В августе 1957 года курсант военного училища Бурунов в парадно-выходной форме стоял в тамбуре поезда. В правой руке он держал большой чемодан с металлическими уголками. Николай сдал экзамены и сейчас ехал в долгожданный отпуск. За окном перелески сменялись знакомыми с детства глубокими оврагами. На душе был праздник - чувствовалось приближение родного дома.
Поезд из Москвы, замедляя ход, прибывал на станцию Льгов Курской области. Вагон остановился, и Николай своим, до блеска начищенным, сапогом ступил на перрон. Здание вокзала, разрушенное в годы войны, недавно было восстановлено, и теперь вокзал своей новизной и убранством притягивал внимание. На вершине парадного фасада красовался в лучах восходящего солнца гипсовый серп и молот - олицетворение союза рабочих и крестьян. Страна строилась, была на подъёме, но проблем оставалось ещё немало. Автобусов в то время практически не было, и люди ездили железной дорогой. Расписание движения пригородных поездов на станции отсутствовало. Отправления поездов по вокзалу не объявлялись. Вагоны стояли на путях без паровоза. Причём неразбериха была такая, что было неясно в какую сторону отправится состав. Появление паровоза могло произойти в любой момент, а могло затянуться на неопределённый срок.
Уже с первых шагов Николай оказался в шумной и говорливой толпе. Он сразу стал пробираться в ту сторону, куда ему предстояло ехать. На пути вставали разные люди. В основном это были сельские жители с чемоданами, сумками, узлами и корзинами. Его потёртый чемодан постоянно цеплялся за эту ручную кладь. А ещё хотелось поскорее выбраться на свободное место. Наконец ему удалось найти «тихую гавань». Николай остановился, появилась возможность осмотреться и перекурить.
В разношёрстной толпе кипела своя жизнь. Сбоку здания вокзала под колоннами побирались нищие. Вот безногий калека – отголосок войны – передвигался по перрону на низенькой тележке, упираясь в асфальт тряпичными валиками. Цыганские гадалки «предсказывали судьбу» пассажирам в надежде потом забраться в их карманы или украсть, оставленные без присмотра, вещи. Подавляющее большинство людей дожидалось паровозов, чтобы продолжить поездку по своим делам. Одевались в глубинке скромно. Выбор одежды был невелик, рубашки в гардеробе имел не каждый. Пиджаки надевали прямо на майку или поверх простеньких платьев.
Докурив «Беломорканал», Николай прошёл вперёд ещё на какое-то расстояние. Народ толпился на перроне, то и дело, поглядывая на железнодорожные пути. Там стояли вагоны без паровоза. «Надо бы узнать обстановку», - промелькнула мысль у Бурунова.
- Давненько ожидаете? – спросил Николай у ближайших пассажиров, которые приютились на скамейке со своими дорожными вещами.
- Да, почитай, часа два тут сидим, - ответила женщина средних лет. - Паровоз на запаске дюже долго стоит. А ты сам, солдатик, куды путь держишь?
- До станции Псёл добираюсь.
- Вот и мы с Ваней туды же. Попутчики, стало быть.
- В отпуск я еду в Слободку. Слыхали, небось? До войны она Корочкой называлась.
- Шура, дак это от нас недалече будет, - вступил в разговор мужчина.
- А мы с мужем от няньки - сестры старшей - домой возвращаемся. Нам-то в Долгие Буды за Коммунаром.
-Я в Коммунаре в школе учился.
И так слово за слово разговорились. Как хорошо в дороге встретить земляков – почти, что родные люди! Конечно, нашлись и общие знакомые.
- Тёть Шур, дак я тогда до буфета дойду, а чемодан у вас оставлю. Постараюсь не мешкать: одна нога здесь, другая там.
- Давай-давай, милок. За вещи не беспокойся. Если паровоз подойдёт - тебя кликнем. А сейчас мы, пожалуй, сами оладиков поедим. Ваня до вару сходит.
Николай их понял: значит, Ваня нальёт кипятку из кубовой. Вон пристройка неподалёку стоит. Бурунов развернулся и налегке направился к вокзалу. С курсантским жалованьем в ресторане делать было нечего, а вот буфет был по карману. При большом скоплении народа в буфете, как и следовало ожидать, выстроилась очередь. Теперь продуктов хватало, ушли в прошлое голодные послевоенные годы. Но Коля помнил, как он радовался прошлогодней картошке, найденной весной в огороде после схода снега.
Из буфета Николай вышел в приподнятом настроении: подкрепился сам и купил по пирожку тёте Шуре и дяде Ване. От станции Псёл до дома будет уже рукой подать, к тому же с попутчиками дорога всегда короче. На перроне Николаю показалось, что не было уже прежней давки. По мере продвижения это чувство только возрастало. Ну, конечно, народу стало меньше. Что же могло произойти, да и где его новые знакомые? Возможно, они отошли от скамейки и сейчас он их увидит. Подойдя ещё ближе, он не увидел и тех вагонов, которые стояли на втором пути. Места на скамейке освободились, не было там и никаких вещей, в том числе и его чемодана. Сомнений не оставалось – поезд только что отправился и отправился без него. Как же так произошло, и почему его не предупредили? А, может быть, и не хотели предупреждать? Выходит, - обманули!? Чемодана не было нигде, и это только подтверждало, что его украли. В такое сейчас трудно было поверить, но чемодан пропал! На смену хорошему настроению пришли негодование, растерянность и обида.
Глядя в сторону ушедшего поезда, Николай с пирожками в руке опустился на скамейку. Вот здесь стоял чемодан. В чемодане были его личные вещи, платок для матери, полкилограмма конфет «Старт», пять кусков мыла и другие принадлежности. Прямо скажем, богатство небольшое.
Почему то сейчас память вернула его на мандатную комиссию при поступлении в военное училище. Тогда он, крестьянский сын, докладывал о своём прибытии, обутый в лапти. Мать – солдатская вдова - за свои трудодни не могла купить ему ботинки. Конечно, бедным быть не грешно, но и гордости от этого не испытываешь. После короткого разговора офицер из-за стола спросил:
- Какие ещё будут вопросы к абитуриенту?
- Да какие могут быть к нему вопросы, - сказал полковник, председатель комиссии. – Иди, сынок, с миром.
Николай вышел и понял, что он здесь не нужен, и надо собираться ехать обратно в деревню. Но он ошибался – его зачислили в военное училище.
На всю жизнь Коля запомнил эти лапти. Тогда ему было обидно и стыдно одновременно. Вот и сейчас он испытывал горькую досаду от случившегося. Да и стыдно было отпускнику появляться домой с пустыми руками!
Вместе с тем, события уже произошли, и падать духом было нельзя. Дождавшись следующего паровоза, он поехал дальше до станции Псёл. У одного из разъездов поезд сбавил скорость. Николай задумчиво уставился в окно вагона. Где-то здесь в феврале 1943 года погиб его отец. Мать ночью по бездорожью, проваливаясь в снег, 30 км тащила на себе мужа, чтобы похоронить его на деревенском кладбище. Николай вспомнил слова поэта: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт…». Коня, допустим, не остановит, а вот вместо лошадей женщины впрягались и тянули плуг при посадке – это он видел и помогал в крестьянском труде. В восемь лет остался в семье старшим из мужиков. Работал каждый день, не покладая рук. В училище комбат-фронтовик как-то сказал: «Бурунов, ну и кулаки у тебя. Видать, досталось тебе в детстве». Коля крестился двухпудовой гирей, и его ставили выступать за факультет по гиревому спорту.
Так в раздумьях он и доехал до своей станции. Вместе с другими пассажирами Николай вышел на знакомый перрон. На углу небольшого вокзала к нему подскочили коммунарские ребята, с которыми он учился в школе, – Лёнька Бочарёв и Петро Вакуленко. Радостно обнимая, засыпали вопросами:
- Здорово, служивый! На побывку? А что так – налегке?
- Здорово, баглаи! – так они в школе подтрунивали друг друга. - Что, не хотите дармоедами быть? А без вещей оттого, что стырили их у меня.
- И где же тебя угораздило?
- Где-где? На Льговском вокзале – вот где.
- Ну, там зевать нельзя!
- Сказали, что они земляки из Долгих Буд, и, похоже, брехуны с чемоданом уехали.
- А ты где был?
- В буфете.
- Коля, доверчивый ты дюже! Теперь ищи ветра в поле.
- А, может, не обманули? И оставили чемодан у дежурного по вокзалу?
Но поиски результата не дали – среди тамошних вещей, искомых не оказалось. За разговором выяснилось, что коммунарские отвозили запчасти в ремонт, а затем загрузились товаром на межрайбазе. На вокзале они должны были встретить своего сельчанина, но тот не приехал. Ждать больше времени не было, и вся компания направилась к машине в обратный путь. Николаю повезло, так удачно вовремя подъехать. Петро сел с шофёром, а Лёнька с Николаем запрыгнули в кузов грузовика ГАЗ-АА, прозванного в народе полуторкой. Почти сразу за станцией выехали на большак. Дорога то ныряла в низины, то поднималась на косогоры. Как же хотелось сейчас спуститься в яр и вдохнуть полной грудью душистый запах полевых цветов и разнотравья. Путь пролегал через поля и населённые пункты. Деревня жила, дышала, слышен был смех, говор, веселье.
Впереди показалась отворотка на Слободку. Николай в дороге развеялся, взбодрился, но ближе к родному очагу опять вернулись невесёлые мысли. Полуторка плавно остановилась.
- Даже домой появляться неудобно. Хотел матери платок подарить. Ну да ладно, что сделаешь? Братцы, вам спасибо, подбросили. От меня всем нашим в Коммунаре привет. – Николай обнял Лёньку и перемахнул через борт.
- Да ты не спеши благодарить. А ты чего свой чемодан оставил?
Коля не понял. А Лёнька, обращаясь к нему, продолжал:
- Чемодан-то забирай, а то увезём. Вот он тут куском брезента прикрыт. - И дальше приподнимает над бортом полуторки большой потёртый чемодан.
От такой неожиданности Николай даже выругаться сразу не успел, а Лёнька продолжал:
- Дядька Ваня тебя в буфете не нашёл. Паровоз уже под парами стоял. Чемодан на перроне бросать не стали, повезли с собой. А здесь с нами встретились. Ну, мы и дождались тебя. А тёть Шура и Иван нам какими-то дальними родственниками приходятся. Так-то вот, давай. До скорого – увидимся ещё.
Петро выглядывал из кабины. Видно было, как его разбирал смех. Лёнька тоже улыбался. Николай поставил чемодан на землю, силы стали возвращаться к нему. Вот теперь он от души высказал всё, что хотел. Расстались, конечно, друзьями.
Попрощавшись с ребятами, Николай развернулся и залюбовался с детства знакомой панорамой. Курсант Бурунов в мундире защитного цвета и парадно-выходных синих шароварах прибыл к месту проведения отпуска. В правой руке он держал большой чемодан с металлическими уголками. Впереди был затяжной спуск в овраг и радостный подъём к его родной деревне.
