КАЛИГУЛА (из серии "СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ")

было сказано, что, если на экране просто крупным планом мужские и женские тела, - обнаженные, но без гениталий крупным планом, а также если половой акт только угадывается, а не показан во всех интимных подробностях, - то это - эротика. Если же гениталии, - особенно, мужские, - во весь экран, да и все остальное показывается открыто, - то это уже порнография. В фильме “Калигула” подобных откровенных сцен было слишком много, чтобы он мог с чистой совестью считаться всего лишь эротическим. Опять же, - сцены, так сказать, отправления естественных надобностей друг на друга, - тоже, признаться, весьма на любителя и не совсем попадают под определение “эротики”...

В шестнадцать лет Олесю, разумеется, очень привлекало все то, что происходит между мужчиной и женщиной. Естественный интерес созревшего для любви подростка. Но, то ли она все-таки была еще слишком мала для подобного чересчур откровенного контекста, то ли он просто действительно был чрезмерен для восприятия, но у нее этот фильм не вызвал ничего, кроме отвращения.

Особенно отложилась в памяти одна довольно долгая сцена, - множество мужских половых органов во весь экран…

Вспоминая все это, Олеся даже ни на миг не усомнилась в том, что Лидии Георгиевне это просто не сможет понравиться. Зато реально была очень большая вероятность того, что, после просмотра подобных откровенных сцен, ее увезут на скорой с сердечный приступом…

Как можно более деликатно, старательно подбирая слова, Олеся попыталась объяснить все это Лидии Георгиевне. Та поохала вслух, но, похоже, по привычке пропустила мимо ушей все, что говорила невестка. Потому что снова заявила:

- А говорят, хороший фильм! Надо мне его посмотреть!

Ну, тут Олеся уже просто пожала плечами. Это была какая-то игра в одни ворота. Свекровь не слышала ее. Демонстративно. Принципиально. Она была, по обыкновению, на своей волне.

Вроде бы, эту тему можно было считать исчерпанной. Но свекровь чувствовала в себе желание продолжить беседу. И она принялась рассуждать вслух с весьма умным видом:

- Я вот вообще не понимаю, зачем было снимать фильм о Калигуле? Ведь он же, как исторический персонаж, ничем не отличился! Единственное, чем он прославился, - это своей… ммм… ммм… ммм… - Лидия Георгиевна запнулась, очевидно, просто не в силах вслух произнести слово, которое пришло ей в голову. Ни с первой, ни со второй, ни даже с третьей попытки. Ужасное вульгарное почти нецензурное слово застревало в горле и никак не шло на язык.

А потом произошло нечто такое, о чем Олеся со смехом вспоминала даже спустя десятилетия. Лидия Георгиевна воровато оглянулась по сторонам, словно пытаясь убедиться в том, что ее ненормативная лексика никем не будет услышана, наклонилась к Олесе поближе и умильным сюсюкающим тоном с доверительными интонациями почти прошептала, словно открывая невестке страшный секрет:

- Своей… ммм… ммм… сиксюальнистью!..

Олеся выпала в осадок. Вот прямо так, - как стояла - так и выпала. Прости ее, Господи Боже, такую грешную и нечестивую, но это с неимоверным усилием произнесенное свекровью такое страшное, - очевидно, для порядочного образованного интеллигентного человека, - слово просто разом - и навсегда - отбило у Олеси какое бы то ни было желание вести умные разговоры с многоуважаемой Лидией Георгиевной.

В тот день Олеся просто выдернула утюг из розетки и молча ушла с кухни. Возможно, она была неотесанной и необразованной деревенщиной, - и в этом заключалось главное горе ее дорогой свекрови, желавшей, разумеется, своему дорогому сыночку совсем другой жены, - но говорить - разумно, грамотно и членораздельно - она была способна. И даже умела внятно называть вещи своими именами, - чего нельзя было сказать о ее высококультурной свекрови.

Поэтому, когда в своей обвинительной речи по поводу того, что с Олеськой не о чем даже поговорить, уважаемая Лидия Георгиевна упомянула Калигулу, Олеся реально очень долго смеялась. Потому что как раз она-то могла поддержать подобный разговор, - и даже без труда. Но как можно, скажите, обсуждать сексуальность Калигулы с ханжой, не способной даже произнести без страха само это ужасное слово - “сексуальность”, - вот этого, уж простите, Олеся была понять просто не в силах. Мяться, жеманиться, сюсюкать и, типа, жутко смущаться, но при этом на ушко шептать то, что ты считаешь неприличным и, возможно, даже похабным, - нет уж, увольте!.. Избавьте от такого сомнительного удовольствия!..

Так что, да, поговорить бедной Лидии Георгиевне со своей непутной невесткой было вообще не о чем. Ведь они же с ней просто говорили на разных языках.

В силу разницы в уровне, разумеется. Вот только еще вопрос на засыпку, у кого он на самом деле был ниже?..