ЛЕДОВАЯ ВОЙНА 36

постели женщины и негромко обменивались фразами. Настя почувствовала их тревогу и растерянность. Похоже, что у старшины, не все идет, как следует быть. Надо помочь, но у Насти совсем не осталось сил. Даже на дружескую дворовую «поддержуху» с «уважухой». Прожитая и прочувствованная трагедия Кая и Герды обнулила энергетические контуры и пережгла запас энергии «ци» на неделю вперед.
-- Похоже, мы здесь лишние. Дари и пойдем, -- шепнула она собаке. Герда неслышно добежала до манежа и положила шар лимонного цвета в угол, рядом с мисками. Джемма спала, а котята ничего не могли заметить. И это получилось очень кстати – доброе дело, без ожидания наград и благодарностей. Хорошая пилюлька от гордости и тщеславия. 
Анастасия, не спеша брела по полутемному коридору. В мыслях, в сотый раз прокручивалась то, что доверила ей Герда. Так легко считать одни детали главными, другие незначительными. Появляется привычная схема и разум начинает обманывать нас, выбирая подходящие под нее факты и бессовестно замалчивая двусмысленные и необъяснимые. Разум – большой лентяй и хитрец.
-- Пойдем, погуляем по снегу. Кажется, битва в небесах завершилась.
Ходить по наклонной скользкой палубе, удовольствия не доставляло. Осторожно, маленькими шагами, они добрались до трамплина на носу корабля и огляделись. На сколько хватало глаз, повсюду валялись обломки черных летающих блюдец и даже целые аппараты. Ветер приносил тревожные запахи горелой резины, пороха, и чадящих тел крысиных пилотов. Горький аромат победы восторга не вызывал. Труп врага, на этот раз, тошнотворно смердел и радости не провоцировал.
Предчувствие беды захлестнуло Настю. Герда беспокойно завозилась у ее ног и протяжно заскулила. В эту же секунду взлетная полоса дрогнула, как будто от далекого подводного взрыва. Или подземного. Настя огляделась и пришла в ужас. Огромный кусок ледяного купола откололся и сползал по склону вниз, к морю. Через образовавшееся отверстие хлынул поток, напоминавший водопад в горах. Полминуты – и вся пехота, живая и неживая, будет безжалостно смыта в океан.
Дальнейшее Настя помнит не лучше, чем приснившийся в детстве сон, порядком стершийся и забытый. Уничтожая собственные ресурсы, необходимые для органической жизни, она шагнула телепортом на берег, впереди наступающих войск. Водная лавина мчалась навстречу со скоростью курьерского поезда. Анастасия пыталась остановить время, но сопротивление темпоральному потоку человеческими силами успеха не имело.
Самое главное – спасти живых. Спаситель подняла руки к небу и представила себе прозрачную полусферу над людьми, замершими на месте. Невидимый зонтик огромной величины и прочности. И огромной тяжести – Анастасия держала его на руках, как атланты из папиной любимой песни. Вот только руки у нее были не каменные. Силы уходили, в глазах темнело и становилось очень страшно и тошно.
Первая волна ударила в несуществующую магическую стену и разделилась, обходя преграду справа и слева. С отвращением, Настя наблюдала, в несущемся водопаде, маленькие тела крыс, то ли утонувших, то ли тщетно борющихся за жизнь. Усилия грызунов не имели шансов в игре против ледяной лавины и мороза в минус сорок. Зубастые аквалангисты живыми вмерзали в стекленеющий поток. Водопад с трупами неуклонно набирал мощь и скорость. С каждой минутой, тонны воды заливали, воображенный Настей, энергетический зонтик. На холодном ветру, волны мгновенно застывали слоями льда, создавая прозрачный защитный купол. Сооружение походило гигантскую линзу, диаметром сто и высотой тридцать метров. 
Заряд иссяк. Настя поняла, что у нее не осталось сил даже на, мало-мальски, приличную смерть. Робкой дрожащей ощупью, она искала в астрале хоть слабенький источник живой энергии. И не находила.
-- Папа, папа, помоги мне! Папа, ты же можешь все на свете! – отчаянно звала Настя, но никто не отзывался, -- папа, я сейчас погибну!
И вдруг она услышала голос, который нельзя ни забыть, ни перепутать.
-- Настасья, это Сергей. Слышу тебя. Смотри, передаю картинку.
Герой Настиных снов, незаживающая рана в сердце, Серега-Бодхи настраивал астральный канал. Сквозь красный туман в голове и фиолетовые вихри вселенской полифрении проступила картинка, как фотоотпечаток в проявителе.
Маленькая комната с окном, выходящим на юг. Стол, заставлен магнитофонами, микшерами, эквалайзерами и прочей звукозаписывающей техникой. По полу, извиваясь, ползают шнуры, сетевые провода, и кабели «джек-джек». Посреди электрохаоса, на высоком табурете, ссутулившись и подобрав босые ноги в шлепанцах, сидит маг и чародей шестиструнного отчуждения, топ-менеджер нематериальной звукоиндустрии и чиф-оператор ментально-музыкальных полей. Длинные светлые волосы скрывают лицо, склоненное над гитарой – любимым Fender Stratocaster Ultra HSS.
-- Дегудми и дуцуби, Настасья! Сейчас рванем исправлять конгломерат проблем, -- одновременно подстраивая шестую струну, пробормотал Сережа, -- так, я начну с заморочного запила при выжатом фуззе, а ты вспоминай и находи аккорды на синтезаторе, вон там в углу стоит. Включай и играй. Пока мы с тобой пилим складно, к тебе идет энергия, а согнидим – аллес капут цузамен, слушай мою гитару, а я буду делать поток мощным и непрерывным.
-- Давай сбацаем классику… «Дом восходящего Солнца» от «Энималс-бэнд». Бацаем аккордиком, переборчиком и солягой. Моей солягой… Помнишь – хорошо, не помнишь – вспомнишь… в печальненьком ля-миноре… погнали, раз, два, три – шестнадцать!
Бодхи прикусил медиатор зубами и вступил мягким размеренным перебором. Настя сразу вышла на нужный аккорд и родилась гармония. Тихую красоту услышал Иннокентий, младший брат всего живого. Не тратя времени на удивление, вокалист-проповедник вскочил на ноги, накинул на плечо бисерный ремень гитары, взял ноту в терцию и запел высоким чистым голосом:

There is a house in New Orleans they call the Rising Sun.
It's been the ruin of many a poor girl and me, O God,

В офицерском кубрике, сестрица Вереск, словно наткнулась на забытое воспоминание, некогда потерянное и оплаканное. К ней снизошло предчувствие чего-то невозможно хорошего и добро-сладкого, оставшегося в детстве. Боевая ведьма смахнула слезу, и вытащила из кармана номер восемнадцать блок-флейту вишневого дерева и засвистала, неподражаемым средневековым звуком, хриплым и теплым:

If I had listened what Mama said, I'd be at home today.
Being so young and foolish, poor boy, let a rambler lead me astray.

Десятки радиодиджеев из Чили, Австралии, Африканской республики, сию же минуту задвинули диски с «House of the rising Sun» в проигрыватели. А еще сто с лишним, предвкушая вящее удовольствие, с боевым кличем «…Deep Deach!..» определили печальные блюзовые ноты в бессмертие, легко… как песню в текущий плей-лист:

Go tell my baby sister never do like I have done
To shun that house in New Orleans they call the Rising Sun.

В театре Ла Скала нынче давали модернистскую оперу композитора Штокхаузена на тему Семи Дней Творения, дословно названную «Понедельник без света». Представление не клеилось, измученные музыканты домучивали мучительно продвинутых зрителей. Непродвинутые сбежали еще в первом акте. Совестливые страдали в буфете, исцеляя мучительную скуку ледяным «Dom Perignon» и односолодовым «Johnnie Walker Blue Label».
Внезапно, три сопрано, не сговариваясь, запели следующий куплет на английском языке в тональности ля-минор. Со вздохом облегчения, дирижер смахнул с пюпитра листы партитуры, в полете превратив их в белых птиц. Произнес устами во спасение «И ныне отпущаеши раба Твоего!» Седовлысый адепт Строгой Музыки и Тайный Левит струнной Скинии, старый Шеломо Минц отпустил вокалистов, вместе с оркестром, в бар «Mother-in-Law Lounge» – блюзовую легенду Нью Орлеана. Слушатели, не приходя в себя, как один встали и сделали шаг на порог дома, у которого встает Солнце. Джентльмены во фраках и леди в вечерних туалетах, с неподдельным восторгом подпевали профессионалам на сцене: 

My mother she's a tailor, she sewed these new blue jeans.
My sweetheart, he's a drunkard, Lord, Lord, drinks down in New Orleans.

Детский хор Центрального Телевидения и Радио поймал волну моментально. Мальчики и девочки в пионерских галстуках на полуслове перешли с песни «И Ленин такой молодой» на исполнение чуждого буржуазного репертуара. Самое удивительное, что «Дом восходящего Солнца» исполнялся уже переведенным на русский язык. Настя чувствовала силы необыкновенные, играла с упоением, и была счастлива, как никогда.

Что нужно в жизни игроку:
Чемодан да старый рыдван
И счастлив тогда папа был,
Когда бывал в доску пьян.

The only thing a drunkard needs is a suitcase and a trunk.
The only time he's satisfied is when he's on a drunk.

Мелодия разбегалась по белому свету, от голоса к голосу, от дома к дому, от города к городу. Тысячи мамочек, баюкающих в колыбели своих младенцев, негромко включили свои голоса в общеземной ансамбль. Чудом казалось участие профессиональных рокеров, людей самостоятельных и не подверженных чужому влиянию. В Бирмингеме заголосил среди ночи Оззи, великий и ужасный, ритм-секцию представили Майк Портной со своей комнатой барабанов и безумный водитель басовой гитары Джон Франсис Пасториус Третий.

Fills his glasses to the brim, passes them around.
Only pleasure he gets out of life is hoboin' from town

Играя любимую мелодию, сестра Вереск услышала, как звуки ее блок-флейты повторяет другой инструмент. Не совсем правильно, не всегда в такт, но очень старательно. Она сразу поняла, кто им помогает, по мере своих маленьких сил. Ведь никто другой, как сама Вереск подарила мальчику Семену детскую флейточку и научила, как играть губами и пальцами. Но сейчас, в его нотах, уже слышалось сердце.

One foot is on the platform and the other one on the train.
I'm going back to New Orleans to wear that ball and chain.

-- Всем триста тактов паузы! – объявил Сергей, -- сейчас соло. Играем я, Настасья и Майк на барабанах.
Бесконечный путь через ночь. Лес шумит в темноте. Распахнуто окно и тянет холодом. Сухие глаза и одиночество. Слова расстаются с вещами. Кто я? Кто ты? Обожженная душа не унимается. Болит и плачет с сухими глазами. Ночь не дает покоя, она тоже больна – от нее ушло лето. Любовь начинается, когда остаешься один. Вдвоем только любопытство. Любовь и смерть. Играется в одной тональности. Каждый уходит в одиночку. Путь через ночь ведет в следующую ночь. И в следующую. И в следующую. Одиночество с горькими губами. Боль. Темнота стерла слова. Кто я? Кто ты? Каждый уходит в одиночку. Утро может меня спасти, но я не помню дороги туда.

Going back to New Orleans, my race is almost run.
Going back to spend the rest of my days beneath that Rising Sun.

Может, речь шла о чем-то другом, но Анастасия услышала именно эти слова. Соло продолжалось десять минут, по хронометру. Мир допел последние две строчки и погас. Настя устало закрыла глаза и соскользнула в глубокий обморок.
Полукилометром выше, Госпожа Северный Ветер спасала ничего не подозревающее, беспечное человечество. Взлетев над потоком крысиного водопада, королева пыталась остановить ледяной экспресс. Собрав все силы, понижала температуру лавины, надеясь скорое на превращение воды в лед. Она не знала песни «Дом восходящего Солнца», не слышала всемирного хора, и могла рассчитывать только на свои возможности. Госпожа была магом искусным и могущественным, но противостоять восставшей стихии не дано слабому телу человека. Она не чувствовала ног, красивые руки с длинными нервными пальцами замерзли и стали