комитета по делам молодежи Юрий Мансуров, музыкант «Чертополоха» Владимир Кауфман. В выходные в краевой центр из Владикавказа привезли журналиста МТРК «Краснодар» Алексея Шулепова, руководителя военно-патриотического центра «Память» Сергея Азарова, из Грозного – оператора телекомпании Сергея Беломестного, музыкантов «Чертополоха» Алексея Григорьева и Антона Вдовченко.
Сейчас Алексей Шулепов, Сергей Азаров и Юрий Мансуров находятся в краевой больнице. Медики отмечают некоторое улучшение их состояния, остальные переведены на амбулаторное лечение.
В.Абрамцева.
Потом ребята из телекомпании привезли рабочий видеоматериал, который снимал оператор. Сам оператор почти не пострадал и снимал все.
- Я, - говорит, - выполнял приказ. Мне Алексей приказал снимать все, даже самую мелочь. Потом легче будет делать материал.
Страшно было смотреть, ребята, которые находились на БТРе снаружи, вытаскивали тех, которые были внутри. Как по ним боевики стреляли из-за кустов. Как Алексей поливал окровавленную голову водой из бутылки и указывал бойцам ОМОНа места, откуда стреляют.
Я смотрела все это, плакала и благодарила Господа за то, что оставил моего сына живым.
Но выпустить материал в эфир руководство МТРК не позволило. Из политических соображений.
К новому году память Алексея восстановилась. Ему еще предстояло пройти курс реабилитации в санатории. Но он заторопился на работу. Тут мы с женой Алексея и схватили нашего героя за грудки:
- Или рассказывай все, как на духу, или мы всю душу из тебя вытрясем.
- А что рассказывать-то?
- Астрахань и Ростов – это тоже Чечня была?
- Ну была.
- А зачем врал?
- Чтобы вас не расстраивать.
- А теперь мы прямо такие настроенные! Дальше некуда!
- Ну все же уже прошло. И чего канителиться? Работа у меня такая. Ты же сама, мама, хотела, чтобы я журналистом стал.
Это правда. Когда моему сыну исполнилось шестнадцать, а в стране творился полный развал и раздрай, я взяла его за руку и привела к моей знакомой, помощнице редактора краевой молодежной газеты «Комсомолец Кубани» Марине Кардашиной и сказала ей:
- Вот мой сын. Он пытается что-то там писать. Сделай из него человека.
Она выдала ему удостоверение внештатника и стала лепить из него журналиста.
- Я хотела, чтобы ты был журналистом, а не трупом. И какого черта ты сам отправлялся в горячую точку? – Алексей работал редактором информационных программ. – У тебя в отделе мало толковых корреспондентов? Или тебе показалось мало того, что ты получил в Приднестровье?
- Нет, Приднестровья не мало.
Срочная служба сына совпала с военными действиями в Приднестровье в 1992 году. Он там тоже получил ранение и контузию.
- Мама, я журналист. А работа журналиста нынче такая же опасная, как и работа воина. Мы даже здесь, дома, постоянно ходим по лезвию ножа. И потом, у меня в отделе работают одни девчонки и студенты. Ну не мог же я их посылать под пули. Они же совсем еще зеленые. Не мог я иначе. Понимаешь, не мог!
*
Весной 2023 года, в воскресенье прихожу к сыну в гости. Его дома нет. Он на работе. У порога стоят мужские резиновые сапоги.
- О! На дачу Алексей уже собрался?
- Если бы на дачу, - отвечает жена. - В зону специальной военной операции.
- Что-о?!
- Ага! Туда!
- А ты что ему сказала?
- А что я ему скажу?
- Ну, что у него в отделе и более молодые сотрудники есть.
Невестка только рукой махнула.
На следующий день разговариваю с Алексеем:
- Ты уже, вероятно, забыл и Приднестровье, и Чечню, и о том, что ты уже давно не подлежишь мобилизации по возрасту.
- Причем тут мобилизация? Я же не воевать поеду. Мы повезем гуманитарку. Ну, и материал сделаю. Работа у меня такая.
- Ты хоть бы о детях своих подумал.
- А я и думаю. Не хочу, чтобы они отца своего стыдились. Слушай, ты мне дашь на время свой спальник?
Господи! Сделай так, чтобы как можно скорее закончилась эта война, и никогда больше никаких войн на нашей земле не было.
