могу их использовать! Я знаю, ой-как знаю, что у тебя давно на Бардо чесались руки, но ты не рискнул, так как не знал – чего такого в нём увидел наш отец, что приблизил к себе какого-то полукровку?
–Ни ты, ни твоя ведьма не тронут более никого. Ты дашь им места в Совете. Назначишь Бардо своим помощником, ничем его не обделишь. Это же и с Аланой. Они не будут отделены от семьи, как и оставшиеся братья и сёстры. Они не будут сосланы или казнены.
–Ты…– он даже теряется в словах. Он ожидал другого. Чего угодно другого! – Ты так радеешь за них…я поражён, Эва! Не подозревал в тебе такую тягу к добродетели.
Не за них, сазан самодовольный! За себя любимую. Но со стороны всё чинно и благородно – сестра заботится о своей семье, готова принести свою честь в жертву, готова смириться с узурпатором.
Героиня прожженной рыболовной сети, не меньше!
–Я удивлён, – признаёт Сигер. Он думает, пытается понять, в чём именно подвох, вот только не может. Нельзя тому, кто всегда плевал на окружение, вдруг понять, в чём тут дело. – Но я не вижу препятствий.
«Пока» – хочет добавить он. Пока я жива – будут жить и они. Во всяком случае, Бардо. Он уже представляет, как придёт день, когда я буду не нужна ему, и он избавится от всех нас.
Ну-ну. Я не буду тебе мешать, я буду смотреть твёрдо, словно стою на своём и мыслей твоих не понимаю.
–Хорошо, – подтверждает Сигер. Он не видит проблемы, не понимает, почему я так поступаю, наверное, даже считает, что заблуждался на мой счёт, и я блаженка. Или сдалась.
Но море кровит во мне. Оно не позволит мне сдаться.
–Я даю тебе слово, – Сигер протягивает руку, – даю тебе слово, что и ты, и братья да сёстры наши, включая Бардо и Алану, не пострадают, не будут отделены…если не сотворят против трона и Царства преступления.
Оставляет себе лазейку! ну не совсем дурак, чего уж. А преступлением много что можно счесть.
Но я пожимаю руку. Море бунтует, когда моя кожа касается кожи предателя-брата, но я держусь, я сохраняю лицо и даже улыбаюсь едва-едва, как болезная.
–Сегодня прощальный пир, – Сигер отпускает мою руку поспешно, вроде даже со страхом. Может чует, что море кипит во мне, не веря, что я прощаю. А может просто боится. – Я надеюсь, что ты придёшь. И будешь покорна и смирна.
–Я даже оденусь подобающе, – ехидство прорывается. Море не может совсем уж молчать.
–Сделай милость. Ты всё-таки царевна, а не…– он подбирает слово, демонстративно оглядывая мою бледность, растрепанность волос, сбитый ремень на платье, – какая-то походная девка.
–Как угодно, – киваю.
–Ни слова о Калипсо, - продолжает Сигер, и я цепляюсь как крючком:
–А ты её освободил?
Его глаза бегают. Он скрывает. Он боится.
–Мы договорились на облегчение её условий, а после и на свободу. Когда уляжется, – признаёт он. – Но ты не должна говорить об этом. Мы договорились?
Море не уляжется, идиот! Ты точно мой брат? У меня сомнения иной раз. Но так даже лучше. Был бы ты умнее – не посчитался бы сейчас с народом, убил бы меня и дело с концом. Сказал бы, что сама в пену вод сошла, за отцом. А тем, кто шуметь бы начал, меч. Как мятежникам.
–Мы договорились, – соглашаюсь я.
***
–Я не верю в твоё смирение! – Бардо приходит ко мне тайно, сразу после прощального пира, на котором я само смирение и сама мягкость. Его приводят ко мне мои верные слуги – верный воин Хотэм, и служанка Оттина. Им не стоило бы этого делать, ведь сие – нарушение закона и воли Сигера, но вот какая штука: отношение ко мне побеждает их преданность Сигеру.
И это то, что Сигер не сможет контролировать никогда.
–Я не верю! – Бардо упрямится. Как человек, в самом деле. В нём меньше от моря, и я замечаю как это режет.
–Но что я могу? – я притворяюсь. Мне очень хочется с кем-то посоветоваться, но проблема вечной маски в том, что ты ни с кем не можешь посоветоваться откровенно. Все они – и Хотэм, и многие советники, ошалевшие от произошедшего и весь пир глядящие на меня с сочувствием, и служанка – все они считают меня жертвой!
Я не могу прийти к кому-то из них и сказать, мол, давай-ка свергнем моего брата, а?
Я не могу и его вины в смерти отца доказать.
Я могу только ждать, когда мне предложат его свергнуть и быть готовой к тому времени.
–Я всего лишь…– я закрываюсь от Бардо, словно в стыде и скорби. Я играю в скорбь, потому что сейчас не время испытывать её по-настоящему. Он пристыжен и изумлён.
–Ты не одна, не одна, – утешает Бардо, и неловко касается моего плеча. Я всегда пыталась быть добра к нему и он должен это помнить, пусть он и не до конца наш, а всего лишь наполовину! – Мы все знали что Сигер не прост. И я честно скажу, что его…нечистое это дело, Эва.
–Знаю. Он сказал, что если я не смирюсь, то будет хуже, – я понемногу убираю слёзы из голоса, растирая глаза руками, пусть немного раскраснеется лицо. – Но я не дам ему тронуть вас! Я обещала, что если…
Я осекаюсь. Пусть Бардо думает, что я проговорилась. Так выгоднее. Сказать о том, что я заключила мир в обмен на их жизни – это недостаточно громкий подвиг. Я должна показать, что я не хотела даже говорить об этом, но вот, сорвалось непрошенное слово и я жалею, ой-как жалею!
–О чём ты? – хмурится Бардо. – Я знаю, что Сигер меня хочет убить, если ты хотела это сказать.
Ещё один идиот. Всё замкнул на себе как на цепи.
–Нет, не в этом…ничего, – я тороплюсь ответить, чтобы было ясно, что я лгу.
–Что тогда?
Я мнусь. Я должна разыгрывать смущение. Благо, Бардо отдалён от нашего общества и не сильно знает коварство воды, помноженное на женское.
–Эва! – настаивает Бардо, – прошу тебя, ты же моя сестра! Мы должны держаться вместе.
Аргумент. Примени его, пожалуйста, позже и решительнее.
–Я обещала, что откажусь от претензий на престол, если он не тронет вас, – я выдыхаю, как будто это признание далось мне тяжело. Играть постоянно невыносимо, но какой у меня выбор? Я же не могу сейчас сорваться и заорать, что я собираю себе дополнительное благородство в глазах всех, да, всех, ведь Бардо не удержится, и спросит:
–Вас? То есть – и меня? – он не верит. Не может поверить, что за него, за полукровку, заступилась царевна истинная! Я бы сама не поверила.
–Ты мой брат, – отвечаю я. обстоятельства меняются. Бардо не сможет держать это в тайне. Он скажет. Хоть кому-то, но скажет, а слухи поползут быстро.
Мне это и нужно.
–Эва…– он не знает что сказать, как благодарить, как передать всё то, что должен передать.
Вот только слова его мне ни к чему, мне, пожалуйста, лучше воздайте действиями.
–Эва, – он хватает мою руку, прижимается к ней губами, робко и неуверенно, точно я его отхлестать могу за такую дерзость. Я, собственно, и хочу, но держусь, играю раздавленную царственность. – Я всегда буду это помнить. Ты никогда не будешь одна. Он не тронет тебя. Не посмеет!
А противостоять ему будешь ты, полукровка? Но вслух не произношу, конечно, улыбаюсь, но оставляя недоверие:
–Да, конечно…
Бардо должен знать, что он всего лишь наполовину царевич. Это поможет мне, когда я займу престол. А я займу или стану пеной морскою.
–Царевна не одна, – голос Хотэма я рада слышать. я знаю, что он стоял за дверьми, не позволяя даже подозрению определить неладное в моих покоях, но всё же вошёл.
Он присягал трону. Сейчас, после ухода моего отца, он должен присягнуть Сигеру, вот только его он не знает, а меня знает хорошо. Прежде его слова, его намеки – это всего лишь тени сомнений, но фраза о моём не одиночестве? Нет, это уже прямой мятеж.
Сигер не ценит личности. Он думает, что старый воин, ушедший на покой, перешедший в стражник дворца – это тот, кого можно списать. А я знаю, что и сегодня в рядах нашей армии много тех, кто помнит кто такой Хотэм, и кто уважает его и почитает…
Раскол в армии – это плохо, но без смуты кто побеждал справедливо? Главное, чтобы это шло не от меня напрямую. Это не я, это Хотэм призывает людей освободить меня от власти брата. это не я, это Бардо говорит о жестокости и нечистой смерти нашего отца, а не я.
Я – царевна морская, улыбаюсь узурпатору-брату и жду, когда смута закипит за моей спиной, чтобы снять маску, чтобы позволить морю прорваться. А пока что? пока я болезненна и слаба, потрясена смертью своего отца и готова следовать за братом в совет.
–Благодарю тебя, Хотэм, – я признательна за скорую поддержку. На самом деле признательна. Не будь её – мне было бы плохо. Но я тоже молодец, я начала сильно заранее, ещё с детства, когда толком не знала, что буду делать и как победить всех братьев и сестёр. – Но вашего благородного духа и твоего обещания, Бардо, мало. Да, вы оба знаете, что случилось. И вы правы – дело нечисто. Наш царь – отцеубийца и цареубийца в одном лице. Но тот, кто заикнётся об этом, получит меч. В лучшем случае…
Побольше дрожи в голосе, вроде бы случайное касание собственного горла. Пусть думают, что он и мне угрожал.
–Так что…– я дрожу. Закрываю лицо. Они должны начать. Смута должна идти от них, не от меня. иначе народ решит со временем, что и я узурпатор. А я должна быть хотя бы иллюзорно выбрана. Ими же.
–Царевна, – Хотэм решителен и смел, – вы не правы. Многие, очень многие советники и мы, служивые…
Он боится закончить. Но я должна доиграть в благородство.
–А где Алана? – нет, друзья, я не думаю о себе, я думаю о моей младшенькой. – Бардо?
Ненавижу Алану за её вечную смешливость. Но вам это знать не нужно. Зато моё беспокойство производит хорошее впечатление.
–Она в своих покоях. Как и другие, – Хотэм спешит с ответом, во взгляде его крепнет уважение ко мне. Конечно, я ведь и в такой момент думаю о других!
Ну или прикидываюсь.
–Не беспокойся, – вторит Бардо. – Прошу, Эва, не бойся. Мы никого не дадим в обиду.
Ясно. Опять самой.
–Я ничего не начну, – мой голос обретает твёрдость, но постепенно, он переходит из дрожи, поднимается, – ничего! и слушать ничего не буду, пока не будет обеспечена полная безопасность всем, кто может пострадать.
Я встаю – решительно, и резво, расчётливо пошатываюсь, но когда эти два благородка бросаются ко мне, гордо кричу:
–Прочь!
Я падаю в кресло. Обессиленная. Так полагается вести себя царевне, и повторяю уже слабым голосом:
–Сначала безопасность…сберегите всех, кто может пострадать. Потом власть.
Они уходят, скованные священным ужасом и готовые действовать. Они думают, что начнут освобождение от узурпации, всерьёз верят, что я ничего не стану делать, ожидая их первых шагов.
Но я лгу. Всем – и себе тоже. Смута пошла не от их шагов, она пошла от моря, что закровило в моей душе и горе тому, кто влезет под удар его бурь.
(*)Больше историй о Морском Царстве в рассказах «О почтении», «Без жалости», «Чудовище», «О спасении» и «Об одном колдовстве». Врата в Морское Царство открылись лишь недавно. Вселенная Морского Царства задумана мною как короткая история об одной недружной семейке
