Жанна смотрела на Лорана, забыв, что перед ней человек совсем другого сословия, аристократ. И что в той, теперь уже такой далёкой, когда-то мирной жизни, их разделяла целая пропасть. Но сейчас она видела перед собой просто несчастного человека, потерявшего за несколько последних дней самых близких своих людей.
- У тебя остались ещё родные? - Спросила она Лорана.
- Да, - он кивнул головой, - есть родные со стороны отца, они живут в Бретани. Мы переписывались до этого лета, но потом связь оборвалась. Говорят, сейчас всю переписку вскрывают и отслеживают. А из близких родных у меня осталась только Мадлен. Это моя старшая сестра, у нас с ней разница в три года. Слава Богу, сейчас она в безопасности. Мадлен вместе со своим мужем уехала в Британию ещё два года назад. Её муж англичанин. Мы тоже хотели переехать к ним, но... не успели.
- Хорошо, что она в безопасности, - проговорила Жанна.
Лоран кивнул и окинул взглядом убогую обстановку комнаты. Потом перевёл взгляд на Жанну.
- А где твои родные, Жанна? - Спросил он, - или ты одна?
- Мама умерла два месяца назад, - тихо ответила Жанна, - Воспаление лёгких. А брат Рене ушёл добровольцем на фронт.
- Республиканец? - как-то язвительно спросил Лоран.
Он слегка нахмурил лоб и дотронулся рукой до рассечённой брови. Рана была небольшой, но довольно глубокой, и Жанна почему-то подумала, что теперь наверняка останется шрам.
- Хотя, что я спрашиваю, - продолжил Лоран, - вы ведь все за республику, ведь так? Свобода, равенство и братство... или смерть. Да? Такой ведь девиз у республиканцев.
Он откинулся назад и устало прикрыл глаза.
- Да, Рене республиканец, - ответила Жанна, - он даже участвовал 14-го июля во взятии Бастилии. И...
- Понятно, - резко бросил ей Лоран, не дав договорить.
В комнате повисла тишина. С улицы донёсся шум проехавшего экипажа и стук по каменной мостовой чьих-то спешащих деревянных башмаков. Незаметно стемнело, сумрак скрадывал углы комнаты. Жанна экономила свечи, их было немного и стоили они для неё дорого. Вот и сейчас она не зажигала огарок свечи до последнего.
Лоран молчал, и девушка отошла к столу. В её сердце вдруг появилась какая-то тяжесть. Она вспомнила мать, которая в последний день жизни всё ещё улыбалась ей... и верила, что выздоровеет. А потом потеряла сознание, и страшный жар за несколько часов убил её изнутри. А у Жанны даже не было денег на самые простые лекарства. Она вспомнила Рене, который прощался с ней, уезжая на фронт. Как он обнял её на прощание и сказал:
"Не грусти, сестрёнка. И береги маму. Когда я вернусь с победой, у всех нас будет совсем другая, счастливая жизнь".
Жанна обернулась и посмотрела на Лорана. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Девушка вспомнила, что так и не сварила луковую похлёбку. Она всё-таки зажгла маленький огарок, оставшийся ещё со вчерашнего вечера, и подошла к печурке.
- Прости меня, Жанна, - вдруг услышала она голос Лорана и обернулась в его сторону.
- Как я могу вас осуждать, - продолжал он, - осуждать, совсем не зная, как вы живёте. И как... жили раньше.
- Мы жили дружно, - сказала Жанна.
Она сосредоточенно чистила луковицу, стараясь этими простыми движениями успокоить нервы.
- А твой отец? - спросил Лоран, - он жив?
- Нет, - Жанна покачала головой, - отец умер, когда мне было одиннадцать. Он был каменщик. Однажды днём его принесли товарищи... те, с кем он работал. Случилась беда. Во время стройки сорвалась большая плита, и отец был тяжело ранен. Чтобы его спасти, нужна была сложная операция. Но у нас не было денег на врача.
К утру отец умер. Я помню, как стояла у его кровати, в ногах. А мама рыдала и всё время обнимала его. Потом Рене как-то оттащил её и стал успокаивать.
Ему в ту пору было уже семнадцать.
- Ужасно, - проговорил Лоран.
- Да, - продолжала Жанна. - Но на самом деле, человек привыкает ко многому. Мы привыкли жить впроглодь. И привыкли к тому, что за маленький кусок хлеба всегда нужно было работать на износ. Но не могла и не могу я привыкнуть только к одному - к тому, что люди умирают.
- К этому не надо привыкать, Жанна, - быстро проговорил Лоран. - Никогда не надо. И ты прости меня. Я знал, конечно, что народ бедствует и что во многих семьях крайняя нищета, но... когда это видишь вот так, вблизи.
- Не проси прощения, Лоран - ответила девушка. - Здесь нет твоей вины. Ладно, - она весело взглянула на Лорана, - скоро сварится луковая похлёбка, и мы с тобой поужинаем. Хорошо?
На следующий день Жанна, как обычно, пошла на работу. Но бакалейная лавка, где она торговала, оказалась закрыта. Как выяснилось, мамдам Буллье, опасавшаяся народного волнения и погромов, закрыла её на пару дней.
- От греха подальше, - объяснила она Жанне, - не хочется, чтобы разгромили мне всё. Или на ближайшем столбе меня вздёрнули. Кто их знает, что им в голову придёт. Жестокие стали люди... ой, жестокие, - повторила она это слово, глядя на Жанну.
- Когда же мне теперь приходить? - Спросила девушка, - когда Вы откроете лавку?
- Не раньше, чем денька через три, - ответила мадам Буллье, - хочу переждать все эти беспорядки. Так что, деточка, наверное, не раньше понедельника. А пока иди-ка ты домой.
- Понятно, - тяжело вздохнула Жанна. - До свидания, мадам Буллье.
И она повернула обратно, думая, что эти три безработных дня ей, конечно, никто не оплатит.
Впрочем, опасения мадам Буллье были совсем не беспочвенны. Жанна как раз проходила мимо разграбленной хлебной лавки. Дверь была выбита, стекла на окнах разбиты. От дверного проёма и дальше, по мостовой тянулась белая дорожка просыпанной муки.
- Да-да, - услышала девушка за спиной дряхый старушечий голос и обернулась.- Сегодня на рассвете разгромили здесь всё. Я сама видела, в доме напротив живу.
Перед Жанной стояла старуха. На вид ей было лет восемдесят пять или даже больше. Её тёмное лицо было изрыто глубокими морщинами, на клочковатых седых волосах был надет залатанный розовый чепец. В трясущихся руках старая женщина держала какой-то сверточек из газетной бумаги.
- Всю муку вынесли, - продолжала старуха. - Все булки унесли. А Пьера, владельца лавки, схватили и потащили куда-то...
Жанна с горечью подумала о том, что этого Пьера скорее всего уже нет в живых.
- Кричали, что он спекулянт и наживается на голодных желудках, - продолжала старуха. - Вот так вот.
- Ужасно, - проговорила Жанна.
- Ужасно, да, - закивала головой старуха, - но и людей понять можно. Что им есть, когда хлеб втридорога. И стоять за ним нужно по четыре-пять часов.
Где силы-то взять и терпение, а?
А депутаты наши только языками чешут, да всё новые декреты принимают. Так ведь?
Она вдруг схватила Жанну за локоть своей цепкой костлявой рукой.
- Тише, - прошептала ей Жанна, оглянувшись по сторонам. Но к счастью, улица была пуста. Перед разгромленной лавкой стояли только она и старуха.
- А чего мне бояться, милая? - старуха вдруг повысила голос, - я уж столько на своём веку повидала. Мне уж девяносто три. Да-а, - с какой-то гордостью протянула она, - и королевские времена видела. И до теперешних вот, дожила. Хотя, думаю, лучше б и не доживать мне до этого.
А тебе рыбка-то не нужна? - вдруг неожиданно сменив тему, спросила старуха.
- Какая рыбка? - растерянно пробормотала Жанна.
- Уступлю тебе всего за пять су. - Старуха кивнула на свой свёрток, - Рыбка вкусная, копчёная. Объедение одно, тает во рту. Покупай, милая.
Жанна задумалась. Денег у неё было совсем немного, а до следующей получки было ещё долгих десять дней. Да и сейчас три безработных дня ей никто не оплатит.
Она уже повернулась к старухе спиной, но вдруг вспомнила про Лорана. "На пустой луковой похлёбке он вряд ли поправится", - подумала девушка и засунула руку в карман, нащупывая скудные монетки.
- Хорошо, мадам, - обернулась она к старухе, протягивая ей деньги - Я беру у Вас рыбу.
Когда Жанна вернулась в квартиру, открыв дверь ключом, Лоран спал. Девушка положила сверток с покупкой на стол и устало присела у окна. Она вгляделась в бледное красивое лицо Лорана, и вдруг её сердце кольнула какая-то иголочка. Стало больно... и в то же время Жанна почувствовала нежность. Да, это было именно оно... это тёплое чувство, поднявшееся внутри и от которого её сердце забилось сильнее, а к щекам опять прилила кровь.
"Не хватало ещё влюбиться" - рассудительно подумала Жанна.
Лоран, как-будто почувствовав её пристальный взгляд, кашлянул и проснулся.
Несколько мгновений он как-то недоумённо смотрел перед собой, пока не понял, где находится и кто сидит перед ним.
- Доброе утро, Жанна, - тихо сказал он.
-Доброе утро, Лоран. Как твоя рана, не сильно тебя беспокоит? - спросила девушка.
- Нет, - он покачал головой.
- Вот и хорошо. А я ходила на работу, но моя лавка пока закрыта, хозяйка боится беспорядков в городе. Вот я и вернулась.
- Ты торгуешь в лавке? - спросил Лоран.
- Да, - немного смущённо улыбнулась Жанна, - зеленью и овощами.
- У меня ещё не было знакомой продавщицы зеленью,- улыбнулся ей в ответ Лоран, - это здорово.
А что в Париже? Спокойнее? - спросил он, и по его лицу пробежала тень.
- Город какой-то пустой, - ответила Жанна, - многие сидят по домам. Я видела разгромленную булочную...
Говорят, другие лавки тоже громили. Или собираются.
- Значит, режут не только аристократов, - проговорил Лоран.
- Да, - грустно кивнула ему Жанна. - Но я ходила не зря. И купила вот что.
Она подошла к столу и развернула газетный сверток. По комнате поплыл вкусный запах копченой рыбы.
- Будем пировать, - весело сказала она, - Ты любишь рыбу, Лоран?
- Но..., - Лоран сел на кровати.
- Никаких "но", - командирским тоном сказала девушка, - если не будешь питаться, не поправишься.
Она взяла небольшой ножик и стала нарезать рыбу.
- А что там за газета? - вдруг спросил Лоран.
Жанна подняла на него удивлённый взгляд.
- Дай ка мне её, - попросил Лоран, кивнув на газету, в которую была завернута покупка.
- Бумага жирная, вряд ли можно что-то прочитать, - ответила девушка, но всё-таки протянула Лорану промасленный листок.
- Очередная агитка от жирондистов, - протянул Лоран, скользя взглядом по тексту, - давно я не читал республиканских газет. Да она совсем свежая, вчерашняя...
Он нахмурился и углубился в строки, напечатанные мелким шрифтом.
- Слушай-ка, Жанна. Вот слова нашего министра юстиции. Это о последних событиях: "Мы сделали всё, что могли, пытаясь остановить это. Но сила народного гнева иногда бывает слишком велика. Это как лавина, которая сметает всё ветхое и отжившее на своём пути.
Да, могут пострадать и невиновные, но мы помним, что конечная цель всё-таки великая и благая."
- Великая и благая цель, - тихо, побелевшими губами произнёс Лоран и отбросил газету в сторону. - Как я и думал, их цель - вырезать нас всех до одного. Вот она, их великая цель, - Лоран повысил голос. Его рука непроизвольно сжала край одеяла.
Жанна испуганно посмотрела на него.
- Лоран, успокойся. Тебе вредно волноваться, - проговорила она. Газетный листок девушка скомкала и засунула в печку.
- Ты не читаешь газет, Жанна? - спросил Лоран.
- Нет, - девушка покачала головой. - Я не умею читать. Из нас двоих только Рене ходил в школу, правда, только два года... а я нет. Да и не до этого мне было, с детства приходилось работать. Сперва помогала маме. А потом стала работать сама. Но я... я хотела бы научиться, - как-то смущенно проговорила девушка, - Я не хочу читать эти газеты. Но... в мире ведь
