О первой правде

(*)
Понижение в правах – это, если подумать, не так и страшно. В конце концов, это лучшее, что я смогла получить при всех обстоятельствах собственной глупости.  Да, теперь я не могу голосовать, но я и раньше не голосовала. Не могу очень уж свободно перемещаться по миру, но я и раньше не очень путешествовала. Не могу давать службу, могу только на неё поступить…
С этим заминка, учитывая, что мои мечты, если дозволялось мне ещё мечтать, вели меня к возвращению в агентство. Да,  теперь всё было бы по-другому, и не было бы верной Габи рядом, и вообще ничего во мне прежнего бы не было, но всё же – это был бы мой  и только мой мирок.
Но нельзя. Понижение в правах. Зато не казнь. Да и служба найдена. Правда, у Рудольфуса де Рэ – местного мага, поджигателя войны,  потомка Жиль де Рэ, также двинувшегося на войне, но это временно, ведь так?
– Ничего нет более постоянного, чем хорошо замаскированное временное! – хихикнуло зеркало, отзываясь на мои мысли, и я с трудом удержалась от соблазна разбить его тотчас первым же заклинанием, нет, так нельзя – всё же я не у себя дома.
Да и дома у меня нет.
– Уже устроилась? – Ричард появился вовремя. В последние дни ему было явно лучше. он даже улыбался посвободнее.
– Можно убрать эту гадость? – я ткнула в зеркало.
– Сама ты гадость! – тотчас отреагировало зеркало. – Магрит – унылая ведьма! Тьфу на тебя! Три раза тьфу!
– Так вы уже подружились? – Ричард усмехнулся, но быстро посерьёзнел, – нет, Магрит, прости, не могу. Рудольфус в каждом кабинете развешал такие зеркала. Это идея его предка, так он следил за слугами, чтобы не воровали.
– Я не собиралась воровать!
– Да знаю, – успокоил Ричард, – но проблема в том, что и Рудольфус их не от воровства повесил. Он набирает нас для работы, а лучший способ контролировать работу – быть повсюду.  Да не расстраивайся, Магрит, моё зеркало вообще плюётся мелкими осколками каждый раз, как я захожу.
Я честно попыталась представить и потерпела позорную неудачу.
– Это как?
– А вот так,  – Ричард набрал побольше воздуха и выдохнул, – тьфу!
Красноречиво, ничего не скажешь.
– Ну ладно, я просто пытался разрядить обстановку, – признал Ричард, видимо угадав по моему взгляду всё то, что я думаю.
– Разрядить? – зря он это сказал, ой зря! – с чего желаешь начать? С того, что профессор Карлини, который помог мне выйти в магический мир и принял меня после того, как я провалилась, в свои стены, дал мне должность и совет, меня ненавидит?
А он ненавидит. Потому что Магрит, которой можно было поручить мерзкие дела, на которые не хватало совестливых сил пойти самому, провалилась. Более того – почти сознательно. Не захотела она, видите ли, становиться пособницей в убийстве Рудольфуса де Рэ, который снова хотел расколоть с трудом собранный в единство мир людей и магов на две разные общности.
Негодяйка!
Но это я так, хорохорюсь. А в душе хочу плакать. Потому что помню взгляд профессора Карлини, когда мне зачитали приговор о понижении в правах – злой взгляд, полный ненависти. Никогда он не обращал ко мне такого взгляда. Но он никогда и не говорил, что я буду в его руках оружием, которое можно швырять на дела разной степени низости!
И всё же, я подвела его. И себя подвела…опять.
– Старый жук просто возомнил себя богом, – Ричард подал голос, а ведь я почти про него забыла. – Ты правильно отреклась от него.
Ага…и в чью пользу? В пользу де Рэ? Я не хочу войны, я не он. Это ему комфортно в мире войны и беспокойно в состоянии покоя! Будь мы расколоты так, как он хочет сейчас, будь мы отделены – маги от людей, он всё равно бы что-то придумал. Он не может не воевать.
Но согласиться работать на него значило избежать более сурового наказания…
– Или ты хочешь поговорить о своей дочери, которая осталась на попечении мадам Франчески? – я бушевала, я не хотела успокаиваться.
Да и тут вина Ричарда была сильна. Виня его, я освобождала от вины себя. Это он, узнав, что его дочь не имеет магии, а была много лет под силами лжи своей же матери, отрёкся от неё. Это он, когда девочка осталась без матери, отправил её в Серый Дом – для неприкаянных и отвергнутых. Это он…
– Я служу у Рудольфуса для того, чтобы защитить её, – но Ричард простил себя, а это следовало понимать как то, что мои слова, как бы я не была в них жестока, для него больше ничего не значили. – У него есть артефакт, который поможет заменить ей память. У неё будет другая, людская жизнь. Она не будет помнить меня, но о ней позаботятся. Кажется, мы это обсуждали, Магрит!
Обсуждали, но если ты себя простил, я тебя за твою дочь не прощаю.
– К слову, – добавил Ричард уже спокойнее, – я связался с мадам Франческой, она доставит девочку сюда.
– Сюда? И кто за ней будет смотреть?
– Ну не ты, – Ричард криво улыбнулся, – и не я. Про меня она вообще не будет знать. Здесь за нею присмотрят.
Даже как-то обожгло от «не ты». Привязалась я, что ли? К его дочери? Интересно, потому что это – его дочь в первую очередь или потому что жалость свойственна ведьмам, хотя и стыдом остаётся?
Нет, неинтересно. В любом случае, ответ меня расстроит, так что лучше его и не знать вовсе.
– Успокоилась? – спросил Ричард. – Или перед грозой притихла?
А я и правда притихла. Как не притихнуть, когда аргументы кончились? Или всего лишь силы. Кажется всё таким масштабным и мрачным, кажется, что мир полон дождя, но послушаешь так Ричарда, и оказывается, что ты под зонтом стоишь один, а для всех солнце светит.
Карлини тебя ненавидит? Да так оно и надо ему! Девчонка непонятно с какой судьбой? Так отец её обо всём позаботится, и уже всё на сто шагов продумал! Успокойся, Магрит, успокойся!
– Тебе так легко живётся…– в эту минуту я могла возненавидеть Ричарда снова, но это была лишь минута, продиктованная завистью. Мне тоже хотелось быть такой лёгкой. Почему же это не удавалось?
– Я прикидываюсь, – отозвался он. – Почти всегда прикидываюсь. Но если рассуждать логически, то всегда есть какое-то решение. Может оно не слишком изящное, может быть даже очень не изящное, но оно есть.
Только вот Магрит эти решения не находит. Но это у нас, ведьм, общая черта. Мы крепче связаны с природой, а та стихийна. Маги же больше завязаны на самих умениях. Маг без базовых знаний и образования ничего не сможет сделать, потому маги, бывает, и умирают в раннем  детстве от несчастных случаев. Ведьмы другие. Ведьм бережёт природа. Самая глупая, необразованная ведьма может жить долго и здорово – природа направит её.
– Я за тебя рада, – а что ещё мне сказать? Да и потом, важно ведь как сказать! В моём тоне Ричард услышал сейчас насмешку.
– Лучше скажи, что тебе поручил Рудольфус? – Ричард не отреагировал на насмешку, зато демонстративно оглядел теперь уже мой кабинет.
Ну как кабинет…закуток. Стол, два стула, кресло шкаф, тумбочка и чёртово зеркало, которое, на счастье, замолчало. Тут же можно было и прилечь – кресло раскладывалось. Удобно? Не знаю, мне уже нигде не удобно, но везде я привыкну.
– Разбирать документы, – я кивнула в сторону кипы бумаг.
На самом деле, я не до конца сказала правду. Но тут Ричард сам виноват – он же не надеялся, что я выложу ему всё? на самом деле, я и впрямь разбирала бумаги, но только бумаги эти касались средневековых источников и содержали в себе размышления, протоколы допросов и свидетельства о совершённой магии. Рудольфус был краток:
– Я ищу следы проклятий, подвязанных на предметы, а это твоя специализация.
Всё было ясно! Я должна была среди древних текстов отыскать то, что могло бы оказаться в связи с проклятием или предметом. На самом деле, это было даже интересно – читать чужие письма, протоколы допросов, дневники…
Не знаю, откуда Рудольфус таскал эти архивы, но работы прибавлялось каждый день. Стоило разобрать одну пачку, так на тебе – приходишь утром, а у тебя точно такой же объём. Но пока интересно.
Не знаю, что я буду делать, когда мне перестанет быть интересно, до этого момента ещё нужно дожить.
– Хорошо, – одобрил Ричард, как будто бы это одобрение на что-то могло повлиять.
– А чем занимаешься ты?
– Встречи, консультации магов, – он тоже не желал открывать мне всю правду.
Мы опасались друг друга, мы стали осторожными. Это радовало – мы повзрослели, и это же огорчало – мы уже не прежние. Где-то там, за пологом прошедших лет, оставались наши тёплые, полные насмешек приятельские отношения.
Или дружеские. Но в любом случае – истлевшие, прежними нам не быть. Сейчас мы, кажется, можем сказать друг другу то, что таили, на что обижались, в чём друг друга винили, но мы молчим. Время слов – это время открытости, а мы научились выбирать слова, выбирать тон, прятаться.
– Если что-то понадобится…
– Да-да, конечно.
Я постараюсь сделать так, Ричард, чтобы мне от тебя ничего не понадобилось. Я не знаю, действительно не знаю, что мне делать и куда идти, кем быть, кем стать. Мы с тобой ровесники, у тебя есть дочь, и если ты не лжёшь, то и цель – дать ей новую память и новую судьбу. А я не знаю даже, что делать. Преподавать я больше не смогу – Карлини не пустит. Воевать на стороне де Рэ? Так я не на его стороне. Пойти против него? так Ковэн, который против, меня понизил в правах. Весело же он меня встретит! Начать вновь своё дело? я не могу, я ограничена в правах…
Но зато в моей жизни почти спокойные дни.  Я сижу, читаю бумаги, выписываю то, что кажется мне интересным, отношу к Рудольфусу, почти никогда его не застаю и оставляю бумаги в его кабинете, возвращаюсь к себе или гуляю, чтобы наутро снова сесть за бумаги.
Иногда компанию мне составляет Ричард. Подозреваю, что его иной раз нет, не то что в городе, но и в стране, но он заходит, если на месте, мы говорим, почти как в старые добрые времена, но ключевое слово тут «почти» – стена между нами никогда не рухнет до конца.
С другими соратниками Рудольфуса я почти не общаюсь. В своём официальном штабе он держит на постоянке лишь некоторых слабых магов и ведьм. А те за свою слабость платят преданностью и рьяностью такой страшной силы, что мне не по себе. Если и говорят, то о нём или о его предке – сподвижнике сожжённой ведьмы Жанны д`Арк. Или про саму Жанну. А мне всё это надоело, и я не хочу говорить про Жанну.
Иногда я гуляю с Каталиной. Дочь Ричарда действительно доставили в целости и сохранности, правда, никому не дано вернуть уже ей прежней радости, за короткую свою жизнь девчонка нахлебалась посильнее многих: она узнала, что  мать лгала ей и никакой магии в ней нет, есть лишь накачка силой; её мать утопилась, её отец оставил её…
Мне удалось перехватить слово с доставившей её Франческой.
– Карлини бесится, – сообщила ведьма, усмехнувшись, – даже я никогда не была в такой силе, чтобы настолько его взбесить.
Я боялась, что старая ведьма будет меня ругать, но в её глазах мелькало озорство. Я доверилась:
– Мне жаль. Он подставил меня, мадам Франческа. Но мне жаль…
– Не хлюздить! – сурово напомнила ведьма, – а то обращу тебя в носовой платок! Сделала-сделала, чего уж жалеть? Он хитрая скотина, но и мы кое-чего в хитрости смыслим.
Против воли я улыбнулась. Ко мне доверчиво жалась Каталина – дочь Ричарда, неприкаянная в мире магов, как и во всей жизни, я сама находилась в пониженном положении в штаб-квартире разжигателя войны, которую всерьёз не поддерживала, а всё равно –