Ну и смена выдалась нынче ночью! Я-то в тайне надеялся отдохнуть, попить чайку, полежать в конце концов.... А тут...! Уже к утру, как говорят спортивные комментаторы: « на последних секундах добавленного времени», я закончил-таки возиться с упрямой линией, быстро переоделся и поспешил к проходной.
В автобусе народу было немного — перерыв между утренними часами пик, когда работяги уже начали трудовую деятельность, а хлопотливые, беспокойные бабки ещё не направились в город в надежде найти что-нибудь со скидкой, но в принципе даже не за этим, а лишь бы чем-нибудь занять время одинокой старости.
В окна автобуса светило ещё тёплое осеннее солнце, и под его лучами оттаивали успевшие за ночь подёрнуться ледком лужи. Разморило и меня. Испугавшись проехать свою остановку, я полусонный выскочил раньше. Пришлось идти через «Ласточкино гнездо» - это квартал элитного жилья, построенный во времена мэра по фамилии Ласточкин.
Проходя через двор, сплошь уставленный иномарками, я увидел старушку, кормящую голубей. Ну вы же знаете: в каждом дворе есть такая чудаковатая старушка в берете и плаще довоенного времени. Она доставала из пакета хлебные крошки и сыпала их голубям с таким скорбным видом, как будто бедным птичкам оставалось жить два понедельника.
Я было прошёл мимо, но тут заметил в голубиной толпе какую-то дворнягу. И всё бы ничего, да моё внимание привлёк синий бантик между ушей собаки и её красный атласный поводок! Правда, бантик был изрядно запачкан, а поводок даже не выказывал никакой цветовой гаммы, но я узнал его! Хотя и сама собачонка больше напоминала комок, скрученный из половых тряпок. Вся выпачканная в засохшей грязи на сосульках шерсти, она всё же была той самой слепой псиной, брошенной хозяевами-предателями возле универсама.
Нюхом чуя хлеб, она тоже пыталась подобрать хоть что-то, но, пока она краем глаз пыталась рассмотреть упавшие крошки, наглые голуби успевали из под носа утащить угощение. Затем старушка развернула из газеты какою-то залежавшуюся дешёвую котлету и стала из рук кормить собачку. Голуби перешли в атаку. Они налетали и пытались завладеть вожделенной котлетой.
Вдруг среди пустого двора раздался детский крик в замкнутом каменном пространстве показавшийся особенно громким: «Динка»! Стая голубей взмыла вверх. Я огляделся. Наискось двора бежала толстущая девчушка лет пяти-шести. В наспех накинутой курточке, больших не по размеру резиновых сапогах и вязаной шапке, надетой задом наперёд. Раскачиваясь и неуклюже переваливаясь через лужи, он повторяла как завороженная: «Динка, Динка»... и ревела басом на весь двор! Сзади с недовольным видом вышагивала барышня лет тридцати, по-видимому её мамаша.
Подбежав ближе, ребёнок, не задумываясь схватила собаку поперёк туловища на руки. Динка, по-видимому также, узнав своих, залилась громким визгливым лаем. Подошла и мамаша. Она начала выговаривать дочке, что та, мол, сама теперь будет гулять с собакой, мыть её и убирать за ней, но та её не слушала. Развернувшись, девчушка решительно направилась обратно, едва не наступая на поводок, на ходу вытирая слёзы и оставляя на своих мордасах грязные разводы. Даже Динка затихла. Видимо почувствовала рядом с собой Сердце Друга. Такого маленького человечка... такое Огромное Сердце....
