Наташке было лет десять, когда на вопрос друзей и знакомых её матери, кем ты хочешь быть, когда вырастешь, она неизменно отвечала: «Невестой…»
И это она не сама придумала. Мать всё время повторяла ей, что главная задача каждой женщины – выйти замуж. Желательно удачно. После этой сентенции мать вздымала в затяжном вздохе грудь пятого (кажется) размера, снова затягивалась сигаретой (курила она много, и присутствие дочери её нисколько не смущало): «Мать твою… - опять следовала длинная затяжка сигаретой, - перед собою видишь. Семья не сложилась, но замужем побывала, - опять дым из ноздрей.- И ты у меня есть».
Наталья смотрела на мать и ела макароны по-флотски – ужин в их семье постоянный. Мать, правда, для себя разнообразила его или вином или даже водкой. Опять же, - дочери не стеснялась. Так вот, Наталья заглатывала макароны и думала о предстоящем муже…
… Если будет такой, как их сосед Вовка, то уж лучше не надо: зелёные сопли у того то текли, то просто свисали под носом. Если как Вадик, тёти Вали, маминой подруги, сын, то тоже плохо. Он всегда такой чистенький весь, а мама его всё время рассказывает, как она Вадика обстирывает и кормит. Наташка понимала, что после замужества бремя ухода за ним ляжет на её плечи. Валерка из соседнего двора – тоже дурак. Всё время говорит: «Айда за гаражи цИлаваЦЦа!..»
Вот и росла Наташка, всё время обременяя себя ожиданием мужа. Пребывая в этом ожидании, училась она плохо («… до того ль, голубчик, было…» !) Всякий раз, возвращаясь с родительского собрания, куда она иногда заглядывала, на вопрос дочери «чё сказали про меня», беззаботно отмахивалась и говорила: «Да всё одно и то же! Что ты дура у меня, а вот Светка Крикунова – умница и активистка. А у той Светки ни кожи, ни рожи, как и у её матери. И глаза такие же, как у мёртвой рыбы. Потому мать её и кукует одна. И «умницу свою, активистку» к такой же жизни готовит».
Когда школа стала пройденным этапом, мать, увидев принесённый дочерью аттестат, закатила глаза под причёску и молвила голосом бабановской золотой рыбки: «Наконец-то…»
Светка пошла учиться в строительно-дорожный институт на факультет водоснабжения и канализации, потому что в аттестате у неё троек не было и пятёрок даже больше чем четвёрок. А Наташка взяла свой «галимотроечный» , аттестат и пошла в парикмахерскую, что находилась прямо против их дома. Через месяц уже получила она бейджик «Мастер ногтевого сервиса».
Примерно через полгода её трудовой деятельности мать ей сказала, что надо уходить в парикмахеры. Причём, - в мужской зал. Мужики к своей голове (внешне!) относятся менее притязательно, предпочитая (большинство!) заботиться о ней изнутри. И – потом: мужики же! А именно они, а не женщины становятся мужьями.
Наталья и здесь мать послушалась, потому что теперь вечером на кухне за всё тем же ужином (макароны по-флотски помните?) они выпивали вместе. И курили – тоже. В смысле – вместе.
И здесь мать доверительно обучала дочь, как нужно смотреть на мужчину, как его слушать.
«Помни! – говорила она Натке. – Мужик – дурак и очень любит, когда его внимательно слушают. Ты можешь и не слушать, а только иногда повторяй последнее, что он сказал, и прибавляй «… и что?»
Наташка мать перебивала вопросом: «И что?»
Мать ответствовала: «И – всё! Через несколько таких сеансов начинай лепить из него будущего мужа. Только аккуратно, чтобы он не заметил. И даже чтобы не подозревал. Грудь почаще показывай. Не голую, конечно! А так – начало самое. Благо дело, наследственность у тебя приличная!» И мать вручную теперь вздымала свою уже шестого размера грудь.
Так вот Наталья и увлекла своей «юной непорочностью» Евгения Николаевича, который раз в месяц приходил к ней, чтобы поправить жиденькое волосяное обрамление своей лысины. Был он старше даже матери, но та сказала, когда под видом посетительницы парикмахерской пришла на смотрины: «Ну и что? Нормально, твою мать!.. Я б ещё и сама за него пошла. Лапищи у него какие, видишь? Это хорошо, поверь мне…» Почему «хорошо» объяснять не стала.
Евгений Николаевич оказался «просроченным» вдовцом. «Просроченным» потому (мать так сказала), что уже три года был один после смерти жены, с которой они детьми так и не обзавелись по причине постоянного нездоровья супруги.
Ну, и стала его следующей супругой Наталья. Привёл он свою молодую жену во вполне пристойную двухкомнатную недвижимость и сказал, что работать она теперь не будет. Это потому, что он даёт ей новую должность. «Супруга» называется. И – всё. Наталья согласилась. Провожала мужа на работу, мыла, убирала, готовила, встречала с работы, кормила, смотрела с ним футбол по телевизору. Потом шла спать. Он приходил тогда, когда она уже дремала. Поворачивал её к себе за плечи и шептал: «Ну, давай уж, пошалим…» «Шалость» была стремительной, но со стонами и пОтом (стонал и потел Евгений, значит, Николаевич). Потом он накладывал лапищу, как супругу и полагается, на женину грудь и засыпал с чувством исполненного долга.
Надоело всё это Наталье до чёртиков примерно через пару лет. Она и сказала об этом матери, которая, как обычно, удивлённо вспорхнула бровями и ответствовала: «Ну, так заведи себе от скуки собаку или любовника». Собаками Наталья брезговала, а любовник, как ей казалось, требовал значительно меньшего ухода. И она остановилась на последнем.
Кандидата долго подыскивать не пришлось. В магазине, который находился прямо на первом этаже их дома, работали часто менявшиеся грузчики – молодые парни. Вот одного из них Наталья и выбрала. Каждый день, в обеденный перерыв, он «навещал» её, быстро «свершал акт любви», потом так же быстро ел и уходил вновь на производство. Когда он уволился, место его занял такой же как и он. Причём, «преемник» был не отличим от «предтечи»…
Примерно через пару лет такого вот регулярного одиночества Наталья повстречала (случайно!) ту самую Светку Крикунову, ну, которая умница и активистка. Повстречала на улице, и теперь Светка была уже не Крикунова, а Тихонова и катила перед собою коляску с прехорошеньким младенцем. Ей было тяжело, потому что живот, где уже дозревал следующий гражданин нашей страны, лез буквально на нос. Наталья ей вот и помогла докатить коляску до дома.
Светка на чай её зазвала. Там всё торопилась, потому что разговаривала с Натальей, кормила сына и готовила обедо-ужин для мужа. Наталья слушала её пустопорожнюю (совсем даже не умную) болтовню и думала: «Какая же мать у меня дура!.. А я – дочь её!! И тоже – дура!!!»
Пришла от Светки, собрала чемодан. Оставила на кухне на столе записку для мужа с одним только словом: «Всё…»
… И пошла. Она и сама не знала, куда, одно знала точно: о т с ю д а…
|