С осознания страха и боли человеку открывается самосознание, где «Я» отделяется от «не Я». Эти сущности несоизмеримы. Соответственно, их отношения подчиняется «принципу дополнительности», что диктует необходимость познания и преодоления опасности. Так возникает нужда в объективных данных о реальности. И тогда сознание с помощью микро-движений мышц тела запускает процесс мышления, который служит разуму дополнением. С тем образуется наш диалектический треугольник с катетом, падающим из верхней его точки на горизонталь диаметра круга.
Будучи дополнением разума, мышление должно быть несоизмеримо с логосом. Иначе в его деятельности нет смысла. Эта несоизмеримость выражается в том, что мышление извращает творческие принципы разума, утратив, в частности, принцип любви (дополнительности) в пользу, например, «принципа новизны». В силу этого мышлению присущи диалектические законы. В их числе «развитие от простого к сложному» и «отрицание отрицания». Так мышление начинает отрицать разум. Этому служат, в частности, анализ и логика, благодаря которым мышление добывает выводные знания. Они-то и являются одной из форм отрицания разума, поскольку встраивают в логос новые представления о мироустройстве.
Из нашей схемы следует, что знания, полученные с помощью мышления, перетекают в разум по горизонтальному (нулевому) катету отрицания. Такой круговорот информации напоминает движение тока в электро-цепи. Некоторые знания доводятся до сознания, и вновь осознаются в процессе мышления. В частности так происходит с командами, когда мышление сообщает разуму необходимость переключить внимание, сделать то или иное усилие, подумать о чем-либо. Выполнение этой команды будет актом воли.
Быть может, кому-то эта схема кажется сомнительной. Ведь тут получается, что сознание и мышление сообщается между собой через посредство разума, то есть, через сферу бессознательного, а не напрямую, как принято думать. Но я тут «теорий не измышляю». Все это следует из нашего «треугольника дополнительности». Да и подумайте сами, откуда у мышления своя база данных, своя память, свой экран воображения, свои навязчивые идеи? Ведь мышление не какой-то отдельный орган. Притом это на схеме у нас куда-то что-то течет. В действительности же мышление встроено в разум, а все процессы мыслительной деятельности проходят мгновенно. Разум остается главной инстанцией. Все окончательные решения его заслуга. А что такое мышление? Где оно? Его функция состоит в том, что оно вынуждает разум постоянно строить логические цепочки умозаключений по самым разным поводам. Наверное, это сравнимо с игрой на бильярде, где биток запускает череду столкновений шаров, изменяя их положение на столе. Вариантов столкновений и попаданий шара в лузу множество. Результат зависит от выбранного битка и логики цепочки столкновений. Соответственно, каждый вариант по-своему хорош и отрицает остальные. Попадание шара в лузу в нашей аналогии – решение задачи. Таковое решение доводится до сознания опять же средствами разума, например, в виде чувства удовлетворения.
То сеть, мышление, по сути, «ничто». Но это «ничто» способно «ничтожить» разум, что показывает и наш треугольник, где угол гипотенузы может быть минимальным по отношению к горизонтальному катету. Это значит, что творческая энергия разума истощена. Сектор бытия личности сужен. А мышление порабощает разум.
И наконец, возможен вариант, когда катет отрицания совпадает с гипотенузой. Тогда можно говорить о самоотрицании разума. Здесь, очевидно, мы имеем дело с чем-то, вроде шизофрении, когда в разуме поселяется мистическая личность.
Ну, а если продолжить падение линии мышления за горизонт катета отрицания, то геометрически она тотчас выйдет за пределы бытия (круга), в зазеркалье, где перед разумом разверзается мир инфернальных сущностей.
Из этого следует, что мышление, подобно вирусу в биологической клетке, эксплуатирует разум, питается его энергией, и при этом склонно его порабощать и переформатировать. Разум этому, по возможности, противостоит, пытаясь избежать истощения своей энергии и смерти организма. Основным средством для этого является повышение творческой энергии с помощью волевых усилий, направленных на созидательное творчество, где главным принципом (напоминаю) является креативный «принцип любви».
Таким образом, сознание является слугой двух господ: мышления и разума. С одной стороны на сознание влияет микрокосм логоса посредствам чувств, побуждений, переживаний, которые человек может осознавать, интерпретировать, осмысливать, а с другой стороны сознание запускает процессы мышления, результатом которых являются решения, основанные на логике, опыте, усвоенных алгоритмах.
Так что, сознание – это не какая-то устойчивая данность взглядов и воззрений, а арена и результат борьбы двух несоизмеримых сущностей. И насколько сложно предвидеть бессознательные решения разума, которые могут зависеть даже от аппетита, настолько же непросто предугадать течение мысли в тех или иных состояниях организма, а также логические выводы из совокупности сведений и знаний при условии диалектических отрицаний.
И все же, сознание можно контролировать с помощью все тех же рациональных решений, и соответственно, путем волевых актов. Ведь сознание предполагает самосознание, самоконтроль, или рефлексию, и значит, организацию познания, влияющего на решения разума. То есть, можно сознательно внушать себе те или иные убеждения, базовые установки, алгоритмы, правила, образы, принципы, но это не значит, что они не будут подвергаться атакам мышления с его отрицаниями, инициированные например, здравомыслием или логикой Эго, и не явятся разрушительными элементами для логоса.
Отсюда понятно, что сознание человека не так просто приручить, подчинить, воспитать. Мы сколь угодно можем убеждать себя в том, что «деньги – зло, и портят людей», но при виде вкусной семги, например, логика приводит нас к выводу, что деньги – лучший друг человека.
Так что, сознание личности нередко пребывает в конфликте с сознательностью, и в итоге их противоборства к иным товарищам оказывается применим приговор Бендера:
«Нет, он не был нравственным человеком… Все свои силы он положил на то, чтобы жить за счет общества».
6.
Источниками противоречий между товарищами могут быть множество факторов. В их числе зависть, недопонимание, эгоизм, ревность, корысть, несовместимость характеров и даже просто плохое настроение.
Часто отношения товарищей обременяется конфликтом интересов, особенно по поводу собственности. Последнее, быть может, кажется странным и противоестественным в условиях социализма, где собственность возможна только личная. Но и будучи личной, она является продолжением человека, его дополнением. И тогда собственность показывает уровень способностей человека, повышает его общественную значимость, достоинство, что может свидетельствовать о превосходстве человека над своим товарищем.
Кроме того, дополнение человека в виде собственности увеличивает его возможности и зачастую даже больше, чем «плечо товарища». А это угрожает отношениям равноправных товарищей, как в случае, когда «гусь свинье – не товарищ». Но главное, собственность способна переформатировать личность и даже перевести товарища в разряд господина.
«–– Вы знаете, Шура, – зашептал Паниковский, – я очень уважаю Бендера, но я вам должен сказать – Бендер осел! Ей-богу, жалкая, ничтожная личность!.. Да, Шура. Мы с вами получаем мизерный оклад, а он купается в роскоши. И зачем, спрашиваю я, он ездил на Кавказ? Он говорит – в командировку. Не верю. Паниковский не обязан всему верить. И я бегал для него на пристань за билетом. Заметьте себе, за билетом первого класса. Этот невский франт не может ездить во втором классе. Вот куда уходят наши десять тысяч!..» ( Золотой теленок»)
Словом, приходиться признать, что гармоничные отношения между товарищами в бесклассовом обществе не такое уж естественное явление, как мыслилось идеологам коммунизма.
Разумеется, между разными товарищами могут возникать различные отношения от симпатии до антипатии, что, видимо, и отличает эти отношения от тех, которые называют «антагонистическими». Но такая избирательность, не смотря на внешнее проявление свободы личности, имеет свои негативные стороны. Ведь тут явно присутствует элемент неравенства, предпочтений одного товарища другим. А среди других могут быть представители иной национальности, иных убеждений, иной веры.
Боюсь, что нельзя назвать позитивными и такие явления, когда в целях сохранения товарищеских отношений, человеку приходиться мириться с «недостатками» товарища, снижать «требования к его моральным качествам», прощать ему проступки, грубость, слабости, прегрешения, а то и уподобляться ему. Это представляется проявлением гуманизма, эмпатии, даже «любви к ближнему», но на самом деле такие попустительства провоцируют и запускают механизмы «обратной селекции», когда отсутствует мотивация к тому, чтобы хорошо работать и выглядеть, то есть, когда человек решает: «А для кого стараться. Они такие же товарищи, как я. Небось, перебьются. Не господа».
Впрочем, не стоит забывать и о психологических качествах самого человека, когда его снобизм, самомнение, критический взгляд на окружающих и действительность, определяет его отношение к товарищам. И это вовсе не какая-то патология или аномалия. Ведь если верить словам поэта: «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей». Не понуждает к возвышению личности и товарищ на положении вассала, подчиненного, раба.
Таким образом, в товарищеских отношениях обнаруживается множество условий для деградации личности, и соответственно, для разложения советского общества.
Между тем, наш диалектический треугольник показывает, что противоречия между товарищами тем меньше, чем более они соизмеримы. То есть, легче всего минимизировать противоречия между товарищами, лишив их собственности, приведя их порядку с помощью репрессий и единой идеологии. Такая жесткая дисциплина вполне оправдана в условиях войны или революционной борьбы. Кстати, не в этом ли заключается «военная тайна» Кибальчиша?
С другой стороны, при максимальном сближении гипотенузы и вертикального катета в нашем треугольнике пропадает необходимость самого дополнения человеку. И тогда возможен такой вариант, когда человек становится сам себе товарищ. «Сам себе и командир, и начальник штаба».
[justify] Но допустима ли такая изоляция человека в современном обществе? А почему нет? При определенной организации взаимоотношений человека и государства в условиях технического прогресса это вполне реально. Такие индивиды были в Советском Союзе.
Но это не перенимается вот так: