тишине, чтобы вновь вернуться однажды.
тишина
Пульс (30мин. 24сек.)
Раннее утро или поздний вечер. Сверчки и точки звезд.
Гладкая зеркальная поверхность озера приятно дрожит от напряжения в предвкушении чего-то невероятно важного и существенного. Это все равно, что внутри все приятно замирает и покрывается хрупкой коркой, отчего волнительно сделать хотя бы малейший жест, даже вдох. И хочется, чтобы эта дрожь ожидания продолжалась, нарушаемая лишь стрекотом сверчков. Хочется, чтобы водная гладь озера оставалась идеально безмятежной, в которой отражается канун наступающих дня или ночи со всеми их сияющими точками звезд, которые, кажется, испытывают то же самое волнительное предвкушение. Хочется, чтобы время остановилось.
И время действительно замедляется, и представляется возможность рассмотреть его близко так, как никогда не было и не будет. Из самой толщи воздуха над прохладным озером пробиваются колкие для глаз, но ласкающие своим царапанием искорки света. Мимолетные, на тысячные доли секунды каждая, то тут, то там, но не покидая незримых озерных границ, будто сама вода искрит, выбрасывая яркие зерна вверх над собой, что гаснут, проживая всего лишь неуловимое для глаза, но крайне ощутимое для уха мгновение, они будто пробираются в самую сердцевину сознания. Сперва тусклые, но с каждым новым мгновеньем становящиеся все ярче и ярче, прожигая пространство и представляя всю свою силу. Воздух над озером заполняется искрами за считанные секунды. И каждую искру можно услышать отдельно, услышать всю ее мимолетную жизнь от рождения до смерти.
И это нескончаемое множество искр захватывает все внимание, и практически невозможно вычислить тот момент, когда озеро начинает гипнотически пульсировать, приводя в плавное ритмичное движение ту хрупкую корку, что сковывает все нутро. Приятная дрожь то нарастает, то отдаляется, расширяя и сужая сознание, и этот эффект прекрасен в своем воздействии, ограничивая возможность выразить его словами. Кажется, что реальность позволяет в эти мгновения принять в сознание всю ее без остатка, чтобы потом выпустить, и снова вобрать в себя. Это возможность стать космосом, слиться с безразмерной Вселенной, впитать в себя каждую звезду, впитать в себя существующее Бытие. Это возможность стать самим Богом вне Времени, родившим целое мироздание, это возможность забрать его обратно, это возможность сжать его в собственной голове.
И дальше мягкий ударный ритм, порожденный гипнотической пульсацией. Будто бубен шамана, пребывающего в трансе, ритм уводит все природное естество куда-то далеко за пределы всех природных ограничений. Нет, не в состояние сна или дурмана. Скорее в состояние Истины. В самое начало Времени, в точку, откуда начинается познание всего сущего, которое только может быть за пределами воображения. В точку, из которой сформировалось само Время. И в эти мгновения Истина доступна для примитивного общения, для примитивного созерцания, и больше нет никаких всевышних преград, и Вселенная помещается на ладони.
Искры же света растягиваются на безумно огромные расстояния, превращаясь в линии и образуя целые узоры смешения множества фигур и объемных тел. Будто в недрах озера целые залежи их, будто Вселенная скрыла в толщах безмятежной воды то, что доступно лишь индивидуально, и сейчас наступил тот самый момент Познания и Откровений. И больше нет ничего, что могло бы открыть гладкую зеркальную поверхность, в которой отражается небо и сияние звезд, и только магический ритм и гипнотическая пульсация как две части одного ключа к безграничным богатствам, по сравнению с которыми блеск золота гаснет навсегда.
Наконец, струны, которых просто не может не быть в осмыслении образов, передаваемых линиями света. И озеро подобно какому-то буддистскому храму, наполненному ароматами благовоний. Дрожат и звенят струны – дрожат и звенят линии света. Рисуют они на гладком зеркале воды озера причудливые иероглифы, узнаваемые так же индивидуально, так, чтобы каждый смог бы разобрать их смысл отдельно от остальных. И высшая сила заключена в письменах, и голос струн диктует тексты на слух, и сложные узоры из нитей света обретают должное значение.
И будто это самое время Великого Созидания. Будто нет в целом Бытие ни одной преграды, которая могла бы помешать творить, пользуясь теми знаниями, что скрывались прежде в глубине озерной воды, что скрывались вод под темным, но ясным небом с мириадами точек звезд. Все совпало, соединилось в единое целое в одном месте в одно мгновенье. Это похоже на некий сложившийся портал, на переход из одного состояния в другое, от вполне объяснимого к непостижимому и загадочному, от которого все ключи уже в руках.
Подумать только: все было так близко, и всего лишь требовалось услышать. И прежняя жизнь проносится перед глазами в одну долю секунды, стираясь из воспоминаний. Как будто информация, удаляемая с жесткого диска при форматировании, готовая к замене новыми данными. Ведь как прежде уже не будет. Невероятные знания в озере меняют все, открывают дорогу в Вечность, неподвластную ни одной Вселенной, удерживаемой на ладони. Тихое неподвижное озеро под темным небом с точками звезд надежный проводник в новое Бытие.
И больше никому не известно о нем и о его силе, о тех знаниях, что скрыты в нем для остальных, и никому более неведомы его координаты – ни место ни время – отправляющие в далекое от прежнего привычного мира путешествие. Туда, откуда не захочется возвращаться обратно, если даже такое возможно. И тем притягательнее эта огромная мистическая сила, тем ценнее знания, заключенные в бесчисленном множестве сияющих символах на неподвижной глади воды.
Но постепенно стихает пульс, возвращается обратно в тишину, оставляя вместо себя вновь приятную дрожь, пронзаемую звенящими струнами. Но и они тускнеют, сворачиваются в глухое биение до того, как не сливаются с полным ниоткуда. Тают иероглифы на воде, тают причудливые узоры из линий света, превращаясь в прежние царапающие густой прохладный воздух искры. Замирает мягкий ударный ритм, возвращая из небытия прежней знакомой реальности стрекот кузнечиков. Вновь прячет озеро свои тайны где-то в толще воды, отнимая полученные знания до новой с ним встречи. Лишь сияние звезд напоминает о чем-то, что было таким удивительным и фантастическим, с чем хотелось бы познакомиться еще раз. И это обязательно случится, и случится скоро, до того, как совсем исчезнет в памяти. Надо лишь дождаться определенного момента. И неважно, когда он наступит: ранним утром или поздним вечером.
Остаются сверчки, но и они постепенно стихают, и остается только ровное негромкое дыхание.
Я знаю…
тишина
Красный лабиринт (35мин. 14сек.)
Он огромен. Невероятных, поистине фантастических размеров, простирается он в длину, ширину, высоту, кажется, до самой бесконечности. Даже рассудок не в силах представить себе его подлинные габариты. Неудивительно, что его невозможно найти в ограниченном физическими законами Бытие. Не тишину, но тяжелый низкий гул разливает он повсюду, от которого никуда не скрыться, какое бы расстояние не преодолеть. Кажется, Красный лабиринт и есть мироздание. Тот, кто построил ЭТО, должен был быть самым настоящим всемогущим безумцем, который, возможно, страшится своего творения.
Деревянные, с железными скобами, ворота скрипят, открываясь, тяжелые каблуки громыхают при каждом шаге о каменный пол, внутри которого таится таинственный красный свет. Он же пробивается изнутри массивных каменных плит, из которых сложены стены и потолок. И голос тусклого красного сияния приятно давит в ушах, приятно давит прямо на мозг, обволакивая его со всех сторон, будто поместив его внутрь себя. Но это даже не голос, скорее, дыхание, наполняющее нутро всего этого места. Чуть слышно гудит оно, заменяя собой тишину, воздух, тепло и холод. Где-то на отдалении то и дело слышатся странные звуки, эхом разносящиеся по бесчисленным и пустым коридорам и лестницам. То отголоски тех, кто некогда обитал здесь, кто сохранил свою сущность внутри красного сияния. Жалкие пятна остались от них, не нашедшие должного места в Красном лабиринте.
Совершенно разные сущности населяли его. Населяли и развивались. В красном сиянии отчетливо слышна классическая музыка, отрывки симфоний, сонат, целых оркестров то и дело сменяют друг друга. Но не только классику помнят стены Красного лабиринта, и тяжелые электрогитары приходят на смену ей, а за ними мелькают уж совсем неестественные по природе своей звуковые инструменты.
Но помнит Красный лабиринт и боевые марши. И через мешанину мелодий проносятся барабанные дроби. Помнит Красный лабиринт своих героев, гордится их боевой славой, есть ему что вспомнить, что рассказать о них. Сколько раз коридоры его наполнялись сражениями, сколько раз стены его были залиты кровью. Ради барабанной дроби маршей, ради побед, ради увековеченных полководцев и бесславно павших в боях воинов, ради слез отцов и матерей, ради запахов дыма и гари. Наконец, ради красного сияния изнутри несокрушимых стен. И когда не играла музыка мира, били барабаны войны. И друзья тотчас становились врагами, и проливали кровь друг друга. И только совершенствовали орудия истребления. И по окончании безумства битвы вместе шли праздновать победу и поминать убитых. И в том заключен смысл Красного лабиринта, и так было всегда с самого начала его существования.
Но не стоит думать, что Красный лабиринт ужасен, что подобен он жестокому монстру, жаждущему крови, и что жив он пока только потому, что напитался ею сполна, и будет жить еще долго. Это всего лишь творение, безмолвное и безвольное, но, надо признать, величественное. И в грандиозности и неповторимости его смысл. И бесчисленное множество раз его воспевали, пытались запечатлеть и отобразить навечно на холстах самыми яркими красками, описывали на страницах многотомных книг. Были те, кто ненавидел Красный лабиринт всей душой и каждой клеточкой своего естества. Были и те, кто любил его столь же страстно и преданно, кто клялся защищать Красный лабиринт во что бы то ни стало от всего сердца. И если прислушаться сейчас, то можно со всей ясностью расслышать торжество в голосе красного сияния, льющегося из холодных стен.
Однако, Красному лабиринту все равно. Не чувствует он ни торжества, ни горести. Лобзали бы его облака и звезды, ласкали бы лучи солнца, омывали бы дожди или накрывали снежные шапки, не чувствует он прикосновений. Будто безвозвратно уходили бы они в пустоту. И все такой же низкий мертвый гул окружает его громадину.
Окружен Красный лабиринт бездонной тьмой и туманом, страхом неизвестности и тайнами. За бесконечностью лет лишь единицам удалось войти в него извне, как будто это ОН позволил гостям оказаться внутри. Как будто знал, что однажды бездонная тьма и неизвестность наполнят его, чтобы не осталось никого из его привычных обитателей. И тьма вошла, и поглотила все живое, сделала частью самой себя. Но даже будучи заполненным тьмой и туманом, Красный лабиринт остается самим собой, и тело его все еще не подвластно им. Тьма и туман царят в бесконечности коридоров, не в силах
