Знамя в Берлине

Немец затряс согласно головой.
– Где рейхстаг? Во ист рейхстаг? Веди!
Немец опять затряс головой, начал показывать направление. Потом повёл отряд, всё быстрее и быстрее, бежал и оборачивался, бежал и оборачивался, махал рукой, словно подгоняя…
– Во чешет!
Немец куда-то исчез, когда они на минуту остановились возле станции метро. Стояли, поражённые. Небольшое аккуратное строение с буквой «U» наверху торчало посреди огромной лужи, а изнутри медленно выплывали чемоданы, дамские сумочки, зонтики, шляпы. И трупы, много трупов…
– Германии надо запретить навечно армию иметь! – сказал кто-то из комендантского взвода.
– Да они тогда быстро восстановятся и по новой станут силы копить, – грустно возразил любитель поспорить Швецов.
Над ними низко пролетело звено наших штурмовиков, потом еще одно. И сразу в том направлении, куда они ушли, раздались взрывы.
– А немец-то правильно показывал, туда нам! Там рейхстаг! Ну-ка, бегом!
Бегом пришлось только до ближайшего поворота, за ним – до розового шикарного особняка, у подъезда которого стояло нечто большое и странное. Не танк, конечно, и не комбайн, но никогда такого легкового автомобиля никто из них не видел. Чёрный, с открытым верхом. Трёхосный, метров десять длиной. На капоте – круг металлический, поделённый на три части, а сверху фашистский орёл со свастикой.
– Такси подано! – сострил Швецов.
Красноармейцы облепили лакированную махину. Лейтенант залез на водительское место.
– Неужели не заведу? С трактором любым мы бы справились, да, Микола?
Петренко не успел ему ответить. Дверь особняка распахнулась от пинка, толстый немец с чемоданами в обеих руках застыл на пороге с отвалившейся челюстью.
– Ключ где? Давай сюда шлюссель!
Окаменевший немец что-то промычал, показывая глазами куда-то под руль.
– Наверное, кнопкой заводится. Этой?
Медленно поплыла, распрямляясь, кожаная крыша.
– Нет, давай ещё раз – назад чтобы!
Крыша послушно сложилась сзади.
– Может, этой?
Двигатель засвистел тоненько, заработал.
– О, нема делов! Грузитесь, ребята, на такси к своим поедем! Садыкова на заднее сиденье кладите!
Погрузились быстро, четверо встали по бокам на подножки. Тронулись лихо, только шины взвизгнули. Толстый немец так и остался стоять с разинутым ртом, держа в руках чемоданы.
Берест уверенно вёл машину. А бойцы рассматривали её начинку, ахали, удивлялись. Было чему: ковры под ногами, белые кожаные сиденья. Толстенные стёкла – пуленепробиваемые, наверно. В обивке задних дверей – специальные кобуры для пистолетов и автоматов. Это для охраны, похоже. Эх, зря не взяли хозяина с собой – может, в больших начальниках числился у Гитлера.
Проскочили несколько домов. Бой был слышен уже совсем близко. Метров триста оставалось, когда дорогу преградила баррикада.
– Стоп, машина, приехали! К баррикаде не подходить: раз там немцев нет, наверняка заминировано! Обойдём через двор.
Во дворе большого дома было всё перерыто, воронка на воронке. Одна из них страшно чадила, вонь ужасная шла от этого костра.
– Фу, чего они тут палять? – спросил громко Петренко.
Зажав носы, группа проскочила огромный двор… Мимо ещё одного дома – и вдруг увидели наших! На-ши! Это Неустроев послал четырёх разведчиков, чтобы встретили группу лейтенанта Береста.
Уже через пять минут замполит батальона, а следом вся знамённая группа гуськом поднимались на второй этаж, в комнату, где устроил наблюдательный пункт капитан Неустроев.
Эх, знали бы Алексей и его товарищи, чей труп догорал во дворе того огромного дома! Ведь ещё совсем недавно Гитлер был жив и лично провёл на этом самом месте смотр оставшихся своих войск, приказав им до последнего оборонять горящий Берлин…

Неустроев стоял у разбитого окна на ящике от гранат, заботливо подставленном ординарцем Пятницким. Он знал младшего сержанта давно, они были почти одногодки. Комбат любил его за безупречную исполнительность и беззаветную храбрость. Петру можно было поручить любое, даже самое ответственное задание. Он словно оправдывался за свою непростую судьбу, словно что-то доказать хотел кому-то.
А хлебнуть горя ему пришлось. В июле сорок первого попал на фронт. Тяжёлое ранение, плен. Лишь в сорок четвёртом Красная Армия освободила его из немецкого концлагеря, поверила, вернула в строй. И теперь он стоял за спиной своего командира, готовый выполнить любой его приказ.
В неудаче первой атаки нельзя было винить батальон, и это понимали и Неустроев, и командир 756-го стрелкового полка Зинченко, и командование дивизией. И все они понимали также, что начинать подготовку ко второй атаке нужно немедленно.
Связист позвал к телефону.
– Через полчаса – вторая атака, – размеренно, словно диктуя, отчеканил комполка. – Надо прорваться к зданию, Степан, обязательно надо! Надо как можно скорее завязать бой внутри! Дивизия поможет из всех стволов. Батальоны должны подняться одновременно! И знамя наше чтоб впереди было, слышишь? Оно должно развеваться над рейхстагом, понял?
– Так точно! – ответил Неустроев.
А что ещё он мог сказать? Отдал трубку связисту. Пошёл к окну.
Ординарец стоял рядом. Минуты две они молчали. Потом комбат обернулся, встретился взглядом с Пятницким.
– Ты вот что, Петя… Командира резервного взвода убило, принимай-ка командование. Надо роты поднять, ворваться в рейхстаг. И знамя водрузить нам доверено… Вопросы есть?
Лицо младшего сержанта стало сосредоточенным, видно было, как он взволнован, аж желваки по скулам заходили.
– Товарищ капитан, есть вопрос. А почему знамя надо обязательно над рейхстагом? Там что, все ещё депутаты сидят?
– Да ну, Петя, какой у Гитлера парламент! Он двенадцать лет назад всю демократию разогнал. И рейхстаг приказал поджечь. После ремонта там архив какой-то разместился. А сейчас – отборные эсэсовские части. Но знамя должно быть водружено над рейхстагом – это приказ товарища Сталина, понятно?
– Так точно! – чётко и как-то радостно ответил Пятницкий. – А можно мне вместо знамени вот эту шторину взять?
Неустроев успел подумать: «Легко воевать, когда солдат всё понимает». Кивнул, соглашаясь. Через минуту младший сержант уже прикручивал проволокой к гардине алую шторину – чем не штурмовой флаг?
– Разрешите отбыть в расположение взвода?
– Давай! Удачи тебе!
Потом, когда батальоны пошли во вторую атаку, Неустроев отчетливо видел и без бинокля, как яркое пятно вспыхнуло, заалело посреди Королевской площади. Ручейками стали стекаться к нему фигурки, их было всё больше и больше, они стремительно понеслись к серому зданию, и уже никакие разрывы мин и гранат не могли остановить это течение людской реки.
Пятницкий со своим штурмовым флагом добежал до парадного входа в рейхстаг, успел подняться по ступеням широкой лестницы, но был убит пулемётной очередью в упор. Его боевые товарищи ворвались в здание и завязали там бой. А алый стяг чуть позже был укреплен на одной из центральных колон рейхстага, чтобы его отовсюду было видно…
Запомните, люди, навечно запомните имя героя, первым ступившего на ступени гитлеровского логова, – Пётр Николаевич Пятницкий!
Неустроев видел, как геройски погиб его ординарец. Дорогой ценой, но приказ выполнен. Бой идёт внутри рейхстага – последний бой в последнем пристанище фашизма. Осталось водрузить на куполе знамя…
Именно в эту секунду на лестнице загрохотали солдатские сапоги, и в комнату вошли, нет – вихрем ворвались замполит Берест, его земляк Петренко с полковым знаменем в сером чехле и целое отделение автоматчиков в касках.
– Разрешите доложить? Приказ выполнен, потерь нет! Раненые отправлены в медсанбат!
Улыбается лейтенант, поигрывая чёрным ножом. Ну и народ в батальоне подобрался, просто слов нет!
Неустроев повернулся к радисту:
– Связь с комполка, срочно! Товарищ полковник? Знамя полка стоит на указанном вами месте под усиленной охраной, как вы приказывали. Готов отправить группу для водружения его на куполе рейхстага!
Зинченко крякнул удовлетворенно.
– Молодцы! Только водружать на куполе будем другое знамя – встречай гостей…
Гости не заставили себя долго ждать. Через десять минут на НП батальона стало тесно. Столько высших офицеров разом Неустроев так близко никогда не видел.
Глядя то на комбата, то на знамёнщиков, замерших в углу по стойке «смирно», полковник Зинченко торжественно произнёс:
– Товарищ капитан, от имени Военного совета третьей ударной армии вручаю вам Знамя Победы, которое должно быть водружено над фашистским рейхстагом!
«Надо же, – подумал Неустроев. – То ни одного не было, то сразу три…»
Потом знамён, водруженных над рейхстагом, историки насчитают около сорока. Плюс каждой из десяти дивизий было вручено специальное, «от имени Военного совета армии». Кто будет первым, тому и слава. Больше всех повезло в этом отношении стягу номер пять, врученному командиру 1-го батальона 762-го стрелкового полка Неустроеву. Надпись «150 стр. ордена Кутузова II ст. идрицк. див. 79 с.к. 2 у.а. 1 Б.ф.» на алом полотнище сделают чуть позже, когда знамя будут готовить к отправке в Москву для парада Победы.
Но его ещё надо водрузить на крыше здания, в котором идёт жесточайший бой на всех этажах, а в подвале ещё остались сотни фашистов-смертников.
Вот как об этом напишет в своих воспоминаниях Степан Неустроев:
«Командир полка перед разведчиками Егоровым и Кантарией поставил задачу:
– Немедленно на крышу рейхстага! Где-то на высоком месте, чтобы было видно издалека, установите знамя! Да прикрепите его покрепче, чтоб не оторвало ветром.
Минут через двадцать Егоров и Кантария вернулись.
– В чем дело? – гневно спросил их полковник.
– Там темно, у нас нет фонарика, мы не нашли выхода на крышу, – смущенно подавленным голосом ответил Егоров.
Полковник Зинченко с минуту молчал. Потом заговорил тихо, с нажимом на каждый слог:
– Верховное главнокомандование Вооруженных сил Советского Союза от имени Коммунистической партии, нашей социалистической Родины и всего советского народа приказало вам водрузить Знамя Победы над Берлином. Этот исторический момент наступил... а вы... не нашли выхода на крышу?!
Полковник Зинченко резко повернулся ко мне:
– Товарищ комбат, обеспечьте водружение Знамени Победы над рейхстагом!
Я приказал лейтенанту Бересту:
– Пойдешь вместе с разведчиками…
Берест, Егоров и Кантария направились к лестнице, ведущей на верхние этажи рейхстага, им расчищали путь автоматчики из роты Съянова. И почти сразу же откуда-то сверху послышались стрельба и грохот разрывов гранат, но через минуту или две всё стихло...
Прошло с полчаса. Берест и разведчики все не возвращались. Мы с нетерпением ожидали их внизу…
Минуты тянулись медленно. Но вот, наконец... На лестнице послышались шаги, ровные, спокойные и тяжелые. Так ходил только Берест. Алексей Прокопьевич доложил:
– Знамя Победы установили… Прикрепили ремнями. Простоит сотни лет…»

Спустя лет пятнадцать после победного 45-го мой папа, военный журналист, привёл домой гостя – Степана Андреевича Неустроева. Я, мальчишка-третьеклассник, во все глаза смотрел на его золотую звезду и слушал рассказы живого героя. Гость рассказывал, а папа записывал – так они начали работу над