Строки

внезапно появившейся  радости, поднявшей его настроение.
 - Недаром все это, - решил сапожник, - знамение, истинное знамение. Она должна стать моей, - решил он. Но при первой встрече за ужином вновь оробел.                                                            6


Проклятый страх вошел в сердце и не дал сапожнику никаких шансов испытать себя.
  - Даст Бог, в следующий раз, - провожая Веру, успокаивал себя Вадим.
  - У него не все впорядке в мозгах, или он прекрасно воспитан, - держа в руках сверток с обувью, по дороге домой думала посудомойка, - скорее всего не все впорядке с мозгами, или с чем-нибудь другим.
  Через две недели Вера, положив в авоську все детские туфли и сандалии, вновь появилась в мастерской. Увидев ее, сапожник вскочил с места и бросился к ней. Хорошо, что в это время там никого не было. Он вырвал из ее рук сетку и вытряхнул содержимое на пол.
   Затем он притянул стан женщины  и поцеловал Веру. Та не отпрянула, ей стало интересно, что же будет дальше? А сапожник  неистово покрывал лицо и шею Веры горячими поцелуями.
Сапожник чувствовал, как до сих пор не подававшая признаков жизни плоть, вдруг наполнилась кровью, и по всей мужской сути запылала страсть. Казалось еще мгновение и от жара тела вспыхнет одежда.
  - Хочу тебя, милая, - запинаясь, шептали губы, - ты, ты, единственная и неповторимая.   Вера нежно отодвинула сапожника:
  - Я приду к тебе вечером.
  - Почему вечером, я сейчас закрою мастерскую и пойдем сейчас.
  - Сейчас не  могу, сказано вечером, значит вечером, - она кокетливо улыбнулась и исчезла.
   - Ух, - только и произнес Вадим и посмотрел на место брюк, скрывавшее, виновника его позора и сегодняшней радости.
  - Смотри у меня, сегодня хоть не подведи, - шутливо погрозив ему пальцем, рассмеялся сапожник. Вечером состоялась встреча, как и в прошлый раз, был ужин, а затем к великому счастью Вадима, случилось сближение, настолько сладострастное, что сапожник, после стольких лет одиночества, чуть было не лишился рассудка. Женское тело трепетало в сильных руках сапожника, вновь и вновь освобождая мужское нутро. Время приближалось к полуночи и Вера, так же как и Вадим, измотанная плотской близостью, засобиралась домой.
                                                                      7

  - Останься, любовь моя, - уговаривал мужчина.
  - Разве ты забыл, у меня муж и дети, - нежно целуя сапожника, ворковала счастливая Вера, - ему может быть тоже хочется.
  - Я убью его, - хватая голую женщину за ее великолепный зад, шутливо кричал сапожник.  Проводив Веру, он залпом осушил стакан водки и заснул глубоким сном.
Вера вернулась домой, когда все мирно спали, дети, со скрипом сделав домашние задания, долго шалили, мешая отцу сосредоточиться над романом.
Он сидел над писаниной, не обращая особого внимания на развеселившихся детей. Ему было не до них. Как ни старался он написать хоть несколько строк, у него ничего не получалось. Все потому, что только сегодня в редакцию приходила невероятной красоты девушка.
  По каким делам она приходила, писателя не волновало. Его разволновали ее ножки, едва прикрытые куском шелка, кажется красного цвета. А также большого размера грудь и карие глаза.
Писатель был ловеласом и бабником, если сложить все облапанные им женские задницы и груди, а так же присовокупить к ним количество перецелованных им губ, то напиши он такое количество строк, ему смело можно было присуждать Нобелевскую премию в области литературы и искусства.
  Сходился он с представительницами прекрасного пола легко и непринужденно. Природа не поскупилась на его фигуру и рост. Физиономию  тоже нельзя было отнести к дурным лицам. А уж язык, вот уж чем Создатель не обидел его, так это умению говорить.
  Незаметно приближаясь к очередной жертве, писатель, словно удав, завораживал ее невинным, одухотворенным взглядом, одновременно кончиком языка, проводил по мочке уха, и если не получал за это пощечину, то вечером, в давно снятой квартире на окраине города, получал от жертвы все, что желала его ненасытная натура.
  Писатель не был маньяком, он был коллекционером. Если непонятные миру люди, собирающие марки, этикетки, пачки от сигарет, и даже подержанные домашние тапочки, не вызывали у общества особого интереса, то коллекционер женщин у некоторых вызывал отвращение, но у большинства населения вызывал все же зависть, зависть черную, удушающую.
                                                                     8

   Какую же ненависть вызывал он у собственной жены, когда она, через десятых лиц, узнавала о его очередном любовном похождении. Вера ни разу не подала виду, что она в курсе его интрижек. Получив сведения о муже, она не закатывала скандалы, не пыталась вывести его на чистую воду, наоборот, нежнее, чем обычно, встречала, готовила прекрасный ужин, а бывало на последние деньги, покупала  ему вино.
   Но в сердце своем страстно ненавидела, и если бы не уголовный кодекс, с великой радостью удавила бы его шнуром от электрического утюга. Дождавшись когда муж-любодей, после прихода домой отужинает и уляжется спать, Вера, допив остаток вина, садилась у окна и начинала жалеть себя. Нет, она не плакала, не рвала на себе волосы, она мечтала, мечтала яростно и кровожадно.
  Она представляла, как со шнуром в руках подходит сзади к мужу, увлеченно смотрящему ненавистный ею футбол или хоккей, накидывает на его толстую шею удавку, и что есть, силы стягивает ее. Она ясно представляет, как на его шее вздуваются вены, из глотки вылетают обрывки хрипа. Затем обмякшее безжизненное тело медленно сползает со стула, и раздается детский визг. О, этот визг двоих ее сладких детишек.
  Если бы не он, Вера давно уже совершила задуманное, приходящее в страшных, но мучительно сладких грезах. Дети, ее милые дети, разве они знали о похождениях своего отца, да и если бы знали, разве это заставило бы их разлюбить такого хорошего папу? Конечно же, нет, они любили его сильно. Это тоже, одно из обстоятельств, которое позволяло писателю жить.
  Насладившись выдуманными сценами мести, Вера, мысленно плюнув мужу в глаза, спокойно ложилась спать. Сказать, что писатель не заподозрил неладное в поведение жены, было бы неправдой. Он прекрасно почувствовал, что у Верки появился кто-то, но будучи человеком хоть и ревнивым, но объективным, рассудил так:
  - Стоит мне приоткрыть мой морально нечистый рот, женушка припомнит мне все мои прегрешения, и не дай Бог уйдет к этому мерзавцу. Что я буду делать?
Тогда по истечении определенного срока, полное одиночество, подагра, аденома и что всего хуже полная импотенция. Кому я, старая развалина буду нужен? Так, что с Веркой нужно быть осторожным, ничего не знаю и знать не хочу.
                                                                        9


  - Даже если какая сволочь придет и скажет мне, что моя жена изменяет мне, я его, собаку, ногами отметелю, пусть за своей ненаглядной следит, а за моей любимой Верочкой, следить не надо, ибо она единственная и неповторимая.
  С такими мыслями знаменитый уже писатель прожил со своей женой до глубокой старости. И лишь однажды, возвращаясь с прогулки, он нежно наклонился к ушку своей седой и морщинистой супруги и, указывая взглядом на сапожную мастерскую, хозяин которого год назад почил в бозе, сказал:
  - Одни строки я не дописал в своем жизненном романе.
  - Какие строки, милый? - спросила старушка.
  - Об этом знаю я, и знал когда-то сапожник, - молвил старик. У Веры навернулись слезы.