СЕМЕЙНЫЕ ИСТОРИИ (из серии "СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ")

устроилась.

Так что первые четыре года Олесины бедные родители жили практически в нищете, потому что ее мама почти сразу же ушла в декрет, а большая часть зарплаты ее отца уходила бабушке “за жилье”. При этом сама бабушка и ее муж, который тоже весьма и весьма неплохо зарабатывал, вовсе не бедствовали. Эля у них была одета с иголочки и ни в чем не знала отказа. Но им даже и в голову не приходило не только хоть чем-нибудь помочь молодой семье, - а хотя бы перестать беспардонно забирать у них последнее.

Олесин отец все эти первые четыре года не вылезал из командировок. Он был тогда дальнобойщиком и зарабатывал квартиру, которую ему на его предприятии обещали дать. Через четыре года он ее действительно получил, и Олесины родители смогли, наконец-то, переехать в свое жилье. И ее мама очень часто и подробно рассказывала о том, как сильно и долго она была после этого обижена на бабушку, сколотившую, без сомнения, целое состояние на ее деньгах. Наверное, она так никогда и не смогла простить ей этого до конца.

Ведь, как я уже упоминала, полбеды, что она ничем не помогла молодой семье!.. В конце концов, они знали, на что шли, решившись пожениться и завести ребенка так рано. Но она могла бы хотя бы не отбирать последнее у собственной дочери и внучки!..

Ну, да Бог ей судья!..

Олесина семья всегда жила очень замкнуто. Ее родители практически ни с кем не общались. Поэтому она даже и не представляла, как все это происходит в других семьях, и заслуживает ли на самом деле бабушка Аля осуждения и порицания за такое, по меньшей мере, странное, на Олесин неискушенный взгляд, поведение. В своих радужных розовых иллюзиях она представляла все это несколько иначе. Ей казалось, что родители и дети всегда должны быть заодно; они должны помогать друг другу, - независимо от того, кто из них нуждается сейчас в этой помощи, - и вообще быть одной большой сплоченной дружной семьей.

Но, как я уже упоминала, это были всего лишь ее наивные иллюзии. Она тогда еще совершенно не знала жизни.

Нет, теоретически Олеся, конечно же, допускала такую вероятность, что, возможно, в других семьях все происходит точно так же, и родители тоже берут со своих детей плату за проживание. Может быть, это даже является нормой для многих семей, и в этом совершенно нет ничего особенно страшного. Но тогда, в детстве, Олеся была просто преисполнена жалостью по отношению к своей собственной горячо любимой и глубоко несчастной мамочке, с которой ее собственная мама обходилась так бесподобно жестоко, - на Олесин наивный взгляд. Вдобавок ко всему этому, что ни говори, - а Олеся была удачным продуктом маминого воспитания. Поэтому она всегда думала ее мыслями и терзалась ее страданиями.

Так что можно, наверное, прямо сказать, что Олеся просто с молоком матери впитала в себя осознание того, насколько подлой, бесчеловечной и непорядочной была ее бабушка Аля, которая так жутко поступала в свое время с собственной дочерью.

Признаться честно, само по себе осуждение бабушки Али тоже всегда было для Олеси привычной нормой. Ее мама частенько рассказывала ей о своем собственном несчастном и лишенном любви детстве, о бабушкиной черствости и эгоизме, и даже и не пыталась что-то смягчить или приукрасить в глазах дочери. С легкой подачи мамы, в их семье бабушку вообще принято было вечно порицать и считать не слишком хорошей. И, само собой разумеется, не любить. Все бабушкины поступки извечно приводились в качестве плохого примера, которому ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах нельзя подражать. И Олеся за много лет безоговорочно усвоила это и привыкла думать, что поступать так, как бабушка, просто немыслимо.

Тем страшнее и болезненнее оказался для нее очередной удар, который приготовила для нее жестокая и причудливая судьба...