рассматривала свои ладони, которые если приглядеться, можно было заметить, что они были еле прозрачными. Постепенно ее выражение лица сменялось от непонимания, до осознания всего происходящего.
— По вашему выражению лица я изволю предположить, что вы вспомнили все. Так всегда… Провалы в памяти у таких, как вы, всегда и для меня…
Он прервался. Оленька плакала и слезы огромные как град лились из ее глаз, но не было слышно ни всхлипов, ни звуков. Это происходило молча. Оттого стало не по себе Петр Сергеевичу, что он в очередной раз захотел тронуть девушку, только теперь обнять в утешение. Немного поразмыслив и потоптавшись в нерешительности, он все же подошел и прижал к себе. Как смог.
Руки прошли сквозь спину как через густой туман, и мужчина почувствовал холод могил, пустоту и огромную боль, перемешанную печалью и страданиями. Мир померк, сердце сжалось от непонятного горя, и скупая мужская слеза скатилась со его щеки.
— Тише, тише я с вами Оленька…Сейчас мы вернёмся, тише…ну не надо так расстраиваться… — бормотал он, стараясь не поддаваться влиянию переданных ему эмоций от девушки. Такие как она, если с ними соприкоснуться, передают состояние своей души. Он чувствовал все, как маленькая Оля в детском доме куталась в одеяло и тихонечко, чтобы никто не слышал, плакала от страха. Как до боли сжимались кулачки, когда забирали не ее, а другого ребенка. И гадание, почему она хуже других. Как одиноко было ей среди всех и как она искала спасения у всех. Попытки подружиться заканчивались предательством людей. Снова очередная неудавшаяся любовь. И наконец убегание от реальности маленькой девочки Оленьки, что жила во взрослой уже женщине. От мужа, что избивал и гулял. От унижения. От полноты. От ненависти к себе. От вины. От всего. Он чувствовал, как ее душа устала от безысходности и отчаяния, как попытки изменить хоть что-то заканчивались неудачей. Как она жила, стараясь поддерживать иллюзию счастья. И все закончилось одним весенним теплым днем. Когда девушка пошла в ванную и больше оттуда не вышла. Ни записки. Ничего. Было только очень жаль мини садик, что остался без присмотра. Воспоминания тоже передаются через касание.
— Я хочу домой…домой…
— Понимаете дорогуша...как бы вам так сказать... Вы не можете так просто разгуливать по миру, если конечно… — он осёкся и внимательно посмотрел на Олю, в ее заплаканные глаза и осторожно продолжил. — Если, конечно, вас любили при жизни, понимаете, даже часть нас может быть нужна тем, кто тут остался, но обычно… В общем, позвольте спросить, вас любили? На край может быть кому дороги были-с.
Девушка ничего не ответила, она явно задумалась и ушла в себя. Странная парочка продолжила в тишине свой путь, но теперь Петр Сергеевич держал за руку Оленьку, как маленького ребёнка и вел за собой. Держать за руку он, конечно, не мог, но сделать вид вполне.
Темно-серые ночные сумерки сонно расступались перед двумя идущими путниками, прячась по щелям и углам угрюмого кладбища, что явно был не рад посетителям. Навстречу мужчине и девушке то тут, то там из мрака неожиданно выскакивали покосившиеся кресты, могилы, памятники и прочая обыденная атрибутика столь сомнительного места для прогулок. Впрочем, это не мешало им обходить вовремя надгробия чиновников, учителей, водителей, школьников, певцов... И даже, когда места захоронения участились и стали превращаться в некий запутанный лабиринт, они шли уверенно, не сбавляя темпа.
Петр Сергеевич осторожно посмотрел через плечо и тяжело выдохнул. Облачко пара тут же появилось и исчезло. Его беспокоило затянувшееся молчание Оли.
— Муж. Я вам о нем кажется уже рассказывала. — заметив взгляд мужчины, тихо и неуверенно произнесла она.
— Ах да, да…припоминаю, в автобусе еще... но понимаете, вся сложность заключается в том, что вы не правы. Увы, но это так и кажете сами понимаете. — тут он остановился посреди развилки между могил и повернулся к ней.
— Но…но… понимаете мы планировали детей… он говорил, что меня любит…что я… а он… мне надо вернуться…
— А разве любящие мужья избивают до полусмерти своих жен и после гуляют с любовницами без угрызения совести? И разве жены уходят от отличных мужей? Вы это сделали только по своему. — Его слова попадали точно в цель, девушка закусила губу и потупила глаза. — Он с первого дня отношений вам изменял. А в этом я почти уверен. И думаю, вы догадывались, но не хотели в это верить... Все эти задержки после работы...мгм...не верите... но знайте, вы для него были лишь удобным мусором, что готовит и убирает, а также покорно дает себя поколачивать и всё прощает-с. И спрашивается накой только черт вам вернуться надо?!
—Да, что вы… Вы лжёте. Это не так. Все совсем не так было…— Оля снова плакала, она пыталась сдержать нахлынувшие слезы, но только получалось размазывать их по лицу рукой. — Я ничего не знала и не догадывалась! Совершенно… да что вы можете только знать?! — отчаянно прокричала в лицо она.
— Ооо, дорогая моя, я многое знаю и понимаю, в отличие от вас-с.
Петр Сергеевич продолжил путь и свернул налево по развилке, где кладбище начало редеть и все больше можно было увидеть пустых участков, что ждали, когда же их украсит надгробная плита. Луна исчезла за деревьями, оставив двоих людей в еще большем мраке.
— И детей у вас нет… а почему? Хотя, можете не отвечать. Может кто из родственников вас любил тогда? — через время опять задал вопрос он, переступая через давно покосившейся заборы, что ставили обычно вокруг надгробия. Петр Сергеевич и так все знал, но ему было важно открыть глаза ей на свою жизнь.
— Я сирота. Мама алкоголичка сразу бросила после рождения. А отец неизвестен… — грустно изрекла Оля.
—Мгм, так понятно… А друзья? Няньки там…воспитатели, кто там вас воспитывал в детском то доме? Извиняюсь не сведущ в таких вопросах. Друзья? Наверное, были и лучшие-с.
— Воспитателям как оказалось было совсем не до нас. Их интересовали деньги, деньги, деньги… А друзья… Кто-то предавал, кто-то использовал, никто из них не задерживался около меня надолго. Быть толстой это ещё полбеды. А некрасивой!… Поэтому у меня и не было друзей,… — голос по мере рассказа становился все тише и тише, пока совсем не превратился в еле различимый шёпот.
Мужчина на слове «некрасивой» лишь мельком глянул на неё, подумав, что черты лица девушки были отнюдь не очаровательными, но что-то детское и наивное можно было уловить в её взгляде, улыбке. На первый взгляд его собеседнице было лет двадцать пять.
— Ну, я не скажу…мгм… что проблема во внешности. Вы довольно милы. Да и люди не дружат, потому что лицо красивое, их связывают общие интересы и черты характера. Возможно, вам попадались, не совсем хорошие люди. Сожалею. Я считаю, что лучше познать хоть раз в жизни чудеса настоящей дружбы, чем стать богатым и успешным, но несчастным человеком. Дружба делает жизнь яркой и наполненной, не прекрасно ли поделиться хоть с кем-то о том что сегодня увидел или услышал?...
На это философское заключение девушка ничего не ответила. Они снова шли молча, петляя среди могил. Звёзды стали тускнеть, добавляя на некоторое время в окружающий мир маленькую толику темноты. Но ненадолго. На востоке уже начинало светлеть, приближался рассвет.
— Мне бы очень хотелось остаться…пожалуйста, мне надо… очень…мои цветы…
— Я правда ничем не могу вам помочь и не хочу. Вы достаточно настрадались, отпустите эту жизнь и этот мир. Может там… — мужчина указал на вверх. — вам будет лучше. А цветы…я думаю о них все-таки кто-нибудь побеспокоиться, не переживайте, вы дали им все лучшее. Я право сожалею. Нужен минимум один близкий или любивший при жизни человек и, чтобы после вашего ухода он вспоминал вас, а забота о могиле не была бы ему в тягость. На этом свете вы были никому не нужны, а так... хотя бы там вы точно будете нужны, поверьте мне болтуну старому,... — Мужчина ободряюще улыбнулся, смотря в печальное лицо девчушки. — Иначе вы исчезните, такая правда, увы…
Только сейчас в рассветных лучах солнца невооруженным взглядом можно было заметить прозрачность силуэта спутницы. Через нее проходили лучи восходящего солнца, делая ее облик на несколько мгновений прекраснее. Словно святая дева предстала перед человеком в пальто и теперь излучала божественный свет. Платье мерно колыхалось вместе с распущенными волосами девушки, а зеленые заплаканные глаза святились безмерной болью и грустью. Не каждый день осознаешь, что был не нужен никому в своей жизни. Казалось, что осознание своей ненужности в той прошлой своей жизни и безысходности положения навалились тяжёлым грузом на воздушный силуэт девушки, изменяя его форму и черты лица.
Заблудшие души всегда такие: думают, что при жизни были нужны и их любили, а на деле всё бывает с точностью, наоборот.
Сердце мужчины разрывалось от понимания, что неизвестный ему человек при жизни встретился как призрак, осознавший всю никчемность своего прошлого бытия на этой земле и, теперь просит помощи. А ведь уже ничего не изменить. Совсем ничего.
С приходом утра исчезла дымка, опустившаяся ночью на кладбище. Теперь кресты, памятники и надгробия отсвечивались в золотом свете зарождающегося дня. Образ девушки стал постепенно истончаться, исчезать, становясь все прозрачнее и прозрачнее. Но даже эти изменения не могли скрыть эмоции, бурей сменяющиеся в зеленых глазах и, в самый последний момент, она вдруг улыбнулась и внимательно посмотрела на мужчину.
— Спасибо…что дали понять… — прошелестел над ухом мужчины голос и девушка исчезла. Он постоял какое-то время, смотря туда, где стояла его бывшая спутница, а после повернулся и начал убирать сухие стебли травы и прочий мусор с могилы, думая о чем-то своем. Из пакета, что он нес все это время, вынул чуток потрепанные цветы. Петр Сергеевич купил их сегодня, может для себя, а может и чувствовал с кем его сведет судьба. Было как-то по-особенному тоскливо на душе у него. А эта улыбка…
— Ну-с, теперь тут чисто… Я буду тебя навещать, обязательно-с… Я вас вернул домой… Да, домой.
Солнце окончательно показалось над деревьями. Силуэт мужчины мелькал среди могил, и было видно, что он направляется к маленькому домику – своей сторожке.
На могильной плите, где не было портрета, а из надписей можно было едва рассмотреть месяц – май и год смерти, лежали два алых мака, первые и последние цветы на этом забытом надгробии.
