Князь П. А. Вяземский: «В сплетнях [российское] общество не только выражается, но так и выхаркивается»

Весьма любопытное и даже занятное (если бы оно не было таким печальным) наблюдение, касающееся повальных болезней и эпидемий, сделал после 1830 года близкий друг и постоянный корреспондент А. С. Пушкина, историк, литературный критик, писатель и государственный муж, князь Пётр Андреевич Вяземский.

Известный своими дневниковыми записями, по которым многие историки до сих пор изучают и воссоздают портрет «пушкинской эпохи», Пётр Андреевич Вяземский исключительно точно обобщил, как ведёт себя русский народ  во время не только эпидемий, но и вообще любых социальных потрясений (подразумевая под понятием «русский народ», вполне естественно для его времени, всё население Российской империи в начале XIX века).

В 1830-м году в Российскую империю пришла эпидемия холеры, которая к тому моменту уже бушевала, согласно историческим источникам, едва ли не по всему земному шару (да и выражение «едва ли» здесь стоит отнести скорее к тому, что далеко не во всех странах в то время велись статистические исследования и не отовсюду до нас дошли задокументированные свидетельства о той пандемии). Тем не менее, по всей территории Российской империи был объявлен карантин, который, с определённой долей вероятности, сыграл свою явно положительную роль в сдерживании повального заболевания людей.

Что послужило причиной всеобщей холеры до сих пор неясно, но основная версия, которой придерживаются большинство историков и биологов, состояла в нескольких нетипично холодных сезонах по всему земному шару, которые привели к неурожайности, повсеместному голоду и, как следствие, эпидемиям болезней. Самой страшной из которых стала именно холера (сами же «голодные годы» были вызваны двумя чудовищными извержениями вулканов в экваториальной Азии и выбросами громадного количества вулканического пепла в атмосферу, что, в свою очередь, на несколько лет привело к изменениям климата по всему земному шару).

По историческим свидетельствам, в Российской империи холерой переболело около полумиллиона человек и почти двести тысяч умерло от этой болезни (чтобы читатель не отмахивался от таких якобы «незначительных» цифр, стоит упомянуть, что в то время статистические подсчёты велись не так досконально, как в наше «вечно непростое и вечно нелёгкое время», да и велись в основном в крупных городах, а население всей – большей частью аграрной – империи первой половины XIX века, по разным оценкам, вряд ли превышало 40–45 миллионов человек. Потому с уверенностью можно сказать, что эпидемия холеры 1830–1831 г.г. в России «выкосила» очень высокий процент населения).


Как писал в то время П. А. Вяземский, если собрать все сплетни и домыслы, которыми обрастала версия появления холеры в России, могла бы получиться весьма любопытная и очень противоречивая летопись. Или, как дословно выражался он в своих записках: «В сплетнях общество не только выражается, но так и выхаркивается».

Что бы ни происходило плохого в обществе, будь то болезни или социальные потрясения, народу российскому всегда и в обязательном порядке нужно было найти виновного и на нём вытеснить свою злость и своё отчаяние. Как ни странно, но даже в то время (когда отсутствовали хоть сколько-нибудь объективные источники информации, кроме газет и официальных указов, читаемых на народных сходах) население империи, вне зависимости от региона проживания, было склонно во всех бедах искать прежде всего подтекст политический, а никак не естественно-биологический. Как и то, что, по мнению князя Вяземского, никакого внятного отчёта в происходящем народ себе не отдавал и руководствовался больше эмоциями и суевериями, которые занимали в душах людей места не меньше, чем прививаемая им с детства вера в Бога.

Ситуация в умах и, как следствие – в обществе, была в то время очень напряжённой. Слухи, чаще всего ничем не подтверждённые, ходили откровенно дикие. Люди скрывали симптомы болезни, потому что считали, что тех, кто походит на заражённого холерой, насильно хватают и тащат в больницы, чтобы окончательно уморить в изоляции. Поговаривали, что на границах регионов и губерний ловили переодетых людей, которые перемещались по стране, чтобы убежать из наиболее зараженных холерой губерний в губернии «чистые». И иные истории, рассказываемые в том же духе. Были они правдивы или нет, никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть.

Одно время ходили слухи, что в Москве убили некоего немецкого принца (который даже не приезжал в «старую столицу» во время всеобщей эпидемии). Как свидетельствует то ли с горьким юмором, то ли с откровенным отчаянием князь Вяземский, он лично читал письма некоего столяра из Москвы своим родственникам, где тот «на полном серьёзе» рассказывал, что простой народ в городской черте откровенно – цитата: «режут, как скотину».

И на основании всего этого, весьма сомнительного и чаще всего придуманного и взятого из слухов письменного материала, историкам приходилось делать свои «полновесные» выводы о том, что происходило в то время в Российской империи.

Удивительно, но несмотря на прошедшие с того времени два века, любой читатель без какой-либо подсказки сразу заметит в описании эпидемий в Российской империи всё те же черты, что были присущи нашей «многострадальной отчизне» во время последней глобальной пандемии… Со всеобщим недоверием к новым вакцинам, теориями заговоров «никогда не дремлющего мирового Закулисья», коварными происками в отношении России давно и безуспешно «загнивающего Запада» и прочими типично российскими чертами, присущими любым кризисным временам в нашем отечестве.

Как говорится: время идёт, но природа человеческая ничуть не меняется…

И всё же, справедливости ради и в противовес всем рассказанным ужасам стоит добавить, что даже во всеобщей пандемии находились и достаточно положительные моменты или «здравые зёрна».

Как один из примеров, можно привести следующее: многие из нас не раз слышали выражение «Болдинская осень», хотя и весьма смутно представляют себе, что именно оно значит…  

В семейном имении Болдино, осенью 1830-го года, во время всеобщего карантина, вызванного эпидемией холеры, А. С. Пушкин написал немалое количество своих нетленных произведений (и как полагают многие пушкинисты и историки, этот период вынужденного затворничества был, вероятно, самым продуктивным творческим периодом в жизни поэта). Именно в ту осень им была завершена работа над романом в стихах «Евгений Онегин», написаны «Маленькие трагедии», «Повести Белкина», а также созданы несколько десятков стихотворений и критических статей. То есть включительно то, с чего ведёт свой отсчёт великая русская литература: уникальный феномен, благодаря которому Российская империя буквально ворвалась в мировое культурное пространство XIX века и где по праву находится до сих пор…